Юрий Шалыганов - Проект Россия. Большая идея Страница 12

Какой мотив у человека, не понимающего нашей идеи, вкладываться в нас тем или иным способом? Только если он видит какую-то пользу для себя. Но чтобы что-то видеть, нужно, чтобы это прежде материализовалась. Если бы Эдисон принес идею лампочки в расчетах на бумаге, человек вложился бы в эти расчеты при условии, что понимает их.

Если понимания нет, мотив может появиться, если будет демонстрационная модель (светящаяся лампочка). Человек не разбирается, почему она светит, но видит — точно светит. Появляется интерес к тому, что увидел своими глазами.

Чтобы непонимающий увидел результат, чертеж должен кто-то реализовать. Но и для реализации чертежа нужен мотив. В итоге взяться за реализацию продукта, которого еще нет, может только тот, кто понимает идею и находит ее реальной.

Теория как музыка. Один смотрит на ноты и слышит звучание мелодии. Другой до одурения может смотреть на ноты, но музыки не услышит. Он ее услышит и оценит потом, когда ноты кто-то реализует на музыкальном инструменте. Аналогично с любой теорией, которую человек не понимает: пока не увидит результат, основания для действий нет. Понимание — единственный мотив реализовывать то, чего еще нет.

Если человек уверяет, что все понимает (а на самом деле врет), значит, он по косвенным признакам принимает нас за того, на кого мы, по его мнению, похожи. Он верит не нам, а тому, с кем нас путает. И ждет от нас соответствующего поведения.

Вопрос времени, когда возникнет ситуация, при которой «единомышленник» будет ждать от нас действий, например, религиозной структуры (представим, человек думает, будто мы что-то вроде филиала РПЦ, и потому начинает помогать). Он по-прежнему заявляет «верю», но реально верит не нам, а своим ассоциациям. Как только он увидит действия, не соответствующие придуманному образу, это будет расшифровано как предательство.

В итоге мы на ровном месте, за счет собственных сил и средств, создадим сами себе противника. Чтобы предотвратить столь печальное развитие событий, мы контактируем только с теми, кто точно понимает, что мы делаем.

Идею нельзя приватизировать. Поэтому понимающий вкладывается не в нашу идею, а в свою. Понимание выступает в роли коллективного управленца и цензора команды. Отклонение от генерального курса невозможно скрыть.

Ситуация примерно как в ранней партии большевиков: люди приняли идею коммунизма за дело своей жизни. Такие не позволят спекулировать на идее или на себе. Спекуляции начнутся потом, когда партия обюрократится, а идея вошла в противоречие с собой и выхолостилась. На первом этапе направление задавали только те, кто, по общему мнению, был наиболее глубоким носителем идеи.

На низовом партийном уровне такая ситуация сохранялась вплоть до падения СССР. Рядовые партийцы реально выбирали парторгом того, кому доверяли, кто имел лучшие человеческие качества. Компартия сгнила наверху. На уровне первичных ячеек было очень много в высшей степени порядочных и честных людей.

В условиях доминирования идеи, если идейный крен становится принципиальным, понимающий в любое время может уйти. Непонимающий не может, потому что крена не замечает. Что начальство скажет, то для него и правильно. Причина: он не идее служить пришел, он на работу устроился.

Чтобы наша команда не превратилась в противоречивый сброд ура-патриотического толка, который не знает, чего хочет, не умный и просто неинтересный, акцент только на понимающих.

Мы не соответствуем ни одному из существующих образов. Мы — новое явление. В новое нельзя верить, его нужно понять. Побудить верить в новое можно посредством чудес. Христос использовал такую технологию. Если бы Его слова не подкреплялись чудесами, Он не нашел бы такого количества сторонников. Такова человеческая природа. Мы не умеем делать чудеса и потому нам ничего не остается, как искать понимающих.

Подобное притягивает подобное. Если в насыщенный раствор соли опустить кристаллик соли, вокруг него вырастет большой кристалл. Если в этот же раствор опустить кусок говна, вокруг него никакого кристалла не образуется.

Умные люди могут собираться при условии, если понимают, ради чего они собираются. Иными словами, они должны понимать и разделять в первую очередь идею, во вторую очередь средство достижения идеи.

