Илья Жегулев - Операция «Единая Россия». Неизвестная история партии власти Страница 10

Правила, как водится, написали в Кремле. Для начала «Единству» решили обеспечить хорошую группу поддержки: иметь 73 мандата из 450 для настоящей партии власти как-то несолидно (для сравнения, у КПРФ было 113, у ОВР – 68, а у «Регионов России» – 44).

– Что вам нужно в материальном плане в обмен на вступление в «Единство»? – пересказывал свой разговор с Владиславом Сурковым тогдашний НДРовец, а сейчас оппозиционный политик демократического толка Владимир Рыжков [3]. Вопрос хозяина встречи шокировал Рыжкова, и он ответил любезностью на любезность: «Ничего». Меньше чем через полгода Рыжков был исключен из «Единства» за несогласие с позицией фракции, а с Сурковым с тех пор он больше не разговаривал.

Таким образом, с ходу увеличить свою численность «медведям» удалось до 84 человек: троих пригласили из НДР, еще пятеро были независимыми, не имевшими партийного родства. «Независимые», или «самовыдвиженцы», люди, избиравшиеся в Думу не от партий, а своими силами, давно ушли в прошлое благодаря «Единой России». И произошло это в том числе именно потому, что тогда, в 1999 году, они помогли Кремлю сделать первый шаг к получению контроля над Думой, чтобы другие не перекупали. Тех, у кого не было официального партийного хозяина, здесь насчитывалось больше сотни, и заполучить их в свои ряды хотели многие. Правда, как минимум для половины из них статус «независимого» был простым прикрытием: за одними стояли региональные элиты, за другими – местные предприниматели, за третьими – крупные корпорации. Перетягивание на свою сторону последних удавалось администрации президента особенно успешно.

Еще до официального начала работы Госдумы третьего созыва Кремль завербовал половину «независимых» депутатов и сколотил из них группу «Народный депутат», в которую вошли 54 человека. Присягнув на верность чиновникам администрации, депутаты перестали быть «народными» по факту, но это мало кого смущало. Куда важнее для президентского аппарата было то, что группа изначально позиционировала себя как проправительственная. Вместе с ней кремлевское большинство в Думе составляло уже 138 человек – даже не простое большинство, но уже больше, чем у всех остальных. Появилась возможность говорить с потенциальными союзниками с позиции сильнейшего.

Это пригодилось для следующего этапа подчинения парламента – раздела руководящих постов в комитетах. Посты глав комитетов – основной показатель влияния партии в парламенте. Обычно думские фракции решали этот вопрос сообща. Так могло бы быть и на этот раз. У депутатов была предварительная договоренность: разделить председательские посты в комитетах пропорционально численности фракций и групп. Получалось вполне прилично: у КПРФ и «Единства» – по 8 комитетов, у ОВР и СПС – по 2, у «Яблока» с ЛДПР – по 1. Но Кремль решил выжать из ситуации максимум и переделить портфели в пользу сильнейших. В хорошо срежиссированном сепаратном сговоре приняли участие «Единство» и КПРФ с их группами поддержки – «Народным депутатом» и аграриями, а также верный и проверенный временем партнер администрации – ЛДПР. В результате «пакетного соглашения» послушное большинство в 270 депутатов предложило ОВР и СПС лишь по одному портфелю в руки, а «Яблоко» не удостоили и этого.

– Это же ошметки! – возмущался вчерашний без пяти минут президент Евгений Примаков, хлопая дверью. Несколько дней обиженные меньшевики игнорировали заседания Госдумы, но кардинально изменить ситуацию это не помогло. В итоге коммунисты получили 9 комитетов, а «медведи» – 7. На первый взгляд, они добровольно отказались от одного портфеля в пользу коммунистов – лишь бы ничего не досталось врагу. Но «медведи» ничего не потеряли. В плюсе с 5 портфелями «Народного депутата» это было очень похоже на победу Кремля.

Именно тогда впервые заговорили о вертикали. Волошин выстраивал Думу под Кремль, и впервые парламент стал управляемым. К слову сказать, активисты «Единства» в том торге себя никак не проявили.

– Слишком принципиальные партии долго не живут. Если необходимо, надо уметь менять союзников. Умейте продавать себя, – внушал два года спустя Владислав Сурков «медвежьему» партактиву. Тогда же в 2000 году и его самого можно было встретить на выходе из кремлевской библиотеки, прижимающего к сердцу «Государя» Макиавелли. Сейчас эта книга, если верить WikiLeaks, стоит в кабинете Суркова на видном месте.

«Продав» «Единство» в союзники коммунистам, президентская администрация оказалась едва ли не в большем выигрыше, чем сам президент. Точнее, на тот момент и. о. президента.

