Джеральд Даррел - Земля шорохов Страница 3

– Господи! – Я был ошеломлен.

– Да, да,– продолжала Мария, уже не пытаясь сдерживать душивший ее смех.– Это было очень смешно. Перепуганные гости вскочили, а Клавдий, как призрак, все бегал и бегал вокруг стола и гремел цепью. Потом он испугался всего этого шума и наделал... вы понимаете... украшений на полу.

– Боже мой! – простонал я, хорошо зная способности Клавдия по части этих самых "украшений".

– В общем вечер был безнадежно испорчен. Теперь мама говорит, что, к ее глубочайшему сожалению, вам придется забрать Клавдия. Она считает, что ему неуютно в саду и что он не очень симпатичное животное.

– Ваша мама, как я могу предположить, сидит наверху с мигренью?

– Кажется, сейчас это посерьезнее, чем мигрень,– озабоченно заметила Мария.

– Ладно,– сказал я со вздохом,– предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю.

Однако это оказалось последним звеном в цепи неприятностей, потому что все вдруг разрешилось как нельзя лучше. Таможня наконец рассталась с моим снаряжением, и – что было еще важнее – я неожиданно нашел прибежище не только для Клавдия, но и для всех остальных животных: мы поместили их в небольшом доме, который сняли на окраине Буэнос-Айреса.

Так разрешив, по крайней мере на время, свои затруднения, мы достали карты и принялись разрабатывать маршрут на юг, на побережье Патагонии, у которого в ледяных водах резвятся котики и морские слоны.

Все шло как будто гладко. Мария сумела получить отпуск на службе и готова была отправиться с нами в качестве переводчицы. Наш маршрут был разработан настолько детально, насколько могли его разработать люди, никогда не бывавшие в тех местах. Снаряжение было проверено, перепроверено и тщательно запаковано. После трех недель дурного настроения и скуки в Буэнос-Айресе к нам наконец пришло ощущение, что мы уже в пути. Но потом, на последнем военном совете (в маленьком кафе на углу), Мария высказала соображение, которое она, по-видимому, вынашивала уже довольно долго.

– Джерри, мне кажется, было бы неплохо взять с собой человека, знающего дороги,– сказала она, поглощая толстенный ломоть хлеба с громадным говяжьим языком – сооружение, почему-то считающееся в Аргентине сандвичем.

– С какой стати? – спросил я.– Разве у нас нет карт?

– Да, но вы никогда не ездили по этим патагонским дорогам, а, к вашему сведению, они весьма отличаются от всех дорог в мире.

– Как отличаются?

– В худшую сторону,– сказала Джеки.– Нам рассказывали о них самые ужасные вещи.

– Дорогая, тебе не хуже, чем мне, известно, что ужасы подобного рода – о дорогах, о комарах и о диких племенах – рассказывают всегда и всюду, в какой бы уголок света ты ни поехал, и обычно все это оказывается чепухой.

– И тем не менее Мария, по-моему, внесла дельное предложение. Если мы найдем человека, которому с нами по пути на юг, то мы хоть будем знать, что нас ожидает на обратном пути.

– Но таких нет,– раздраженно сказал я.– У Рафаэля занятия в колледже, Карлос на севере, Брайан учится...

– Есть Дики,– сказала Мария.

Я посмотрел на нее в упор.

– Кто этот Дики? – спросил я наконец.

– Мой друг,– сказала она беззаботно,– он очень хорошо водит машину, он знает Патагонию, и он очень приятный человек. Он привык совершать охотничьи вылазки, так что страдания ему нипочем.

– Под "страданиями" вы подразумеваете лишения или вы намекаете на то, что наше общество будет оскорбительным для его деликатной натуры?

– Шутки в сторону,– сказала Джеки.– Мария, а этот парень поедет с нами?

– О да,– сказала она.– Он говорит, что поедет с великим удовольствием.

– Хорошо,– сказала Джеки,– когда встретимся?

– Видите ли, я сказала ему, чтобы он был здесь через десять минут. Мне показалось, что Джерри в любом случае захочет увидеть его.

Я молча смотрел на них во все глаза.

– Мне кажется, это очень хорошая мысль, а? – спросила Джеки.

– Вы спрашиваете меня? – взмолился я.– А я думал, что вы уже все порешили между собой.

– Я уверена, что Дики вам понравится...– заговорила Мария, и в этот момент на пороге появился Дики.

С первого взгляда я решил, что Дики мне совсем не нравится. Он не произвел на меня впечатления человека, который когда-нибудь "страдал" и вообще был бы способен страдать. Одет он был изысканно, слишком изысканно. У него было круглое пухлое лицо, глаза-бусинки, довольно жиденькие рыжие усики "бабочкой" украшали его верхнюю губу, а темные волосы были прилизаны так, что казалось, будто их нарисовали.

