Аверкий Аристов - Великий Октябрь год за годом (1917 – 1990) Страница 12

Этот психологический перелом в настроениях беспартийных масс мы должны учесть, как фактор неисчерпаемой силы. Советская власть крепче, чем когда бы то ни было, спаяна с рабочими массами. Кто проживет хотя бы еще 5 лет, тот увидит такие события, которые затмят все происшедшее за прошлые 5 лет.

Год испытаний, – сказал т. Зиновьев, – лежащий между III и IV конгрессом, закончился тем, что Коммунистический Интернационал вышел из испытаний гораздо крепче и сильнее, нежели мы ожидали.

Конец III конгресса был вместе с тем началом систематического похода международного капитала против коммунистов мира. Объединенный союз 2-го интернационала и империалистов всего мира усердно работал над тем, чтобы вырвать из нашей цепи наиболее слабые звенья. Неслыханные гонения комбинировались с рядом подкопов, ведущихся 2-м интернационалом. В этом смысле истекший год был решающим для Коминтерна. Давление буржуазии вызвало контрдавление со стороны рабочих.

Мы не привыкли преувеличивать свои силы, – это было бы величайшим грехом пред Коминтерном и пред революцией. И мы говорим после первого подсчета сил, который сделал Исполком Коминтерна на первом объединенном заседании, после обмена мнениями с представителями 52 партий, что Коминтерн за этот год укрепился, преодолел все усилия, которые были направлены против него, и стоит перед русской революцией более сильным и крепким, чем до сих пор.

Вместе с тем мы можем сказать и от лица русской революции представителям международного пролетариата, что русские отряды в настоящее время уже являются более крепкими, чем когда бы то ни было. Нам самим это не было еще ясно, и только теперь с особенной наглядностью каждый из нас видит, какие громадные перемены произошли в настроении широчайших масс русских рабочих. Это началось, примерно, с последней маевки. Мы были изумлены тому грандиозному успеху, который имели последние маевки в Москве, Петрограде и во всех промышленных центрах России. Для нас было несколько неожиданно, что беспартийные рабочие массы пришли в таких больших количествах, и что настроение было такое боевое, подъемное, как в лучшие дни начала нашей революции. Затем демонстрации, связанные с процессом эсэров, показали то же самое и, наконец, сегодняшнее празднество окончательно убеждает нас в том, что неслыханный и неожиданный нами в таких размерах перелом совершился… Сегодня на улицах Москвы мы все видели присутствие всей рабочей Москвы. В Питере было то же самое. Несмотря на ненастную погоду, весь рабочий Петроград вышел на улицу.

Широчайшие беспартийные рабочие массы ко времени 5-ой годовщины Октября сплотились с нашей партией и с Советской властью как никогда. Это есть главнейший итог последних событий, наши враги удивляются такому чуду, что Советская власть, несмотря на все превратности судьбы, существует и укрепляется. Тут не было никакого чуда, дело объясняется без всякого чуда. Советская власть была и остается рабочей властью. Вот почему она имеет железный фундамент под собой, вот почему в ней неиссякаемо крепнут силы.

Наши враги, раздувая те или другие трудности Советского правительства, все еще до последнего времени нет-нет, а заговорят о том, что они когда-нибудь нас победят. Мы можем спокойно посмеяться им в лицо. Вы видели сегодня рабочую Москву. Кто может победить нашу Красную армию, эту бесконечную вереницу вооруженных рабочих? Кто может победить громадную силу пролетарской России, у которой в руках винтовка, которая пережила 5 лет? Эти 5 лет, которые подняли на целую голову каждого рабочего, каждую работницу, каждого рабочего-подростка, каждого служащего, каждого трудящегося нашей страны? – Никто не победит нас, а, наоборот, мы победим всех! (Бурные аплодисменты, клики «ура»).

Те товарищи, которым выпадет на долю еще 5 лет жизни, увидят события, которые затмят собой все, что было до сих пор. Пройдет короткое количество лет, и Коминтерн при нашей поддержке выведет на сцену мировой истории такие силы и армии, перед которыми не устоит буржуазный мир. (Аплодисменты, «Интернационал»).

В.И. Ленин.

