Современный нигилизм. Хроника - Константино Эспозито Страница 4

Но именно искусственный интеллект, чьи алгоритмы проникли сейчас в каждый аспект нашей жизни (за что мы можем быть только благодарны, ведь он невероятно облегчает нашу жизнь), вновь выводит на первое место проблему идентичности человеческого интеллекта. Конечно, можно избежать этого вопроса, если рассматривать способность к расчетам не только как частную практику нашего взаимодействия с миром, но и как ее изначальную природу. И становится все более и более заманчивым использовать искусственный интеллект в качестве критерия для определения и проверки нашего «естественного» интеллекта.

В этом кроется одна из отличительных черт современного нигилизма, где отсутствие смысла существования оправдывается или маскируется – технической организацией мира, а поиск этого смысла подменяется жестко контролируемыми вычислениями. Но к счастью, чем больше находится стратегий решения различных проблем нашей личной и общественной жизни, тем вероятнее сама жизнь начнет задаваться вопросом о сущности реальности.

Под этим я вовсе не имею в виду – как бы ни хотелось навесить «романтические» ярлыки, – что отсутствие окончательного смысла жизни зависит от прогресса нашего «вычисляющего» интеллекта: напротив, именно технологические достижения заставляют нас задавать вопросы – где тот исток, из которого все берется? Потому что мы можем вычислить только то, что бросает вызов нашему существу и что до некоторой степени мы способны «любить».

Гораздо менее убедителен контраст между «вычисляющим» и «осмысляющим» мышлением – эти термины предложил Хайдеггер[6], – но чаще всего их понимают неправильно именно потому, что рассматривают как альтернативу друг другу (мы вернемся к этому вопросу в предпоследней главе). Нужно спросить себя – а может ли субъект производить вычисления и не привносить в них отпечаток своего интеллекта? Ведь в противном случае этот субъект превращается в главный «объект» своих же расчетов.

Чтобы понять, о чем на самом деле идет речь, нам нужно осмыслить простую вещь из нашего повседневного опыта: в каждом действии, в любых контактах с окружающим миром и людьми мы развиваемся, только если понимаем, что окружающее существует в этом мире для нас. Разве мы, сознательные и свободные люди, не набираемся опыта, когда осознаем, что реальность – люди, предметы, встречи, события – входит с нами в тесный контакт, провоцирует нас, спрашивает нас о чем-то, ждет нашего ответа?

Осознание реальности – это горящий уголек, от которого зависит наше существование в мире. Все зависит от того, как мы воспринимаем бытие, как определяем, что есть мы, а что есть прочие вещи, и принимаем ли мы как должное сам факт того, что мы здесь и что существует нечто реальное. Это не абстракция, а более конкретный и «плотский» фактор нашего существования, в котором наше «Я» больше всего рискует, сталкиваясь с повседневным опытом. Но, как это часто бывает, именно во время кризиса мы чувствуем потребность владеть тем, что нам недоступно или чего нам не хватает. Вот почему именно растущее непонимание сути реальности заставляет нас сейчас уразуметь, насколько реальность важна для осознания нашей личности.

Когда я говорю о недостатке знаний, я не имею в виду то огромное количество информации, которую мы можем получить и обработать, пусть и виртуально. С этой точки зрения уровень развития наших знаний сейчас не определить, ведь в нашем распоряжении находится все, что мы хотели бы знать. Но что именно мы хотим знать? Что пробуждает наш интерес? Что или кто движет нашим желанием и любопытством?

Здесь кроется действительно опасный аспект современного общества и культуры – огромное количество «знаний», которые зачастую грозят помешать нам по-настоящему «узнать» что-либо, потому что им не хватает самого субъекта познания. Или субъект заменяется тем, что выглядит выгодным с точки зрения культурных, коммерческих и политических интересов. Это и широко обсуждаемая проблема «Больших данных»[7] – гипертрофированного расширения как универсальных знаний, так и конкретных предпочтений каждой отдельной личности. Люди, которые управляют глобальными компьютерными сетями, могут копить, передавать и контролировать эти предпочтения, собирая и анализируя (как правило, тайно и незаконно) данные пользователей на основе их профилей в популярных социальных сетях, таких как Facebook, Instagram[8] или Twitter.

Как, учитывая все это, мы воспринимаем мир? Как узнаем то, что называем истиной? По словам американской исследовательницы медиаграмотности Дианы Бойд, «кризис, который который мы переживаем, связан не с тем, что можно назвать правдой, а с тем, как мы узнаём, правда это или нет. Мы спорим не с фактами, а с эпистемологией», то есть с тем, как формируется наше знание.

Если у нас нет полной – или хотя бы достаточной – уверенности, что воспринимаемое нами – правда, то мы никогда не сумеем вступить в контакт с реальностью.

Есть и обратная сторона: если мы не можем критически оценить, является ли все воспринимаемое нами правдой, или не сразу понимаем это, то мы неизбежно будем путать реальность с нашим субъективным восприятием реальности. Статья Сабино Кассезе[9] в газете “Corriere della Sera” от 13 сентября 2018 года «Злая политическая рабыня восприятия» (Sabino Cassese, La cattiva politica schiava della percezione) привлекла много внимания к этому вопросу. Но в той же газете 31 августа были опубликованы результаты опроса компании “Ipsos”[10], показавшего, что Италия и США относятся к числу стран, в которых сильнее всего выражена тенденция к искажению реальности (например сведений об экономическом росте, миграционных потоках, системе здравоохранения и количестве убийств). А также они относятся к тем странам, в политике которых произошли «наиболее глубокие изменения отношений между избирателями и избранными ими представителями».

Дело осложняется тем, что цифровая среда, в которую мы постоянно погружаемся (только подумайте о крепкой зависимости от смартфонов и интернета), диктует все более жесткие условия. Они влияют не только на «создание» и выбор новостей, но и на саму структуру наших ментальных процессов – настолько сильно, что истинность информации и надежность знания может быть выдуманной (made-up), созданной при помощи графического интерфейса или стратегии восприятия, которая благодаря визуализации приковывает взгляд читателя к заголовкам новостей – неоднозначным и девиантным.

Журналистка Кэти Стейнмец писала об этом в своей статье о фейковых новостях в журнале “Time” в августе 2018 года, согласно которой «боты и пропагандисты – только часть проблемы. Самая большая проблема – это ваш мозг». «Иллюзорность истины» зависит от того, как «быстро мы решаем, что является надежным в