Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней - Алексей Владимирович Сафронов Страница 14

наивное и исторически более раннее соображение древних людей, что мир не только многообразен, но и происходит от разных источников. А далее посмотрим, как эта посылка трансформировалась. Так или иначе, абстрактная идея Единого как основа монизма есть достижение нескольких тысяч лет европейской философской рефлексии. Мысль не могла начаться с этого, хотя, как уже было упомянуто, мы ведём историю европейской философии преимущественно именно с того момента, когда человеческая мысль объяла весь космос и заявила о единой первопричине всего. Была ли это вода, как у Фалеса, или огонь, как у Гераклита, или идея, как у Платона.

В религии идея дуализма или политеизма предшествовала монистическим (монотеистическим) взглядам. Язычество было в основном политеистическим. Именно с монотеизмом мы связываем появление мировых религий: иудаизма, христианства, ислама и др. Представляется весьма замечательным, что идея Единого послужила началу современных религий, философии, физики и науки вообще. Если проследить историю развития философии и науки, то можно заметить, что проблема Единого и её обоснование становятся чуть ли не основной движущей силой рационального познания. Можно даже предположить на уровне гипотезы, что наука стала системой понятий, которая обосновывает Единое как теоретический факт (мы используем это понятие в собственном смысле, но близко к понятию «всеобщее»). Наивное восприятие мира как разрозненного или нецелого обрастает, как строительными лесами, философскими и научными теориями, связующими воедино не только все знания, но и то, что за ними стоит: все вещи. Чем сложнее оказывается связь вещей в природе, тем замысловатее и теории.

Древнейшей из сохранившихся монотеистических религий стал иудаизм, который возник во втором тысячелетии до нашей эры. По мнению разных историков религии, иудаизм либо изначально был монотеистическим, либо стал таким в эллинистический период. Так или иначе, для евреев единобожие стало элементом национального и культурного самоопределения.

«Согласно иудейской традиции, основателем религии считается Авраам, который перешёл, с одной стороны, от свойственного всем его современникам многобожия (язычества) к монотеизму, а с другой стороны – перешёл со своими последователями через Иордан и впервые поселился на территории современного Израиля. Поэтому Авраама, его последователей и их потомков стали считать “евреями”, что на иврите звучит как “иври” и означает “перешедшие” – к монотеизму и через Иордан», – пишет С.А.Репинецкий[20].

Признание своего Бога единственным служило как единению народа, так и его обособлению. С одной стороны, это стало важным элементом самоидентичности, с другой – поставило и множество вопросов: о статусе богов других народов, о соотношении различных учений и т. д. Таким образом, идея Единого послужила сильнейшим мотивом для научной работы с Писанием, его толкования и т. д. Простое признание существования множества богов в язычестве включало понятную для общины проблему иерархии в пантеоне, но не ставило столь сложных научных проблем, как соотношение целых культур.

Неудивительно, что тексты иудаизма и их толкование и по сей день представляют собой сложный материал и сложную задачу, которой занимаются только специалисты. При этом этика в иудаизме подразумевает следование правилам, которые без помощи специалиста бывает сложно понять. Одно из направлений этой религии – каббала – является настолько непростой теорией, что её изучением и развитием занимались ярчайшие умы человечества: Яков Беме, Карл Густав Юнг, Николай Бердяев, Владимир Соловьёв, Бенедикт Спиноза, Соломон Маймон и др.

Осмысление Единого стало, несомненно, одной из важнейших тем и в христианстве. Но если в иудаизме эта проблема начинается с национальной самоидентификации, то в христианстве она приобретает две важные специфические черты. С одной стороны, это тема единения и равенства людей перед единым Богом, идея справедливости и коммуны, чем и была христианская секта достаточно долго после образования. Однако впоследствии эта тема обретает и иной смысл: единовластие, божественное право, данное единым Богом монарху. Христианство становится фундаментом европейской государственности на тысячелетие.

Рассуждая о роли христианства в византийском типе государственности, И.А.Иванов пишет: «Византийскую цивилизацию невозможно помыслить без “святости” как идеала жизни и без религии, в данном случае христианства, как основы государственности. Соответственно, важнейшей частью концепции византинизма является симфония светской и церковной властей, а также понимание государственной властью себя как силы, служащей Богу и выполняющей определённое, не только земное, послушание. Тем не менее некоторые зарубежные исследователи, например известный английский историк Арнольд Джозеф Тойнби (1889–1975), всё ещё склонны видеть в таком политико-идеологическом концепте модель тоталитарного государства, в котором на Церковь якобы оказывается пагубное влияние – она попадает в зависимость от императора и ставится на службу его интересам»[21].

Важно отметить, что христианство стало очень сильным фактором общественного и государственного устройства во многих странах. Но сама идея единого божественного начала оказалась совсем непростой и породила массу вопросов. Почему, если есть только один добрый Бог, имеет место зло? Почему добрый Бог попускает зло? Не означает ли наличие зла, что есть независимые начала: скажем, Сатана, злой демиург и т. д.? Сама мысль о существовании зла в мире, созданном абсолютно милосердным и справедливым Богом, оказалась, скажем на современный манер, интеллектоёмкой. Ведь «Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы» (1Ин. 1:5).

Августин Аврелий писал: «Когда спрашивают, откуда зло, прежде всего надлежит выяснить, что такое зло. Ибо оно есть не что иное, как повреждение либо меры, либо образа, либо порядка природного. Злою, стало быть, называется та природа, которая была повреждена: ведь природа неповреждённая есть вместе с тем и благая природа. Но, даже и повреждённая, она благая, поскольку она природа, и она злая, поскольку повреждена»[22]. Очевидно, что такое обоснование лишь порождает новый вопрос: в чём заключается природа таких «повреждений»? Какая сила их порождает?

Проблема обоснования существования зла (теодицея, по названию Лейбница) существовала и до христианства, её решал ещё античный философ Эпикур и многие после него. Но это было связано с тем, что в пантеоне греческих богов был верховный бог, который теоретически мог бы ограничивать зло, производимое другими божествами, но не делал этого. Однако в монотеизме эта проблема перешла на принципиально более высокий уровень. А ещё совсем недавно она серьёзно занимала наших великих соотечественников, например Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, Н.А.Бердяева и многих других.

Концепция Святой Троицы в христианстве являет собой ещё одну очень сложную монистическую конструкцию. С одной стороны, она возникает в связи с необходимостью обозначить различия между Отцом, Сыном и Святым Духом, так как имеет место библейское повествование, где все эти три «лица» выступают по-своему и находятся в отношениях друг с другом. С другой стороны, признать это вынужденное повествовательное различие за действительное различие невозможно. Писание говорит, что все трое суть одно: «Бог Отец не рождается и не исходит от