История античной философии - Владимир Файкович Мустафин Страница 18

Обычные общие суждения здравого смысла внутренне противоречивы, что оправдывает скептическое к ним отношение (Зенон Элейский).

Разумность окружающей действительности, позволяющая познавать ее человеческим разумом, непременно предполагает наличие божественного разума, внедрившего эту разумность в окружающую действительность (Анаксагор).

Истинное бытие состоит из атомов (Демокрит).

Легализация понятия «случай», предлагаемого в качестве замены понятию «божественный разум» (Демокрит).

Здравая этика есть следствие истинного знания (Демокрит).

Разумность, которой пропитана вся действительность, имеет математический характер. Мир устроен числом, мерой и гармонией (Пифагор).

Бессмертие души несомненно, но бессмертие относится только к высшей части человеческого существа – к его уму (Пифагор).

Каковы возражения Ксенофана против простонародного понимания религии?

Каковы аргументы Ксенофана против богословия египетской религиозной метафизики?

Какова роль Парменида в становлении рациональной гносеологии?

Каков ход рассуждений Анаксагора, принудивший его сформулировать вывод о необходимости признать божественный разум как фактор устроения разумности в предметно-чувственном мире?

В каком отношении друг к другу находятся понятия «божественный разум» и «случай»?

В чём состоит недоразумение, связанное с пониманием пифагорейского утверждения, что «началом действительности является число»?

Деятельность софистов. Протагор (480-411 до Р. Х.)

В своих философских рассуждениях Протагор отталкивался от основной мысли Гераклита о текучести всей окружающей действительности. Рассуждение таково. Так как «всё течет и меняется», то невозможно получить строго определенного знания. Ведь знание возникает оттого, что человек какой-то своей способностью (зрением, слухом, осязанием, обонянием, пищевым вкусом) соприкасается с внешней для него действительностью, в результате чего возникает определенное ощущение, которое и есть знание. Но это знание тут же, через мгновение, теряет всякий смысл, т.е. перестает быть знанием, потому что действительность уже изменилась – вследствие своей текучести, – да и сам познающий человек тоже изменился, поскольку он ведь тоже текуч.

Истинное знание – а именно об истинном знании идет речь, а не об его обывательских эквивалентах – всегда сознается как внутренне-душевное точное воспроизведение познаваемой действительности, т.е. как копия действительности. Но если действительность после её познания человеком тут же изменилась, то очевидно, что только что полученное знание тут же и перестало быть копией настоящей действительности, а является воспроизведением той действительности, которой она была до своего только что происшедшего изменения. И так в каждый момент познавательного процесса: ощущение возникает, но оно тут же теряет свое познавательное значение в силу общей текучести всей действительности, в том числе, понятно, и самого познающего субъекта.

Протагор: человек есть мера всех вещей.

Это принципиальный скептицизм, который самим Протагором выражается формулой «πάντων χρημάτων μέτρον ἄνθρωπος» – «человек есть мера всех вещей». То есть – что человеку кажется истиной, то истиной и является. Если эту формулу понимать буквально, то получается откровенный релятивизм, естественное следствие скептицизма. Но чаще эта формула понимается в более усложненном виде: истиной является не то, что кажется истиной в известный момент, а то устойчивое, постоянное представление об истине, которое возникает в результате получения через органы внешних чувств ощущений и комплексов ощущений, которые хранятся в памяти, которые являются неизбежными и единственными для человека заменителями объективных предметов, вполне приемлемыми в качестве знания для практической деятельности человека, но относительно теоретической достоверности которых полной убежденности получить невозможно. Человек, тем не менее, вынужден довольствоваться таким знанием, потому что другого источника знания, кроме органов внешних чувств, у него нет. Но и при этом толковании, в конечном счете, именно человек определяет, что истина, а что не истина. Релятивизм очевиден.

Протагор: объективный критерий истинного знания об этом мире невозможен.

Весь ход мыслей Протагора, который можно – конечно же, предположительно, – реконструировать, исходя из его вывода-формулы, что «человек есть мера всех вещей», повторяет по существу тот же ход мыслей, который привел и Гераклита к выводу, что «глаза и уши – плохие свидетели для человека». Оба эти вывода, кстати сказать, синонимичны по содержанию: потому человек и есть мера всех вещей (т.е. определяет субъективно, что есть истина, а что нет), что глаза и уши плохие свидетели для человека о предметно-чувственном мире, и потому объективный критерий истинного знания об этом мире не осуществим. Но если Гераклит для выхода из тупика релятивизма, в который заводит человека сомнение в достоверности свидетельств органов внешних чувств об объективной действительности, указал на новый источник знания об этой действительности – разум (=логос), то Протагор об этом указании Гераклита и не вспомнил. Нелепо, конечно, предполагать, что Протагор по неведению пренебрег указанием Гераклита на «логос» как на исходный пункт истинного философствования, основанного на осознанной рационалистической гносеологии. Не заметить или недооценить уже ко второй половине V века до Р. Х. сформировавшейся традиции гносеологического рационализма Гераклита – Парменида – Анаксагора – Пифагора было невозможно. Объяснение, скорее, состоит в том, что гносеологический рационализм к этому времени стал уже вполне определившейся философской традицией, точнее – одним из направлений этой традиции. При этом, попав фактически под категорию «традиция», гносеологический рационализм не мог не стать объектом скептицизма, ибо метод философствования как раз и состоит в скептико-критическом отношении ко всем сформулированным положениям, зафиксированным фактически, и потому ставшими элементами новой, теперь уже философской, традиции. Правда, скептическое отношение к гносеологическому рационализму у Протагора не было активным, он его не подверг критическому анализу. Он его просто проигнорировал.

Горгий (483-375 до Р. Х.)

Горгий довел скептицизм до предельной степени. Свою позицию он излагал в следующих парадоксальных положениях:

1) Ничего нет.

2) Если бы что и было, то оно было бы непознаваемо.

3) А если бы что-то было и было познаваемо, то оно было бы непередаваемо другим людям словами.

Первое положение относится к онтологии. А онтологическая проблема, вопрос об «истинно-сущем», разрешается так или иначе только после разрешения гносеологической проблемы – возможно ли вообще знание о чем-либо, и если возможно, то как оно, это знание, возникает. Так как Горгий предлагает разрешение онтологической проблемы нигилистическое, то очевидно, что предшествующее этому онтологическому нигилизму разрешение гносеологической проблемы должно быть также абсолютно скептическим, т.е. тоже нигилистическим.

Второй его тезис этот абсолютный скептицизм и утверждает, но, правда, без надлежащих подробностей. А подробности эти следующие. Горгий имеет в виду, конечно, основной тезис гносеологического рационализма, сформулированный Парменидом, о тождестве бытия и мысли. Если этот тезис под сомнение не ставится, то тогда возникает возможность предложить какой-то вариант метафизического знания в качестве истины. Если же этот тезис ставится под сомнение, то, понятно, метафизическое знание отрицается как неосуществимое. Горгий как раз этот постулат (а это именно постулат, т.е.