Константин Базили - Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях Страница 10

Замечания эти необходимы для пояснения происшествий, коих Сирия служила театром до сего времени и которые отзываются на нынешнем состоянии края.

В силу такого политического и финансового управления племена отдавались на откуп, в буквальном значении сего слова, пашам, эмирам и шейхам. Права политические, коими были облечены паши, эмиры и шейхи, служили как бы в придачу и в обеспечение права денежных поборов[66]. Необходимым последствием этой системы было совершенное развращение владетельных домов. Козни и братоубийства в семействах аристократических вошли в общественные нравы; ими наполнены сирийские летописи; бывают подобные примеры и в наше время и никого не приводят в удивление. Эта система управления целые три века с половиной служила к упрочению феодального права и арабской народности, против коих так суетливо подвизается теперь турецкое правительство.

Эмиры ливанские не замедлили навлечь на себя гнев Порты[67]. Паше египетскому было поручено казнить мятежных горцев. Без труда занял он горы своим войском, ибо эмиры Джемаль эд-Дина и потомки прежних владельцев Танух, верные наследственной вражде партии иемени преемникам Фахр эд-Дина, которые заодно с Шихабами придерживалась партии кейси, присоединились к туркам для свержения соперников. По удалении турок, которые взяли с горцев контрибуцию и внушили им более повиновения к пашам, Мааны не замедлили восстановить прежнее свое влияние, особенно при Фахр эд-Дине II[68], внуке того, о котором выше упомянуто. Наезды удалого эмира на соседние округа были наказаны Хафиз-пашой дамасским, который по повелению Порты с четырнадцатью другими пашами выступил в поход против него и при содействии его соперников опустошил Ливан[69]. Чтобы укрыться от гнева паши, эмир отправился путешествовать в Италию и вверил правление младшему своему брату эмиру Юнесу. Этот наместник для смягчения пашей отправил к ним собственную мать с богатыми дарами и полумиллионом пиастров (пиастр тогда равнялся нашему серебряному рублю). Эмиры антиливанские, хотя сами постоянно пользовались покровительством Маанов и прибегалик ним то для защиты от крамолы турецкой, то для примирения со своими ближними, не приняли, однако, никакого участия в этой двукратной беде Маанов, быв единственно заняты собственными происками у пашей, брат противу брата, и стараясь единственно угодить своим капризным повелителям.

Такими происками удалось одному из братьев Шихабов, эмиру Ахмеду, вооружить Хафиз-пашу на другого брата — эмира Али, который управлял Антиливаном. Общая опала повела к союзу между Али и Юнесом. Турки были сперва разбиты союзными эмирами; затем, однако, отомстили они разорением Дейр эль-Камара, столицы Маанов[70], и Хасбеи, столицы Шихабов, с множеством других городов на Ливане и на Антиливане. Опальные эмиры спасались тогда в Баниасе[71], у истоков Иордана. Едва успели турки покинуть Ливан, едва успели эмиры возвратиться восвояси, вскипело в горах кровавое междоусобие старых партий иемени и кейси. Целый год дрались с зверским остервенением. Утомленный эмир Юнес передал правление своему племяннику, молодому сыну Фахр эд-Дина. Вскоре затем Хафиз-паша дамасский, бич Ливана, был сменен; тогда возвратился из своего путешествия Фахр эд-Дин.

Около пяти лет провел он в Италии, где появление владетельного князя неизвестного еще племени друзов возбудило любопытство Европы. Флорентийский двор сделал ему лестный прием. Распространилось на Западе сказание, будто друзы — заблудшие в горах ливанских потомки крестоносцев. Самое имя друзов стали производить от какого-то графа Dreux. Фахр эд-Дин, вероятно, сам подтверждал эту басню, которая делала его предметом всеобщего участия и благосклонного внимания на Западе.

Бейрут. Гравюра XIX в.

По возвращении своем из Европы эмир не замедлил устроить вновь свои правительственные дела и придать новый блеск своему роду и племени. Бедствия, постигшие Ливан в его отсутствие, усугубили народное доверие к эмиру. Это самая блистательная эпоха друзов. Вся страна — от северных [отрогов] Ливана от высот Джиббет-Бшарра и Аккара, от верховьев Оронта по берегу моря до Кармеля, с плодоносной долиной Баальбека, с приморскими городами Батруном (Вотрисом у древних греков), Джубейлем (древним Библосом), Бей рутом, Сайдой и Суром (Виритом, Сидоном и Тиром), Аккой[72] (Сен-Жан д’Акр, древняя Птолемаида), а на восток — до верховьев Иордана, до Сафеда и Тиверии (Тивериады) — вся эта богатая и живописная страна, с воинственными своими племенами, признавала его власть. Эмиры антиливанские искали его покровительства; турецкие паши его боялись и оставляли в покое.