Часть третья. Значение идеи

«Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах».

Глава 1. Важность идеи

Когда исчезает идея, общество уподобляется человеку, из которого вышел дух. Одно из ярких подтверждений этого — пленение Навуходоносором иудейской элиты. Как только завоеватель древности вывел из оккупированной Иудеи всех носителей идеи, священническую, правительственную и творческую элиту, оставшийся народ (крестьяне, купцы и ремесленники) тут же начал деградировать. К моменту возвращения иудеев из вавилонского плена это была налогооблагаемая база, не имеющая ни цели, ни смысла.

Чтобы глубже понять роль идеи в жизни общества (любое общество в основании имеет ту или иную идею), рассмотрим относительно современный пример — историю большевиков. Начнем с основ, с платформы, на которой базировалась их команда, — с коммунистического учения.

Еще раз вспомним: Маркс считал коммунизм неизбежным будущим человечества. В своем манифесте он призывал не ждать прохождения всех кругов эволюции, а ускорить процесс, произвести революцию. Если здание вот-вот рухнет, целесообразно не ждать, когда оно само упадет, а ускорить обрушение и на освободившемся месте построить новое здание. В этом смысле Ницше, призывавший подтолкнуть падающего, был прав.

Маркс подчеркивал: революция имеет смысл, если она мировая. Здесь как с лечением от чумы: или нужно лечить весь организм, или вообще его не трогать. Лечить отдельно палец больного попросту глупо.

Мировая революция требовала ресурса, сопоставимого по мощности ресурсу крупной европейской страны. Иначе браться за дело это как одним экскаватором строить метро.

Намечался пошаговый план: сначала взять власть в стране, обладающей соответствующим ресурсом, и далее, используя его, приступить к мировой революции. По марксизму, если захват власти имеет целью тот или иной вариант «насладиться», вместо разрушения старой конструкции произойдет ее модернизация, в результате старых дворян просто сменят новые. Ради смены элит незачем ввергать в пучину огромных страданий целый народ.

Коммунизм ставил целью не смену элит (шило на мыло), а смену строя. Страдания выглядели оправданными в одном случае — ради построения коммунизма (справедливого общества) на всей планете. Или коммунизм во всем мире, или не начинаем дело. Затевать местечковую революцию, по сути передел власти, противоречило идее.

Первая страна, где коммунисты возьмут власть, должна стать плацдармом. Опираясь на ресурсную базу, они приступят к реализации революции на всей планете. Государство не рассматривалось коммунистами как самоценность. Оно изначально считалось дровами для топки пожара мировой революции.

Маркс отрицал любой вид патриотизма и национализма, находя их таким же архаизмом, как род или племя. Он считал коммунизм будущим не отдельного народа или империи, а человечества. И утверждал невозможность его построения в отдельно взятой стране, поскольку под национальным или патриотическим флагом он неизбежно из направляющей идеи превратится в идеологическую служанку, обслуживающую национальные интересы (точнее, интересы правящей касты).

В этих условиях вместо шага вперед получим шаг назад (вместо капитализма произойдет откат в новый феодализм, лицемерный и более уродливой формы). Феодал открыто говорил своим подданным: «Я властвую над вами, потому что сильнее вас». Новый феодал будет говорить: «Я властвую над вами, потому что вы меня выбрали».

Будут те же холопы и те же дворяне. Назовут их по-другому, но суть не изменится. При монархической системе хотя бы все называлось своими словами. При либеральном феодализме все будут обманывать всех. На трибуне — одно, в реальной жизни — другое. Система, построенная на гнилом фундаменте, неизбежно рухнет. И зачем тогда огород городить?

Построение коммунизма в одной стране нежелательно еще и по техническим причинам: нужен железный занавес, а это приведет к отставанию во всех сферах. Давление извне на закрытую страну будет нарастать, пока не раздавит ее. Как помидор ботинком. Если открыть такую страну для внешнего мира, она, чтобы идти в ногу со всеми, будет играть по общим правилам, то есть встраиваться в мировую систему. Как только это случится, вопрос времени, когда внешняя среда растворит в себе коммунистическую страну.