Елена Трегубова - Байки кремлевского диггера Страница 10

Вот так два ельцинских чиновника разом испортили жизнь всем жителям Курил. Сама я на спорных территориях ни разу не была, но все, кто туда съездил, в один голос уверяют: даже колхозно-крепостная Орловщина в сравнении с этим местом – рай земной. И почему замерзающие, голодные, спивающиеся курильчане, которыми наше правительство вообще не интересуется, должны расплачиваться за абстрактные государственнические интересы, а не начать новую жизнь под протекторатом маленькой, но заботящейся о собственных гражданах страны, – не вполне понятно.

Так что я даже удивляюсь тому, насколько верно поется в одной популярной песенке: Наш президент не пьет и не курит – лучше бы пил и курил! Возможно, от этого стало бы лучше жителям Южных Курил! Похоже, к группе Сплин тоже попала конфиденциальная информация об этой истории.

А что же касается нынешнего российского президента, который действительно не пьет и не курит – то вот уж кто действительно лучше бы пил и курил! Ну посудите сами: разве можно сравнить нынешние путинские афоризмы – почему-то все как один какие-то кровожадные или садистские – с незабвенными добродушными ельцинскими загогулинами?

Протоколы сиамских близнецов

Как ни удивительно, до самой отставки Ельцина я ни разу не слышала в Кремле ни одной сплетни про то, что политический тандем Татьяны Дьяченко и Валентина Юмашева скреплен не только узами клана Семьи (в смысле, как Коза Ностра), но и здоровыми семейными отношениями.

– Понимаешь, на самом деле Таня и Валя – это просто один человек, сиамские близнецы! – объясняли мне на полном серьезе кремлевские старожилы.

При том что одна часть этих кремлевских близнецов -мужская – вообще никогда не вылезала на свет Божий из-под замшелой кремлевской коряги, вторая, женская, все-таки время от времени показывалась на людях.

С Татьяной (тогда еще Дьяченко) я познакомилась в начале 1997 года, когда она пришла к нам на встречу Хартии к Маше Слоним на Тверскую.

В личном общении Таня производила впечатление необычайно женственной, мягкой и беззащитной простушки. Меня, правда, несколько шокировало, что, делясь с нами впечатлениями от вышедшей незадолго до этого книги Александра Коржакова (бывшего ельцинского денщика, вылившего на своего прежнего хозяина все имевшиеся в запасе ушаты дерьма), президентская дочка заявила, что она и сейчас по-прежнему хорошо относится к дяде Саше… Впрочем, в образ беззащитной простушки такое странное заявление как раз вписывалось.

А дальше случилось невероятное: Татьяна сумела до глубины сердца растрогать собравшихся в тот день у Слоним матерых политических обозревателей.

Потому что она вдруг, ни с того ни с сего, в ответ на наши жесткие вопросы о политике принялась по-женски плакаться нам, что в коржаковскои книжке рассказано про то, что Боря – не родной сын ее теперешнего (в смысле, тогдашнего) мужа. Причем плакалась Таня в буквальном смысле – пустила слезу, моментально смутив и покорив меня и всех моих друзей. Достигнув этого эффекта, президентская дочка быстренько собрала вещи и, скомкано, всхлипывая, попрощавшись, выбежала на лестничную клетку.

Проводить ее выскочил Леша Венедиктов, который через пять минут вернулся к нам просто с перевернутым лицом:

– Ребята, она сейчас там так расплакалась…

– Крокодиловы слезы. Плохо сыграно, – цинично парировала Танька Малкина. Она оказалась единственной среди всех нас, кого ранимость и беззащитность ее тезки Татьяны оставили холодной как лед.

Все накинулись на Малкину с упреками в излишнем цинизме и доводами типа такие глаза не могут обмануть.

– Могут! Еще как могут! Вы просто не ездили с Елкиным (так старый состав кремлевского пула называл между собой Ельцина. – Е. Т.) в предвыборную кампанию! Вы бы только видели, как они полуживого синюшного, как труп, Ельцина выпихнули к журналистам объявлять, что он отправляет в отставку Чубайса – так вот, вы бы только видели, с каким лицом эта ваша беззащитная и женственная Таня в тот момент выглянула из-за угла и радостно потерла ручки!… Я просто случайно оглянулась и увидела ее: никогда в жизни не забуду этого ее выражения лица!

В общем, мнения экспертов радикально разошлись. Но девяносто девять процентов против одного голосовали за искренность президентской дочки.

Вскоре мне представился случай проверить, кто же из нас был прав.