Вид Иерусалима с крыши австрийской больницы. Художник Карл Вернер, 1864.

В это время Сирия была разделена собственно на три пашалыка: 1) Халебский, в коем заключались Эдесское и Антиохийское княжества крестоносцев, и берег Искендеруна, поблизости коего безвестно укрылась бедная деревушка Суэдия, у устьев Оронта, будто надгробный памятник знаменитой в древности Селевкии; 2) Тараблюсский, вдоль берега от Латакии (древней Лаодикеи) до пределов Ливанского княжества; 3) Дамасский, коему были подведомы все юго-восточные страны до Евфрата и до Суэцкого перешейка. Палестина, входя в состав Дамасского пашалыка, составила особенный санджак под управлением двухбунчужного паши. Впоследствии прибережная ее полоса вступила в состав Сайдского пашалыка, учрежденного в следующем столетии из береговых округов от Сайды до египетской границы, а город Иерусалим, как один из четырех священных городов ислама, остался в ведении дамасского паши.

Только в северной части Сирии, в пашалыке Халебском, успело турецкое правительство водворить свои обычаи, свою военную систему, янычар и феодальных сипахи и тимариотов[73], коими были заменены арабские эмиры. В остальной Сирии туркам не удавалось преодолеть туземного элемента. Гора Кельбие, древний Кассион, была населена бедным и мирным племенем ансариев, о которых и поныне правительство не имеет другой заботы, как разве собирать с них ежегодно подати. Округа, прилежащие к северным [отрогам] Ливана, управлялись наследственно эмирами Сиффа, мусульманами; округа Джубейль и Баальбек — шейхами Хамади и эмирами Харфуш, мутуалиями. И племена эти, и владетельные семейства по собственному движению признавали над собой власть Фахр эд-Дина и домогались его покровительства от козней, поборов и насилий турецких пашей.

Античные руины Баальбека. Литография A. T. Франсия, 1830 г.

Племя маронитов сосредоточивалось в гористом Кесруане под патриархальным управлением единоверных ему шейхов из домов Хазен и Хбейш. В живописном Метене обитали в совокупности православные арабы и друзы под управлением древних и могущественных шейхов Абу Лама родом из друзов. Оба эти округа были в непосредственном владении эмира ливанского, но сохраняли свои феодальные льготы. Затем Южный Ливан от Бейрута до Сайды, известный под общим именем Шуф, в разных округах коего были местные шейхи, почитался как бы наследственным уделом эмиров вместе с городами Бейрутом и Сайдой. Племена мутуалиев, занимавшие окрестности Сайды и городок Сур, равно и оседлые племена, смешанные с бедуинами в верховьях Иордана, за Иорданом, на горе Аджлун и в Хауране, не имея могущественных шейхов из туземцев, охотно подчинялись предприимчивому эмиру и находили в нем опору от притеснений, коими тяготели над Сирией паши, и расправу в возникающих между ними раздорах. Со всех этих племен, ему подвластных или состоявших под его покровительством, эмир собирал дань и поднимал ополчения, предоставляя, впрочем, каждому из них управляться наследственными своими шейхами и эмирами. Сим еще более упрочивалось и развивалось по всем направлениям феодальное устройство края, преимущественно укоренившееся при Фахр эд-Дине.

Бейрут и ливанские горы. Литография А. Т. Франсия, 1830 г.

Фахр эд-Дин украсил свою столицу Бейрут и выстроил башни и замки; он укрепил порт для защиты торговли от мальтийских галер и сам содержал небольшую флотилию. Развалины Фахрэддинова дворца с садами, банями и зверинцем поныне свидетельствуют о великолепии эмира, который променял в Италии простые патриархальные обычаи своего края на роскошь двора Медичи. Но лучшим памятником Фахрэддинова управления остался в Бейруте живописный еловый лес, им насажденный для охранения садов и плантаций от набега морских песков. И ныне продолжается в Сирии эта упорная борьба земледелия с пустыней, аллегорически выраженная у древних египтян и у греков вечной войной Озириса с Тифоном. В трудолюбивом Египте Озирис при содействии божества Нила сразил враждебного Тифона, загнал его в Эфиопию и оплодотворил освобожденную от губительных его набегов почву. Но в Сирии при постоянной убыли народонаселения, политическом неустройстве края и беспечности правительства опустошительные набеги Тифона одолевают с каждым годом и более и более затесняют эту благословенную природой полосу, простирающуюся под роскошным покрывалом своих жатв промеж двойной пустыни песков и моря. Засуха великой пустыни съедает понемногу плодоносную почву с восточной стороны Сирии, а с береговой стороны море накопляет подвижные громады песков, переносимых, вероятно, ветрами из Ливийской пустыни в море и выбрасываемых волнами в Сирию[74].