Джордано Бруно - Изгнание торжествующего зверя Страница 33

153. – Делайте, что вам угодно, с вашим почитателем и слугою, дочь моя, – сказал Юпитер, – а на его место пусть воссядет, если это и ваше мнение, боги, Человеколюбие, на нашем наречии Филантропия, самым совершенным образом которой, как кажется, сделался этот возничий. Не Человеколюбие ли заставило тебя, Церера, послать Триптолема, и не оно ли руководило им, когда он оказывал твои благодеяния человеческому роду?

154. – Все это так, – сказал Мом, – ибо благодаря Человеколюбию Вакх сделал людям такою прекрасною кровь, а Церера – таким хорошим мясо, какими они, конечно, не могли быть во времена каштанов, бобов и желудей. Пусть же бегут от нее Мизантропия и Недостаток; и было бы согласно с обычаем и разумом, дабы около двух колес ее колесницы слева стоял Совет, справа – Помощь, а по сторонам двух легчайших оглоблей, влекущих повозку, слева находилась Снисходительность, справа – Благосклонность.

Затем Мом спросил Меркурия, что он хотел бы сделать со Змеебыком, ибо всего лучше и удобнее было бы послать его в качестве Марсова шарлатана, имея в виду его талант без страха и опасности укрощать такого громадного змея. Можно предложить также змея лучезарному Аполлону, если тому заблагорассудится снабдить им своих магов и колдунов или, как говорится, своих Цирцей и Медей – для отравлений. Или же – уступить своим медикам, как говорится, Эскулапу на лекарства. Можно еще предложить его Минерве, не пригодится ли ей он один, чтобы расправиться с каким-нибудь восставшим на нее Лаокооном.

155. – Берите, кто хочет, – сказал Великий Патриарх, – и делайте, что угодно, как со змеем, так и со змееносцем, лишь бы убрались отсюда. А на его место да вступит Мудрость, которую обычно видят и удивляются в змее.

156. – Да наследует Мудрость, – сказали все, – ибо она столь же достойна неба, как и сестра ее – Благоразумие: там, где Мудрость умеет обрядить и упорядочить то, что нужно сделать и что надо оставить, чтобы добиться своей цели, Благоразумие сумеет и раньше, и после рассудить в силу своего хорошего понимания, которое и есть она сама. И да изгонятся отсюда Низость, Нерассудительность и Тупоумие с тех мест, где все подвергается сомнению или обсуждению. Из сосудов Мудрости пусть пьет Знание, и зачнет и да растит дела Благоразумие…

157. – Я никогда, – сказал Мом, – не любопытствовал о Стреле, кому она принадлежит, т. е. не ею ли убил Аполлон чудовищного Пифона, или же не ею ли мадонна Венера заставила своего крошку-лентяя ранить неукротимого Марса, который затем из мести ей, жестокой, вонзил себе кинжал в живот по самую рукоятку; или даже не она ли и есть та памятная стрела, которой Алкид поразил царицу Стимфалидскую; или же та, которой нанес последний удар Калидонскому вепрю, – или она просто-напросто реликвия или трофей какого-нибудь триумфа пренепорочнейшей Дианы. Как бы то ни было, пусть берет ее себе хозяин и приткнет, куда вздумается.

158. – Хорошо, – ответил Юпитер. – Уберите ее отсюда вместе с Завистью, Клеветой, Изменой, Кознями и Проклятием, и да воссядут на ее месте доброе Внимание, Наблюдение, Избрание и Стремление к общей и справедливой цели.

Что касается Орла, божественной и героической птицы, символа власти, мое решение и воля таковы. Да сойдет и облечется плотью и костьми в пьяной Германии: там больше, чем где-либо, ее будут чтить в символе и аллегории, в образе и подобии, во множестве картин, статуй, шлемов – таком множестве, сколько звезд на небе представляется глазам созерцательной Германии. Только Орлу незачем вести туда с собой Честолюбие, Самонадеянность, Дерзость, Гнет, Тиранию и прочих подруг и служанок этих богинь, ибо все они там будут не у места: страна не очень просторна для них. Пусть летят себе подальше от этой милой и славной страны, где щитами служат тарелки, шлемами – кухонные горшки и посуда; мечами – кости, вложенные, как в ножны, в соленое мясо; трубами – стаканы, кувшины и бокалы, барабанами – бочки и бочонки; полями сражений – столы для выпивки или, как там говорится, для еды; крепостями, валами, рвами – погреба, закусочные, трактиры, которых больше, чем самих домов…

Тут Мом перебил:

159. – Прости меня, великий Отче, если я прерву твою речь. Но, по-моему, все эти божественные подруги и служанки без твоего наказа уже там имеются: есть там Честолюбие – превзойти всех своим свинством; Самонадеянность живота, заявляющего притязание получать сверху не меньше, чем сумеет зараз спустить вниз глотка; Дерзость, с которой тщетно желудок пытается переварить все, что тотчас живехонько надо выблевать; подавление чувств и природной теплоты; Тирания над жизнью растительной, чувственной и умственной – все они царят сильнее в одной Германии, чем во всех прочих частях этого шара.