В октябре 1997 года я отправилась с Ельциным на Страсбургский саммит Совета Европы. Дико страдая от тошнотворной эльзасской кухни, после работы я тщетно бродила по городу, пытаясь найти хоть один ресторан, где бы мне согласились дать просто прожаренный кусок мяса. А не замаринованный и протушенный перед этим по гадкому местному обычаю. Убив на эти отчаянные поиски часа два и вконец потеряв надежду, я забилась в угол какой-то маленькой харчевни и принялась обреченно жевать гостеприимно предложенный мне омерзительный шукрут.

Я и так-то, когда мне не дают нормально поесть, начинаю беспричинно злиться на всех окружающих, а тут еще, с гадливостью прожевав кусочек предложенной мне шеф-поваром промаринованной свинины, я вдруг обнаружила прямо рядом с собой, за соседним столиком, президентскую дочку Татьяну.

Мало мне было того что еда здесь поганая… – злобно подумала я. – Так теперь еще и вообще поесть спокойно не дадут. Сейчас придется вести светские разговоры и задавать вымученные вопросы.

И, забыв про все журналистские принципы, я малодушно отвернулась в другую сторону и прикинулась увлеченным эльзасским едоком.

Через десять минут, домучив кусок свинины и расплатившись, я, уже на пути к выходу, из приличия все-таки подошла к Татьяне поздороваться. Она женственно разулыбалась, сразу вспомнила про Хартию, и сказала, что мечтает еще раз как-нибудь зайти к нам попить чайку.

На всякий случай я решила спросить ее о слухах, которые стали настойчиво курсировать в кремлевских кулуарах сразу же после аукциона по Связьинвесту:

– Тань, а скажите: правду говорят, что Борис Николаевич разочаровался в молодых реформаторах? И что в ближайшее время возможна их отставка из правительства? – специально как можно более проще сформулировала я вопрос, – чтобы было доходчивее для неискушенной в политике простушки.

Таня разохалась:

– Ой, да ну что вы, Лена! Да нет, конечно! Папа их всех так любит!

А через месяц кремлевский сиамский близнец начал решающую операцию по зачистке младореформаторов из правительства.

Кстати, о Таниных слезах как о фирменном приеме я потом много слышала от кремлевских и правительственных чиновников. Особенно от тех, кого близнецы внезапно вышвыривали с какого-нибудь поста.

– Представляешь, прихожу я к Тане в ее кремлевский кабинет – выяснять, что за дела. А она – сразу в слезы… Пожалейте, всхлипывает, папу – и рыдать. Ну что ты с ней будешь после этого делать… – так звучало самое типичное описание секретного кремлевского оружия.

Даже удивительно, насколько долгое время этому сиамскому близнецу удавалось оставаться самым рукастым экспонатом кремлевской кунсткамеры, который умудрялся рулить (правда, с чужой подачи) не только страной, но и – что было куда более сложной задачей, – стихийным президентом Ельциным.

Глава 4

ПОД ЗНАКОМ СВЯЗЬИНВЕСТА

Придя в Кремль, я сразу же оказалась на войне. Это была настоящая третья мировая. Огонь на поражение (даром, что информационный) велся между окопами двух самых влиятельных в том момент группировок: Березовского-Гусинского и Чубайса-Потанина за 25% акций компании Связьинвест. Так же, как и абсолютное большинство других политически озабоченных жителей столицы, я не вполне представляла себе в деталях, что же такое этот Связьинвест, и нафиг из-за него разносить вдребезги всю страну – чем, собственно, с азартом и занимались вышеописанные группировки.

В Кремле, на передовой, мне оставалось лишь пригибать голову и любопытствовать, из какого окопа вылетел очередной фаустпатрон.

Теперь, по прошествии нескольких лет, мне кажется крайне символичным, что никто уже об этом злосчастном, роковом для страны Связьинвесте даже и не вспоминает, а один из акционеров, кажется, уже даже добровольно сдал свои акции государству – за ненадобностью.

На самом деле никакого Связьинвеста в 1997-м наверняка и не было. Это был миф, мираж, соблазн, которого тогдашние околовластные элиты не выдержали. И, перегрызшись между собой, лишили как собственную страну, так и себя самих такого реального в тот момент шанса на цивилизованный выбор.

Аргентина – Ямайка

Летом 1997 года я временно ушла из беспартийной в тот момент газеты "КоммерсантЪ" – создавать новое либеральное ежедневное издание: "Русский Телеграф". Денег на выпуск этой газеты дал олигарх Владимир Потанин. Потанина я тогда еще в глаза не видела и толком не знала, кто он такой. На мои опасения, что нас тоже попытаются поставить в ружье на информационных фронтах, главный редактор "Телеграфа" поклялся: