Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк Страница 59

который привел бы к уничтожению бедности, и вследствие этого уделяли первоочередное внимание перераспределению. Увеличение налога на процветающих увеличило бы суммы денег в карманах у бедных – этот метод, если бы его применяли последовательно, сделал бы невозможным то повышение жизненных стандартов, которое произошло за последние 100 лет. Однако внутри группы, зависящей от нескольких покровителей, наиболее талантливый человек, который привлекает к себе милость покровителя и соответственно его пожертвования, действительно лишает всех менее одаренных художников и писателей реальных денег. Их зависть разумна и объективно оправдана. С развитием в XX в. институциональной формы покровительства, в частности, фондов – в Америке и, в более поздние времена, в некоторых европейских странах, – как представляется, зависть между группами находящихся в похожем положении потенциальных благополучателей возникла снова.

Глава 11. Зависть как предмет философии

Примерно до 30-х гг. нашего XX в. философы довольно часто обращались к проблеме зависти, как к одному из неизбежных вопросов человеческого существования. Они стремились дать ей точное определение и описать ее феноменологию. Эта глава не является полным обзором проблемы зависти в истории западной философии; ее цель скорее в том, чтобы продемонстрировать регулярность, с которой поднимался этот вопрос.

Аристотель

В своей «Риторике» Аристотель четко осознает, в какой степени наша зависть направлена исключительно на тех, кто нам ровня, на равных нам. Здесь существенно то, что мы сами на самом деле не желаем иметь то, чему мы завидуем, и не надеемся приобрести это в процессе нашей зависти, но желали бы видеть это уничтоженным в том, что касается другого человека. Чем в большей степени мы равны человеку, с которым себя сравниваем, тем больше наша зависть. Равенство может относиться к рождению, родству, возрасту, положению, социальным отличиям или к имуществу. На самом деле чувство зависти возникает тогда, когда то, чего нам не хватает по сравнению с другим, представляет собой нечто незначительное. Аристотель цитирует Гесиода: горшечник против горшечника. Мы завидуем тем, чье имущество или достижения отражают наши собственные. Эти люди – наши соседи, равные нам. Природа наших неудач прежде всего проявляется в сравнении с ними. Далее Аристотель анализирует соперничество, чувство, которое часто путают с завистью[245].

Фрэнсис Бэкон

Девятое эссе Бэкона, одно из самых длинных из всех 58, носит название «О зависти». В некоторых других эссе он также подчеркивает роль зависти в человеческой деятельности и предупреждает нас против нее, советуя, как лучше от нее уберечься, – например, в эссе о тщеславии, телесных недостатках, а также о восстаниях и бунтах.

Как отмечали многие из биографов Бэкона и комментаторов его «Опытов», нет сомнений, что он сам страдал от зависти других людей и наблюдал ее среди других придворных. Его размышления о проблеме зависти, в которой он видел один из неизбежных и фундаментальных факторов человеческой жизни, содержат важные правила относительно зависти и ее избегания, в то время как он излагает ее суть с поразительным социологическим чутьем.

Бэкон начинает с «дурного глаза», который, возможно, происходит от зависти и может быть ее синонимом, и привлекает внимание к связи зависти с колдовством. Невозможно, чтобы сам Бэкон считал, что зависть основана на колдовстве, как считают почти все примитивные народы; он просто напоминает об этом главном мотиве чародейства[246]. Не имеет значения, является ли это упоминание ироническим или серьезным. Поскольку завистливые действия содержат элемент колдовства, то единственный способ предотвращения зависти – это метод, который используется в случаях чародейства или заклятия. Поэтому, говорит он, «наиболее мудрые из великих мира сего появляются на жизненной сцене в сопровождении кого-нибудь, на кого можно перевести зависть, которая направлена на них самих: иногда на министров и слуг; иногда на коллег и соратников и так далее; и на этот случай никогда нет недостатка в людях жестоких и предприимчивых, которые, если у них появляется возможность обладать властью и заниматься делами, хватаются за нее при любых условиях»[247].

Тактика против зависти

Хотя тактические приемы, которые рекомендует Бэкон, по-прежнему применимы, они редко когда описывались так четко, как у него. Его убеждение, что единственный способ смягчить зависть – это искупительная жертва или заменитель, весьма показательно. Однако Бэкон советует и другой способ избежать зависти, а именно сознательное причинение себе ущерба или самоуничижение: «…В то время как мудрые люди предпочтут принести зависти жертву и пострадать, иногда сами преднамеренно устраивая так, чтобы сносить критику и терпеть неудачу в делах, которые их мало занимают»[248].

Несмотря на это, далее Бэкон замечает, что великий человек, ведущий себя прямо и открыто, будет привлекать меньше зависти, чем тот, кто будет скрытным и лицемерным. Человек, который неуклюже стремится скрыть свое величие – свое везение, репутацию и т. п. – или преуменьшить его, как будто говорит то, во что на самом деле не верит: что это судьба виновата в том, что относится к нему лучше, чем он того заслуживает. Такой человек выглядит так, как будто он считает себя недостойным своего величия и не заслуживающим его, и тем самым воистину возбуждает зависть остальных[249]. В другом месте Бэкон высказывает предположение, что враждебность завистника особенно разжигает ситуация, когда он видит, что его зависть внушила ее объекту неуверенность в себе и что он пытается умиротворить деструктивные чувства нерешительными жестами. Почему так происходит?

Косвенный ответ можно найти в том обороте, который Бэкон использует для обозначения неуклюжего избегания зависти: «отречься от удачи»; этот оборот как бы бросает тень на саму удачу. Кроме того, можно добавить, что когда те, кто должен извлекать из удачи пользу, любимцы фортуны, упрекают ее – к выгоде завистливых и с неоправданной пристрастностью, – то они разрушают заложенное в концепте фортуны или удачи неявное соглашение, которое признают и благополучные, и менее благополучные члены общества, и в результате зависть получает полную свободу.

С самого начала Бэкон различает два типа зависти: публичную и приватную. Публичная зависть – это не просто зависть, признанная открыто; точнее было бы сказать, что это зависть во имя общественного блага. Этот концепт похож на «зависть-возмущение» Э. Рега. Бэкон не мог себе представить, что через 200 лет некоторые социальные философы сумеют так закамуфлировать и вытеснить (в психоаналитическом смысле) приватную зависть, что она почти всегда будет представляться под маской защиты общего блага. То, что с XIX в. носит имя «демократической зависти», чаще всего, (хотя и не всегда), является предполагаемой совокупностью частной зависти избирателей.

Публичная зависть, которая проявляется в виде общественного интереса, – это форма зависти,