Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло Страница 41

Мы не любим менять свое мнение, потому что нам не нравится признавать, что мы были не правы с самого начала. Вот почему Абхиджит всегда настаивает, что виновата ошибка программного обеспечения. Мы избегаем той информации, которая может поставить нас в морально двусмысленное положение; мы пропускаем новости об обращении с детьми мигрантов в местах их временного содержания, чтобы не думать о том, что мы поддерживаем правительство, которое обращается с детьми таким образом.

Легко увидеть, как мы можем попасть в ловушку подобных стратегий. Нам не нравится думать о себе как о расистах; следовательно, если у нас есть негативные мысли о других, то есть соблазн рационализировать наше поведение, обвиняя их. Чем больше мы убеждаем себя в том, что мигранты виноваты в том, что привезли с собой своих детей, тем меньше мы беспокоимся о детях в их маленьких клетках. Вместо этого мы ищем доказательства того, что мы правы; мы придаем чрезмерное значение любой новости, даже самой мелкой, которая подтверждает нашу первоначальную позицию, игнорируя остальное.

Со временем инстинктивная защитная реакция, с которой мы начали, сменяется тщательно выстроенным набором кажущихся убедительными аргументов. В этот момент мы начинаем чувствовать, что любое несогласие с нашими взглядами, учитывая, насколько «вескими» являются аргументы, должно либо намекать на нашу моральную несостоятельность, либо ставить под вопрос наш интеллект. Вот тогда может наступить время насилия.

Признание этих закономерностей имеет ряд важных последствий. Во-первых, очевидно, что обвинять людей в расизме или называть их «безнадежными», согласно известному высказыванию Хиллари Клинтон[242], – это ужасная идея. Это оскорбляет представление людей о своей нравственности и лишь выводит их из себя. Они тут же перестают слушать. И наоборот, можно понять, что называть откровенных расистов «хорошими людьми» и подчеркивать, что плохие люди «есть c обеих сторон», как это делал президент Трамп, разумеется является эффективной (хотя и морально предосудительной) стратегией завоевания популярности, поскольку в результате те, кто делает такие замечания, чувствуют себя лучше.

Это также объясняет, почему факты или проверка фактов, по-видимому, не оказывают большого влияния на взгляды людей, по крайней мере в краткосрочной перспективе, как мы это видели во второй главе в контексте миграции. Сохраняется возможность, что в долгосрочной перспективе, по мере ослабления первоначальной реакции типа «Как вы смеете оспаривать мои убеждения?», люди будут корректировать свои взгляды. Мы не должны прекращать говорить правду, но гораздо полезнее выражать ее без осуждения.

Поскольку большинству из нас нравится думать, что мы порядочные люди, то предубежденность может быть снижена, если мы попросим людей заявить о своих собственных ценностях, прежде чем судить о других. Современные психологи советуют родителям говорить своим детям не о том, что они должны стать хорошими, а о том, что они уже являются хорошими, и все, что им нужно делать, – это вести себя в соответствии с их естественной добротой. Это относится ко всем нам.

Данная стратегия лучше всего сработает тогда, когда самооценка еще не подорвана. Отчасти проблема белых с низким доходом из тех районов, где наиболее сильны антииммигрантские и античерные настроения, заключается в том, что в некоторых наблюдаемых аспектах их жизнь очень близка к их собственному карикатурному представлению о том, как живут эти презираемые «другие». В 1997 году Уильям Джулиус Уилсон отмечал, в контексте событий, происходящих в черном сообществе, что

последствия высокой безработицы по соседству более разрушительны, чем последствия бедности по соседству <…> Многие из сегодняшних проблем городских гетто – преступность, распад семьи, социальное обеспечение, низкий уровень социальной организации и так далее – в основном являются следствием исчезновения работы[243].

Двадцать лет спустя Джей Ди Вэнс писал в «Элегии хиллбилли»:

Книга Уилсона заговорила со мной. Я захотел написать ему письмо и рассказать, что он прекрасно описал мой дом. Но странно, хотя это и было для меня так близко, он писал не о деревенских выходцах из Аппалачей, а о черных из городских гетто[244].

То, что описание Уилсоном социальных проблем в черных кварталах так хорошо относится к белым сообществам в «Ржавом поясе»[245], еще больше усугубляет положение. Поскольку восприятие своей собственной ценности связано с чувством превосходства по отношению к чернокожим и мигрантам, подобное сближение социальных обстоятельств усугубляет чувство кризиса у бедных белых американцев.

Есть два способа восстановить чувство собственного «я». Один из них – это отрицание (например: «Мы можем позволить себе решительно выступать против абортов, поскольку ни одна из девушек в нашем сообществе никогда не беременеет»). Другой – это увеличить расстояние между нами и ними, превратить других в карикатуру. Белому человеку, который вынужден оформить инвалидность, потому что это единственный способ получить пособие, уже недостаточно назвать чернокожую или латиноамериканскую мать-одиночку королевой социального обеспечения; это было оскорбление эпохи Рейгана[246]. Теперь, когда белые люди также обращаются за социальными пособиями, оскорбление должно быть усилено, например ее можно назвать членом банды.

Это подчеркивает необходимость такой социальной политики, которая позволит выйти за рамки экономического выживания и попытается восстановить достоинство тех, чьи профессии находятся под угрозой технического прогресса, международной торговли и других шоков. Подобная политика должна эффективно смягчать последствия потери уверенности в себе; старомодные подачки правительства сами по себе больше не работают. Необходимо кардинальное переосмысление системы социальной защиты, о чем будет говориться в девятой главе.

Нам известно, что люди пойдут на многое, чтобы закрыть глаза на факты, которые заставили бы их пересмотреть их мнение о том, что, как они считают, является основой их системы ценностей (включая их мнение о других расах или иммигрантах), так как это тесно связано с их взглядами на самих себя. К сожалению, из этого не следует, что люди особенно заботятся о формировании этих первоначальных мнений.

В одном из самых известных экспериментов в области поведенческой экономики Даниэль Канеман и Ричард Талер случайным образом отбирали студентов, которым дарили кружку или ручку и сразу предлагали выкупить эти подарки обратно. Одновременно тем, кто не получил кружку или ручку, они предлагали их купить. Поразительно, но цена, по которой новоиспеченные владельцы были готовы расстаться со своими подарками, часто в два-три раза превышала ту цену, которую были согласны заплатить за ручки и кружки те, у кого их не было[248]. Поскольку подарки раздавались случайно, не было абсолютно никакой причины, по которой произвольный акт выбора одариваемых создавал бы такое расхождение в оценках. Исходя из того, что существует относительно мало внутренних или глубоких представлений о том, как люди ценят такие вещи, как кружки и ручки, можно предположить, что разница в ценах продажи и покупки возникала потому, что подаренные