Дело в том, что важным элементом торга с коммунистами была кандидатура спикера Госдумы. Пока еще с малыми фракциями кто-то разговаривал, на этот пост предлагались три серьезные кандидатуры. Одним из них номинировался Сергей Степашин, у которого были неплохие отношения с Примаковым и частью ОВР. Был он приемлем и для СПС, и для «Единства». Однако Степашин еще год назад, побывав в роли «преемника», показал полную неспособность следовать намеченному курсу. «Он продавливался всеми. Кто последним к нему в кабинет заходил – тот и был прав», – вспоминает близкий к Кремлю источник. Такой спикер «медведям» был не нужен. Другой вариант – Примаков, на чьей кандидатуре настаивало большинство ОВР. Это предложение могло быть рассмотрено в случае достижения договоренностей между самим Примаковым и и. о. президента Путиным, которому через три месяца предстояло доказать избирателям, что он – лучший. Что могло быть в таком соглашении? Например, договоренность о том, что Примаков не идет в президенты, а если идет, то снимается прямо перед выборами или внятно поддерживает Путина, обеспечивая ему победу в первом туре. Но к тому моменту Кремль уже разуверился в избираемости Примакова, а отдавать спикерское кресло вчерашним врагам не хотелось – вдруг у них снова проснутся амбиции. Третьим был Геннадий Селезнев, устраивавший и кремлевских технологов, предполагавших в нем «управляемую оппозиционность», и коммунистов, которым это позволило бы сохранить лицо после сделки с теми, кого они должны безжалостно критиковать. Именно Селезнев в итоге и стал спикером, а Сурков доказал Путину, что ему можно доверить техобслуживание думской машины на время его президентства.

Конечно, современные коммунисты мало похожи на волков: смотрят они не только в лес, но и в сторону кремлевских благотворителей. И все же на роль стратегических союзников «медведей» в Думе «зюгановцы», которым рано или поздно пришлось бы отчитываться перед красным электоратом, не годились. Не удивительно, что уже через два года они растеряли все думские бонусы, добытые в ходе сепаратного сговора с «Единством».

Произошло это после того как Кремль санкционировал процесс объединения вчерашних врагов: «партии Путина» и «партии Лужкова – Примакова».

Еще до президентских выборов Владимир Путин фактически остался без политической оппозиции. Присягу ему принесли и правые, и союзники коммунистов – аграрии. Вынужден был это сделать и вчерашний недруг – Юрий Лужков. Примерно за неделю до выборов тогдашний столичный мэр объявил, что он «чувствует протянутую руку Путина и готов зафиксировать сотрудничество крепким рукопожатием».

Вообще-то месяцем раньше ни о какой поддержке не было и речи: Лужков трубил на всю Москву, что Путин для него – «открытая страница» и что «по сути, мы ничего о нем не знаем». После этого в следственном комитете МВД решили, что и правохранительные органы знают про Лужкова далеко не все, и начали полномасштабную проверку хозяйственной деятельности мэрии. Тут-то Лужков, вероятно, почувствовал «руку Путина», которая уже норовила ухватить его за горло, и срочно захотел дружить.

«Дружба» с Лужковым предполагала поддержку со стороны «Отечества», но что было делать с партией номенклатуры, не выбившейся в «партию власти»? В Кремле не было единой точки зрения на этот счет. Волошин с Сурковым выступали за объединение вчерашних врагов в один большой и полезный президенту актив: «Единство» + «Отечество» = правильно голосующая Дума. Шабдурасулов считал, что в этом есть что-то от обмана избирателей: почему побежденные должны становиться победителями? Куда полезнее, с его точки зрения, было бы сразу после победы на выборах заняться превращением «Единства» в полноценную сильную партию, а кто захочет присоединиться, для того двери не заперты. Этот вариант не предполагал зачистки политической поляны под одного человека, а напротив, исходил из конкурентной логики. Но как раз она с 2000 года перестала быть в почете.

Партийные номенклатурщики не горели желанием расставаться со своими символами власти, следуя логике: «лучше маленький царек, чем большой приказчик». Около года «Единство» и «Отечество» находились в свободном плавании, пока у Кремля не возник предметный интерес к Москве: на конец 2001 года были намечены выборы в столичный парламент. Победить «Отечество» на территории Лужкова шансов у «медведей» не было, а «взять Москву» было необходимо. Другое дело, если выступить единым фронтом. Лужкову тоже было о чем просить: губернаторы в то время были избираемыми, и вопрос о количестве сроков имел важное значение. В 2003 году Лужков хотел идти на третий срок, и Кремль согласился закрыть на это глаза – в счет последующего объединения.