160. – Правда, о Мом, – добавил Меркурий, – но в такого рода Тирании, Дерзости, Честолюбии и прочих подобных им скверных богах и богинях нет ничего от орлиного, наоборот все от пиявок, обжор, пьяниц и свиней. А что касается Юпитерова приговора, по-моему, он нанесет явный ущерб этой царственной птице, вследствие условий ее жизни и природы, ибо, так как мало пьет, а много ест и пожирает, обладает ясными и дальнозоркими очами, быстрым полетом, легкокрылая, любит высоко парить в воздухе и живет в сухих и каменистых, высоких и неприступных местах, то по всему этому не может быть символом и не годится для равнинного населения: ведь его даже двойная тяжесть штанин своим сильным противовесом, того гляди, приплюснет к глубокому и мрачному центру земли; ведь это народ такой медленный и тяжелый на подъем, что скорее способен твердо выдерживать битву, чем преследовать неприятеля или бежать, к тому же подвержен глазным болезням и больше пьет, чем ест.

161. – Что сказано, сказано, – возразил Юпитер. – Я повелел Орлу облечься костьми и плотью и созерцать свои изображения, но, конечно, не затем, чтобы он был там, как в темнице, и не мог появляться туда, где он есть в духе и истине по другим и более достойным основаниям вместе с уже упомянутыми божествами. Место же его предоставить всем тем добродетелям, кои могут заместить его, как-то: Великодушию, Великолепию, Благородству и прочим сестрам и служанкам их.

162. – Итак, что ж мы сделаем, – спросил Нептун, – с этим Дельфином? Угодно вам, я его отправлю в Марсельское море – пусть поплывет оттуда по реке Роне и, постепенно поднимаясь, посетит и хорошенько осмотрит Дофинат.

163. – Пусть скорее сделает так, – вмешался Мом, – ибо, по-моему, столько же смешно, если кто-нибудь пригвоздит к небесам дельфина, а к водам кабана, сколько если к лесам пригвоздит дельфина, а к водам кабана.

164. – Пусть идет, куда угодно Нептуну, – согласился Юпитер, – а на его место воссядут символическая Благосклонность, Любезность, Долг со своими товарищами и служителями.

Минерва спросила, может ли Пегасский конь, оставив двадцать светлых пятен Любопытству, пойти к Гиппокренскому источнику, который давным-давно загрязнен, разрушен и замутнен быками, свиньями и ослами, пойти и посмотреть, нельзя ли копытами и зубами избавить то место от всей этой сволочи, дабы музы, увидев, что вода источника снова приведена в прежнее прекрасное состояние, соблаговолили снова встречаться там и устраивать свои собрания и торжества. А на этом месте неба пусть воссядут Восторг, Восхищение, Энтузиазм, Пророчество, Учение и Талант с их сродниками и слугами, откуда вечно да проливают вниз божественную воду по капелькам для омовения душ и для упоения чувств смертных.

165. – Уберите, – сказал Нептун, – отсюда, если вам угодно, боги, ту Андромеду, что руками Невежества была привязана к утесу Упорства цепями Превратных Толкований и Ложных Мнений на съедение киту Погибели и окончательное уничтожение волнами неустойчивого и бурного моря. Отдайте ее в предусмотрительные и дружеские руки ревностного, трудолюбивого и быстрого Персея, чтобы он, развязав и вызволив ее от недостойных препон, взял себе как достойное приобретение. А кем сменить ее, о том пусть озаботится Юпитер.

166. – Желаю, – ответил Отец богов, – чтоб ей наследовала Надежда, ибо нет такого трудного и неисполнимого дела, к достижению коего обещанием плодов работы Надежда не зажгла бы все души, имеющие в себе чувство какой-либо цели.

167. – Пусть наследует, – подтвердила Паллада, – этот священнейший щит человеческой груди, эта божественная основа всех зданий Доброты, эта надежнейшая опора Истины: она, которая никогда ни из-за какого нелепого случая не разуверяется, ибо чувствует в себе самой семена собственной годности, которые не могут быть вырваны у нее никаким насильническим набегом; она, вследствие которой, как слышно, Стильбон одержал победу над врагами, тот Стильбон, говорю, который, спасшись из пламени, испепелившего у него отечество, дом, жену и достатки, ответил Деметрию: «Все свое ношу с собой!» – ибо с ним были Сила, Справедливость, Благоразумие, от которых надеялся иметь утешение, спасение и поддержку в жизни, и ради коих легко презреть сладость жизни.