Цивилизация труда: заметки социального теоретика - Татьяна Юрьевна Сидорина Страница 22

Концепцию господина и раба можно рассматривать как оправдание общественного неравенства, поскольку Гегель выводит возникновение господина и раба из взаимного спора о «признании» двух естественных существ, которые находятся на переходе к человеческому бытию. «Признание» означает уважение к тому, что другой не является лишь существом из природы, которое имеет значение только предмета для чужой воли. В борьбе за «признание» один из сражающихся попадает под власть страха перед смертью, тогда как другой подавляет инстинкт сохранения жизни. Тем самым он удостоверяет свое человеческое возвышение над естественной природной стороной жизни человека. На первый взгляд кажется, что раб упустил возможность эмансипации от природного бытия, но стремление к признанию и пережитый ужас квалифицируют его человеческое качество так же, как и господина.

[(γ) Процесс образования.] – Но чувство абсолютной власти вообще и службы в частности есть лишь растворение в себе, и хотя страх перед господином есть начало мудрости, тем не менее сознание здесь для него самого не есть для-себя-бытие. Но благодаря труду оно приходит к самому себе. В моменте, соответствующем вожделению в сознании господина, служащему сознанию казалось, что ему на долю досталась, правда, сторона несущественного соотношения с вещью, так как вещь сохраняет (behält) в этом свою самостоятельность. Вожделение удержало за собой (hat sich vorbehalten) чистую негацию предмета, а вследствие этого и беспримесное чувствование себя. Но поэтому данное удовлетворение само есть только исчезновение, ибо ему недостает предметной стороны, или устойчивого существования. Труд, напротив того, есть заторможенное вожделение, задержанное (aufgehaltenes) исчезновение, другими словами, он образует. Негативное отношение к предмету становится формой его и чем-то постоянным, потому что именно для работающего предмет обладает самостоятельностью. Этот негативный средний термин, или формирующее действование, есть в то же время единичность, или чистое для-себя-бытие, сознания, которое теперь в труде, направленном вовне, вступает в стихию постоянства; работающее сознание приходит, следовательно, этим путем к созерцанию самостоятельного бытия как себя самого155.

Обе стороны труда – труд как воспитание дисциплины сознательного существа и труд как основа нашего опыта о том, что предметный мир независим от нас и имеет автономный характер, – являются вкладом раба в духовное, в развитие человечества. Развитие отношений господина и раба кончается взаимным признанием, т. е. тем, что раб обретает равноправие156.

ВХХв.гегелевскаяконцепциятрударазвиваетсяврамкахнеогегельянства. Обращаясь к антитезе «рабство–господство», выдающийся французский философ-неогегельянец русского происхождения Александр Кожев приходит к заключению, что «…преобразовывая своим трудом мир, раб преобразует себя, создавая тем самым условия, в которых он сможет снова начать ту самую освобождающую борьбу за признание, от которой он когда-то отрекся из-за страха смерти»157.

Совершенство (которое не может быть неосознанным) достигается только в труде и трудом. Ибо только в труде и с помощью труда человек, в конце концов, доходит до понимания того, в чем смысл, значение и зачем был нужен этот обретенный им опыт страха перед абсолютной властью, воплощением которой был для него господин…

Человек, не испытавший страха смерти, не знает, что наличный мир природы враждебен ему, что он грозит ему смертью, истреблением, что мир этот по сути своей не приспособлен к тому, чтобы дать ему настоящее удовлетворение. Такой человек, в сущности, составляет одно с этим Миром данностей. Самое большее, на что он способен, так это захотеть «реформировать» его, иначе говоря, поменять в деталях, произвести в нем частичные преобразования, ничего не меняя в главном. Такой человек будет «сноровистым» реформатором, читай конформистом, но никогда истинным революционером. Так вот, у наличного мира, в котором он живет, есть господин (или Господь), и в этом мире он неминуемо раб. Стало быть, никакие не реформы, но только «диалектическое», читай революционное, упразднение мира принесет ему свободу и – тем самым – удовлетворение. Итак, революционное преобразование мира предполагает «негацию», неприятие наличного мира в целом. И источником такого абсолютного отрицания может быть только абсолютный страх перед наличным миром, а точнее, перед тем, что – или кто – этим Миром правит, – перед его господином. Но господин, ставший (невольно) причиной того, что у Раба возникло стремление к революционному отрицанию, над рабом господствует. Итак, человек может освободиться от враждебного ему наличного мира, только если мир в целом на правах собственности принадлежит некоему господину (реальному или «сублимированному»). Но пока господин жив, он сам – раб мира, над которым господствует. Коль скоро, только рискуя жизнью, преступает он пределы налично-данного, то только смерть “делает действительной” его свободу. Пока он жив, ему не видать свободы, которая подняла бы его над наличным миром. Никогда господину не отделаться от мира, в котором он живет, и если мир гибнет, то он гибнет вместе с ним. Только раб может превзойти наличный мир (над которым господствует господин) и при этом остаться в живых. Только раб может преобразовать мир, образовавший его и обрекший на рабство, и сам образовать такой мир, в котором он будет свободным. И только подневольный труд, труд под страхом смерти на своего господина, позволяет ему сделать это. Конечно, сам по себе труд никого не освобождает. <…>

…любой рабский труд осуществляет, в конечном счете, не волю господина, но – поначалу неосознанную – волю раба, который, в конце концов, побеждает там, где господин неизбежно терпит поражение. Стало быть, именно сознание, на первых порах зависимое, служащее, рабское, в конечном счете претворяет в жизнь и раскрывает идеал самостоятельного самосознания, составляя его «истину»158.

Отчуждение труда

Идеи Карла Маркса (1818–1883) во многом определили отношение к труду в ХХ столетии. Его выводы допускают различную трактовку, как это бывало не раз в истории философии, когда она была востребована политикой и властью.

Маркс обращался к теме труда на протяжении всей жизни. В 1844 г. молодой Маркс активно занят изучением экономической и коммунистической литературы; он пишет работу, оставшуюся незаконченной и неопубликованной при его жизни («Экономическо-философские рукописи 1844 г.»). В ней дается набросок так называемой гуманистической антропологии, основанной на критике современных Марксу теорий политической экономии, на развитой им концепции преодоления отчуждения труда, частной собственности, рынка и пр. Здесь же Маркс формулирует свою первую версию коммунизма и философии истории.

Первые итоги занятий политической экономией