Что было пороками, стало нравами - Сергей Исаевич Голод Страница 5

на внебрачный статус сексуальной связи. И то и другое оборачивается двусмысленностью: если проституцией обозначить все сексуальные контакты, сопровождающиеся материальным вознаграждением женщины, то, по меткому замечанию американского сексолога А. Кинзи, невозможно будет отличить ее от супружеского эроса, поскольку любой муж время от времени преподносит партнерше подарки (или, по меньшей мере, заработок) (см.: Kinsey 1948: 175—177). Строго говоря, хотя обе характеристики важны, всё же определяющая — мера духовно-эмоциональной вовлеченности. Только в этом случае «вознаграждение» приобретает дифференцирующее значение. Проститутка, согласимся с В. М. Тарновским, всегда готова продать «свои ласки первому предлагающему цену», в отличие от нее страстная женщина часто меняет свои привязанности, «но всегда искренне, без обмана и расчета на выгоду» (Тарновский 1888:137). Иначе говоря, для первой половой акт — средство (sex as means), для второй — цель (sex as an end).

И поныне не прояснен вопрос о моменте возникновения проституции. Молено ли проституток, как это широко принято, причислить к «первой» или «древнейшей» профессии? Наш ответ: ни в коем случае. На чем же зиждется это заблуждение? Скорее всего, на недопонимании обычаев, религиозных ритуалов и принципов материнского права. Так, немецкий сексолог и культуролог И. Блох сближал проституцию с традицией вступления девственниц (по-видимому, весталок) в сексуальные связи в языческих храмах (см.: Блох 1911). Итальянский антрополог-криминалист Ц. Ломброзо в том же духе интерпретировал левират (см.: Ломброзо, Ферреро 1897). Проституция так называемого «гостеприимства» усматривалась даже у примитивных племен. Остановлюсь на этом явлении несколько подробнее, поскольку этот миф некритически воспроизводится вплоть до конца XX века (см.: Красуля 1991: 10—11).

Согласно полевым отчетам российского антрополога Л. Я. Штернберга, женщины-гилячки называют определенную группу мужчин — мужьями «пу» (или «ibh»), а те их, в свою очередь, — женами «akrej. Что из этого практически следует?

Все люди, связанные между собой наименованием «пу» или «akrej», имеют матримониальные права друг на друга. Мало того, они не только обладают, по обычаю, основанием на вступление в брак, но и сохраняют право на «параллельные» сексуальные связи. Чаще пользовались последним братья мужа и другие ближайшие родственники, реже — пришлые мужчины, порой совершенно незнакомые, однако считающие себя при этом, хотя бы по самому отдаленному признаку, «пу» данной женщины. Легитимность такого рода контактов подтверждается следующим: в то время как нарушение «брачной верности» с мужчиной, не входящим в класс «пу», заканчивалось кровавой расправой над соблазнителем, для лиц разрешенных категорий оно не влекло за собой никакого возмездия. Самая фривольная гилячка ни при каких обстоятельствах не позволит себе иметь сексуальные контакты с мужчиной, не принадлежащим к ее брачному классу (см.: Штернберг 1904: 1—42).

Отсюда нетрудно заключить, что перед нами не проституция, а следы экзогамии.

Еще более нелепо ставить знак равенства между проституцией и греко-римским гетеризмом. Отождествление, по-видимому, сопряжено с маргинальным статусом гетер. Они, будучи иностранками, не имели права натурализоваться, выйти замуж, в силу чего и были вынуждены отдаваться мужчинам за определенное вознаграждение. И тем не менее гетеры, в большинстве своем, вступали в сексуальные отношения избирательно. Нет других объяснений, почему до нашего времени не только сохранились имена лучших из них, к примеру, Аспазии или Фрины, но и стоят они в одном ряду со знаменитыми греками, скажем, ваятелями Мироном или Скопасом или правителем Периклом. Указанная ассоциация выливается в откровенную несуразность при ее переносе на российскую почву конца 19-го — начала 20-го столетия. Так, один из современных историков проституции зачислил в разряд гетер даже таких неординарных литераторов Серебряного века как 3. Гиппиус и Л. Зиновьеву-Аннибал (см.: Лебина, Шкаровский 1994: 7).

Проституция, несомненно, ведет свое летоисчисление от Солона (VI в. до н. э.), открывшего первые в Европе доктерионы — публичные дома. Тем самым он легализовал и институциализировал личностно отчужденные сексуальные связи, опирающиеся на продажу женщиной своего тела и оплату его мужчиной. Мера эта была вынужденной. В город-полис стекалось много холостых мужчин, не имевших экономической возможности создать семью или содержать наложницу. Дабы предотвратить ухаживание мигрантов за афинскими замужними женщинами, правитель закупил рабынь и организовал общедоступные заведения. Проституция, таким образом, явилась ответом на утвердившиеся патриархальные принципы. И современную проституцию нет оснований воспринимать как социальную девиацию, которую якобы возможно при помощи государственных или общественных «рычагов» искоренить. Такие попытки, как известно, предпринимались на протяжении почти всей истории ее существования, но особенно они активизировались с XIX века. При этом предлагались разные системы социального контроля, наиболее известные — регламентация и аболиционизм.

Регламентация, или врачебно-полицейский надзор за проституцией, сменила предыдущий, чисто репрессивный полицейский контроль. Вначале идея была реализована во Франции, потом, в 1840—1842 годах, — в России и постепенно за-хватила другие европейские страны — Бельгию, Германию, Австрию, Испанию, Португалию, Венгрию. К чему сводился смысл регламентации как социально-профилактической меры? По исходному замыслу создателей этой системы, женщине, решившей сделаться проституткой, предоставлялось административное право на это занятие при получении подписки о ее согласии подчиниться особым полицейским предписаниям, существенно ограничивавшим ее гражданские права. Она вносилась в специальные полицейские учетные списки, вместо вида на жительство чаще всего получала «желтый билет» (медицинскую карточку), не могла менять квартиру или покидать город без ведома полиции. Сторонники регламентации придерживались антропологического взгляда на генезис проституции (Ц. Ломброзо, Д. Ферреро, Ф. Руссель, П. Тарновская). Поясняя его смысл, ограничусь одним примером.

Врач-психиатр П. Н. Тарновская провела антропологическое и биолого-физиологическое исследование 150 женщин: 50 проституток низшего разряда, проживших три года в публичном доме. Для сравнения ею были взяты 50 сельских работниц и 50 городских интеллигентных женщин. Признаки вырождения она обнаружила у 2% горожанок, у 14% крестьянок, а у проституток — 82,6%. Что же представляли собой эти вырождающиеся особи? Внешне «привычные проститутки» различались степенью соматической привлекательности, вместе с тем у них обнаружились общие объективные антропологические и психологические признаки: неправильность черепа, асимметрия лица, таз напоминал мужской, лобные пазухи развиты, тучность, волосатость по всему телу, преждевременная половая зрелость, неправильность менструаций, ничтожное умственное развитие, бедный эмоциональный мир и т. п. (см.: Тарновская 1887: 3). Отсюда следовало: имеется определенный круг лиц — женского пола, от рождения обреченных на проституирование.

Аболиционизм возник в Англии, затем распространился по всей Европе и уже опосредованно, через финскую провинцию, проник в Россию. Сторонники аболиционизма были полны светлых утопических надежд на то, что проституция сама по себе, автоматически исчезнет по мере нравственного возрождения народа, повышения уровня образования и расширения гражданских прав