– Познакомьтесь, Дики де Сола,– сказала Мария. Голос ее чуть-чуть дрожал.

Дики улыбнулся мне, и улыбка преобразила все его лицо.

– Мария уже говорила вам? – сказал он, привередливо отряхивая носовым платком стул, прежде чем сесть.– Я в восхищении поехать с вами, если вы будете довольны. Я в восхищении поехать в Патагонию, кого я люблю.

Я начал испытывать к нему теплое чувство.

– Если я не буду полезный, я не поеду, но я могу советовать, если вы разрешите, потому что я знаю дороги. Вы имеете карту? О, хорошо, теперь позвольте мне объясниться вам.

Мы вместе склонились над картой, и через полчаса Дики покорил меня совершенно. На меня повлияло не только его превосходное знание края, который нам предстояло проехать, но и его милая манера коверкать английскую речь, его обаяние и заразительный юмор.

– Ну,– сказал я, когда мы сложили и убрали карты,– если у вас действительно есть свободное время, то нам бы очень хотелось, чтобы вы поехали с нами.

– Подавляюще! – сказал Дики, протягивая руку.

И этим довольно загадочным возгласом сделка была скреплена.

ЗЕМЛЯ ШОРОХОВ

Равнины Патагонии бескрайни и с трудом проходимы, а потому не исследованы; судя по их виду, они пребывают уже долгие годы в том состоянии, в каком находятся ныне, и не видно конца такому состоянию в будущем.

В дорогу на юг нас провожал жемчужно-серый рассвет, предвещавший погожий денек. Улицы были пусты и гулки, а омытые росой парки и скверы окаймляла пышная пена опавших цветов palo borracho и джакаранд – груды глянцевитых голубых, желтых и розовых лепестков.

На окраине города, повернув за угол, мы увидели первые признаки жизни – это была стайка мусорщиков, которые чуть свет принялись за исполнение своих утренних балетных номеров. Зрелище было настолько необычно, что мы сбавили ход и некоторое время медленно ехали за ними. Посередине мостовой со скоростью пять миль в час громыхала большая повозка. На ней по колено в мусоре стоял рабочий. Четверо других рабочих, как волки, бежали вприпрыжку рядом с повозкой, время от времени исчезая в темных подъездах и появляясь из них с полными мусорными ящиками на плечах. Поравнявшись с повозкой, они сильным движением подбрасывали ящики вверх. Рабочий в повозке ловил их, вытряхивал и бросал обратно, проделывая все это одним плавным движением.

Расчет был великолепный – в то время как пустой ящик падал вниз, вверх уже взлетал полный. На полпути они встречались, и иногда в воздухе находилось одновременно четыре ящика. Все это проделывалось молча и с невероятной быстротой.

Вскоре мы покинули пределы города, который еще только начинал пробуждаться, и понеслись по равнине, золотой от восходящего солнца. Утренний воздух был прохладен, и Дики оделся потеплее. На нем было длинное твидовое пальто и белые перчатки, а его черные добрые глаза и аккуратные усики "бабочкой" выглядывали из-под смешной войлочной шляпы, которую он надел, по его словам, для того, "чтобы держать уши нагретыми".

Софи и Мария скрючились в глубине лендровера на целой горе нашего снаряжения, которое по их же настоянию упаковали в ящики с острыми, как ножи, краями. Джеки и я сидели вместе с Дики на переднем сиденье, расстелив на коленях карту.

Названия некоторых поселений, лежавших на нашем пути, были просто великолепны: Часкомус, Долорес, Некочеа, Трес-Арройос – произносить их было одно удовольствие. Потом мы проехали две деревни, которые разделяло расстояние в несколько миль. Одна из них называлась Мертвый христианин, а другая – Богатый индеец. Мария объяснила это странное явление тем, что когда-то индеец разбогател, убив христианина и украв его деньги. Как ни романтично было это объяснение, мне почему-то показалось, что оно далеко от истины.

Два дня мы мчались по типичной пампе – равнине, по которой по колено в золотистой траве бродит скот; изредка встречались рощицы эвкалиптов, белесые и шелушащиеся стволы которых были похожи на нога прокаженного. Небольшие опрятные эстансии сверкали белизной в тени огромных деревьев омбу. Короткие и толстые стволы этих деревьев сплошь покрыты мясистыми наростами. Кое-где низенькие изгороди были совсем погребены под густыми зарослями вьюнков, усеянных голубовато-серыми цветами величиной с блюдце, а почти на каждом столбе изгороди покоилось странное, похожее на футбольный мяч гнездо птицы печника. Этот цветущий ландшафт выглядел настолько ухоженным, что еще чуть-чуть – и стало бы скучно.