Пять лет российской революции и перспективы мировой революции

(Появление товарища Ленина встречается бурными, долго не прекращающимися аплодисментами и овациями всего зала. Все встают и поют «Интернационал».)

Товарищи! Я числюсь в списке ораторов главным докладчиком, но вы поймете, что после моей долгой болезни я не в состоянии сделать большого доклада. Я могу дать лишь введение к важнейшим вопросам. Моя тема будет весьма ограниченной. Тема «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» слишком обширна и велика, чтобы ее вообще мог исчерпать один оратор в одной речи. Поэтому я беру себе только небольшую часть этой темы, именно – вопрос о «новой экономической политике». Я умышленно беру только эту малую часть, чтобы ознакомить вас с этим важнейшим теперь вопросом, – важнейшим, по крайней мере, для меня, ибо я над ним сейчас работаю.

Итак, я буду говорить о том, как мы начали новую экономическую политику и каких результатов мы достигли с помощью этой политики. Если я ограничусь этим вопросом, то, может быть, мне удастся сделать общий обзор и дать общее представление о данном вопросе.

Если начать с того, как мы пришли к новой экономической политике, то я должен обратиться к одной статье, написанной мною в 1918 году. В начале 1918 года я как раз в краткой полемике коснулся вопроса, какое положение должны мы занять по отношению к государственному капитализму. Я писал тогда:

«Государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего (т.е. против тогдашнего) положения дел в нашей Советской республике. Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм».

Это было сказано, конечно, в то время, когда мы были поглупее, чем сейчас, но не настолько уж глупы, чтобы не уметь рассматривать такие вопросы.

Я держался, таким образом, в 1918 году того мнения, что по отношению к тогдашнему хозяйственному состоянию Советской республики государственный капитализм представлял собой шаг вперед. Это звучит очень странно и, быть может, даже нелепо, ибо уже и тогда наша республика была социалистической республикой; тогда мы предпринимали каждый день с величайшей поспешностью – вероятно, с излишней поспешностью – различные новые хозяйственные мероприятия, которые нельзя назвать иначе, как социалистическими. И все же я тогда полагал, что государственный капитализм по сравнению с тогдашним хозяйственным положением Советской республики представляет собой шаг вперед, и я пояснял эту мысль дальше тем, что просто перечислил элементы хозяйственного строя России. Эти элементы были, по-моему, следующие: «1) патриархальная, т.е. наиболее примитивная, форма сельского хозяйства; 2) мелкое товарное производство (сюда относится и большинство крестьянства, торгующее хлебом); 3) частный капитализм; 4) государственный капитализм и 5) социализм». Все эти хозяйственные элементы были представлены в тогдашней России. Я поставил себе тогда задачу разъяснить, в каком отношении друг к другу находятся эти элементы и не следует ли один из несоциалистических элементов, именно государственный капитализм, расценивать выше, чем социализм. Я повторяю: это всем кажется весьма странным, что несоциалистический элемент расценивается выше, признается вышестоящим, чем социализм, в республике, которая объявляет себя социалистической. Но дело становится понятным, если вы вспомните, что мы отнюдь не рассматривали хозяйственный строй России как нечто однородное и высокоразвитое, а в полной мере сознавали, что имеем в России патриархальное земледелие, т.е. наиболее примитивную форму земледелия наряду с формой социалистической. Какую же роль мог бы играть государственный капитализм в такой обстановке?

Я далее спрашивал себя: какой из этих элементов является преобладающим? Ясно, что в мелкобуржуазной среде господствует мелкобуржуазный элемент. Я тогда сознавал, что мелкобуржуазный элемент преобладает; думать иначе было невозможно. Вопрос, который я тогда ставил себе, – это было в специальной полемике, не относящейся к нынешнему вопросу, – был: как мы относимся к государственному капитализму? И я ответил себе: государственный капитализм, хотя он и не является социалистической формой, был бы для нас и для России формой более благоприятной, чем теперешняя. Что это означает? Это означает, что мы не переоценивали ни зародышей, ни начал социалистического хозяйства, хотя мы уже совершили социальную революцию; напротив того, мы уже тогда в известной степени сознавали: да, было бы лучше, если бы мы раньше пришли к государственному капитализму, а уже затем – к социализму.