Вильфредо Парето - Трансформация демократии (сборник) Страница 4

Отчасти созданию сомнительной репутации Парето способствовало то, что при фашистах, буквально в последние месяцы жизни писателя, к нему пришло, наконец, запоздалое общественное признание. Он был назначен представителем Италии в одной из комиссий Лиги наций, с подачи Муссолини ему было предложено звание сенатора Итальянского королевства. Не в последнюю очередь эти факты привели к формированию репутации Парето как человека, симпатизирующего фашизму, и чуть ли не его теоретика[14]. На самом деле уже на основании некоторых идей, высказанных Парето в этот период – о необходимости соблюдения свободы мнений, особенно в преподавании; свободы печати, умеренности («Феномен фашизма», «Свобода») – можно сделать вывод, что он не изменил либеральным убеждениям своей молодости, и предположить, что пути Парето и фашизма в дальнейшем должны были разойтись. Ученый говорит об упадке демократии и об угрозе нового Средневековья, но оптимистического варианта развития событий, кроме упований на умеренность и благоразумие фашистов, не предлагает. Надежды Парето не оправдались, зато подтвердился установленный им универсальный (по его мнению) закон: в обществе правит меньшинство, обманывающее массы.

Как бы то ни было, после того как швейцарский писатель покинул этот мир (20 августа 1923 г.), ничего кардинально нового с точки зрения общественного строительства не было изобретено, а Италия вместо ожидаемого очередного вклада в копилку цивилизации[15] пережила одну из самых печальных страниц своей истории. Демократия выжила, сохранилась в обновленном обличье и реализовала свои преимущества перед диктатурой; а может быть, так повернулось колесо Фортуны. К сожалению, «демократия»[16], которую сегодня пропагандируют как светлое будущее, сохранила все свои недостатки, о которых Парето говорит применительно к демагогической плутократии. Парето не знал, что печатание денег может при определенных условиях стать почти неиссякаемым источником богатства, он только предостерегал от этой иллюзии. Фашизм оказал плохую услугу человечеству, которое никак не успокоится на золотой середине между деспотическим порядком, превращающимся в произвол, и открытым обществом, чреватым анархией и вопиющим неравенством. Существует ли такое среднее состояние? Было бы очень полезно продолжить опыты Парето, развить его мысли о прогнозировании с помощью исследования общих законов и т. д., но его наследие изучают сегодня преимущественно историки, а от них трудно ожидать революционных открытий.

Труды Вильфредо Федерико Дамазо Парето, как и труды любого ученого, предлагают нам формулы, которые могут пригодиться для определенных целей. Вопрос в том, насколько это обществоведение вписывается в понятие науки. От науки мы хотим узнать прежде всего, как всё устроено, от социологии – как устроено общество, от истории, в частности, как было. Тем самым наука удовлетворяет нашу любознательность, наш инстинкт познания. Во-вторых, она должна подсказывать людям, как надо поступать с точки зрения целесообразности, достижения результатов, технологии, но также и морали, общепринятых ценностей. Физика или математика в этом смысле являются такими же учительницами жизни, как история. Научность не отрицает, а требует от исследователя понимания тех целей, ради которых он работает.

В-третьих, желательно получить от науки прогноз: как именно будет (таковы были лозунги позитивизма и логико-экспериментальной науки Парето) – истина выше морали. Однако наука в определенном смысле сама есть миф, продукт веры в то, что все можно понять и предупредить, предсказать, веры во всемогущество разума и опыта. Религия научного свободомыслия отличается от других религий только тем, что допускает справедливость чужих мнений и ошибочность своего. Обмен мнениями и диалог с учеными разных эпох – необходимое условие существования науки. Отсюда ценность и актуальность наследия[17] Вильфредо Парето несмотря на очевидный пессимизм скрывающего за экзотическими терминами и формулами определенный положительный заряд, уверенность в правильности избранного пути познания.

Марк Юсим

Трансформация демократии

I. Вводные замечания[18]

Название этой работы неточно, оно используется здесь за неимением лучшего.

Прежде всего термин «демократия» так же неопределен, как многие другие термины повседневного языка. Самнер Мэйн[19] полагает возможным преодолеть трудности, связанные с его использованием, заменив его выражением «народное правление» – так он назвал свои очерки. Но это выражение не намного лучше упомянутого термина и навряд ли можно облечь в правильную и точную форму то, что расплывчато и эфемерно.

Ведь государства на самом деле не подвержены резким трансформациям. Они находятся в непрерывном изменении, как живые организмы, меняющиеся со временем. Именно такое социальное движение мы собираемся здесь анализировать.

С точки зрения опыта мы должны его классифицировать, в том числе в рамках совокупности социальных явлений; в противном случае нас подстерегает опасность вместо объективного исследования ограничиться субъективными впечатлениями, навеянными минутой.

Здесь возникают две сложности. Анализ общества в целом многотруден, уже попытка к нему приступить потребовала создания двух томов «Социологии». Поэтому я вынужден, вопреки собственному желанию, отослать читателя к ним, чтобы не пускаться в рассуждения, которые здесь неуместны[20]; но чтобы избавить его от чтения этой книги во всех подробностях, я предваряю данную работу кратким ее изложением. Вторая сложность связана с тем, что даже рассмотрение череды трансформаций народного правления, к которым относится и сегодняшняя, требует исследования массы исторических материалов. Малая часть их, которую мне удалось изучить, настолько велика сама по себе, что рассказать о них невозможно даже в общих чертах. Придется ограничиться несколькими примерами.

Читатель, который пожелает углубиться в подробности, может обратиться к многочисленным и превосходным книгам, посвященным этому предмету. Я, разумеется, не столь самоуверен, чтобы вступать в соревнование с их авторами; напротив, я признаю, что почерпнул из них все свои скромные познания, и если я не привожу всех и даже многих цитат из этих книг, то не затем, чтобы скрыть эти заимствования, а только из недостатка места, а также потому, что я не занимаюсь в данном случае историей политических учений.

Меня не останавливает уважение к авторитетным мнениям, если я вижу, что они расходятся с фактами; факты, с точки зрения опытного метода, авторитетнее мнения любого ученого из нашего сообщества.

Напомним некоторые общие положения, содержащиеся в «Социологии».

Мы должны рассматривать содержание всякого общественного явления, способ его изучения в прошлом и соображения, которые высказывались по его поводу.

Наиболее устойчивая и важная с точки зрения содержания часть связана с чувствами и интересами (§ 2146). Первые были подвергнуты анализу в «Социологии», при этом были выделены определенные элементы, названные остатками; о вторых там тоже шла речь, отчасти они рассматривались в «Политической экономии».

Форма проявления чувств и интересов, а также их логические последствия чрезвычайно изменчивы; об этом рассказывают исторические сочинения, особенно новые, исследующие происхождение институтов.

Люди, склонные следовать предрассудкам, обращают внимание на очевидные факты. Если цивилизованные народы сегодня не считают, что солнце каждый вечер опускается в океан, то иные их верования не больше соответствуют действительности, чем это. Кроме того, желание не довольствоваться знанием «как», но доискиваться также «почему» вполне естественно. Ответ на этот вопрос с известными ограничениями дает логико-экспериментальная наука, но так как названные ограничения людей раздражают (ведь они не любят преходящего и стремятся к абсолюту) и так как экспериментальная наука всегда плохо использовалась и малопригодна для использования в общественных дисциплинах, вместо нее за ответом обращаются к лженаукам, которые истолковывают факты с помощью чувств, предрассудков, под влиянием, часто не осознанным, интересов и другими способами, чуждыми логико-экспериментальной науке. Так появляются на свет продукты мысли, которые в «Социологии» мы назвали деривациями.

Деривации бывают самого разного рода, часто они сверкают всеми цветами радуги и столь же мимолетны, но под этой пестротой, как и во многих других случаях, кроется нечто постоянное, о чем подробно сказано в соответствующем разделе «Социологии».

Анализом этого предмета не занимается ни метафизика, которая исходит из абсолюта, ни эмпиризм, довольствующийся поверхностным сходством. Чтобы объяснить сегодняшние явления, он обращается к сходным явлениям прошлого, но не находит (и не может найти) их, потому что история никогда не повторяется; число комбинаций, возникающих из элементарных человеческих действий, бесконечно; история рассказывает только об этих комбинациях.