Татьяна Карасова - Израиль и США: Основные этапы становления стратегического партнерства 1948–2014 Страница 13

1.3. Израиль и США в 1957–1961 гг.

Выборы 1956 г. принесли новый успех 66-летнему Эйзенхауэру, и он снова занял свой кабинет в Белом доме. Дальнейшие события, проходившие в ближневосточном регионе в 1957–1961 гг., привели к серьезным переоценкам американцами своих приоритетов в политике на Ближнем Востоке. В начале 1950-х гг. американская позиция в отношении Израиля, как уже отмечалось, была весьма сдержанной. США не были уверены в надежности Израиля как союзника, и даже в перспективах его выживания, тем более что стоявшие у власти левые сионисты рассматривались частью правящих кругов США как «почти коммунисты», а Госдеп и министерство обороны выступали за приоритет построения союзнических отношений с арабскими странами. Если в начале 1950-х гг. опорой американских интересов считались умеренные националистические арабские государства, а Израиль расценивался администрацией США как серьезное препятствие этим интересам на Ближнем Востоке, то в годы второго президентского срока Эйзенхауэра еврейское государство уже выступало в качестве важного стратегического противовеса растущей силе арабского национализма[110].

Сразу после Синайской кампании израильское правительство вновь попыталось наладить «особые отношения» с Вашингтоном. Эйзенхауэр в свое время наиболее резко выступал против идеи своего предшественника в Белом доме, Трумэна, об «особых отношениях» с еврейским государством. Он вообще не доверял идеям партнерства, не стоящим на прочной базе взаимных стратегических интересов. С особым подозрением он относился к деятельности произраильского лобби и его организаций как представителей модели «особых отношений» в американской столице. Следует напомнить, что именно при Эйзенхауэре, в феврале 1959 г., организация АЙПАК (AIPAC – American Israel Public Affairs Committee) впервые появилась на политической сцене как легитимное произраильское лобби. Правда, в первые годы существования ее способность мобилизовать поддержку Израиля среди членов Конгресса и администрации США (в особенности по вопросу оборонных закупок) была незначительной.

Американские чиновники не раз пытались ограничить шаги АЙПАК и не допустить какой-либо критической деятельности с ее стороны по отношению к политике администрации в израильском контексте. В конце 1950-х гг. были произведены полицейские рейды на штаб АЙПАК в Вашингтоне для расследования источников финансирования организации. Ее руководителям было предъявлено требование зарегистрироваться как «иностранные агенты»; одна за другой следовали угрозы отнять у еврейских организаций и учреждений, делавших пожертвования Израилю, налоговые льготы, если они не ограничат свою деятельность сферой филантропии и не воздержатся от любой попытки «оказать политическое давление»[111].

Эта акция была в основном направлена против появившейся в Конгрессе США довольно действенной по тем временам группы произраильских лоббистов. Давление, исходившее от конгрессменов-лоббистов в вопросах, касающихся Израиля, в целом было характерным для взаимоотношений исполнительной и законодательной ветвей власти американской политической системы. Администрация Д. Эйзенхауэра старалась сохранить сбалансированность своей политики в отношении Израиля и арабских стран, и вследствие этого любая активизация деятельности произраильского лобби вызывала беспокойство у правительства Соединенных Штатов. Но, несмотря на все усилия администрации Эйзенхауэра отстраниться от модели «особых отношений» с Израилем, базовое различие между этой моделью и концепцией «стратегических интересов», постепенно ослабевало.

Необходимо подчеркнуть, что в процессе складывания американо-израильских отношений, имевших, несомненно, большое значение для только что созданного еврейского государства, политика Бен-Гуриона отличалась определенной независимостью и, в первую очередь, исходила из определения собственных национальных интересов. Израиль всегда был для Америки «строптивым» союзником, который никогда беспрекословно не принимал все условия внешнеполитической игры, предлагавшиеся или навязываемые им американцами.

В мире набирала силу «холодная война», идеологом которой теперь стал Эйзенхауэр. В начале 1957 г., в период второго президентского срока Эйзенхауэра, после того как Израиль завершил вывод своих войск с Синайского полуострова, у американской администрации не осталось сомнений, что идея «Багдадского союза» безвозвратно рухнула. (В предшествующие годы считалось, что ведущую роль в обороне данного региона играют британские вооруженные силы и войска стран Багдадского пакта[112].)

После Суэцкого кризиса американское правительство начало пересмотр военных планов на Ближнем Востоке. 5 января 1957 г. на совместном заседании обеих палат американского Конгресса Эйзенхауэр выступил с программной речью, в которой изложил основные принципы новой политики США на Ближнем и Среднем Востоке. В рамках принятой доктрины, США выразили решимость использовать вооруженные силы для защиты своих интересов на Ближнем Востоке и обязались предоставлять помощь в борьбе против агрессии любого государства, контролируемого мировым коммунизмом. Новая американская оборонная доктрина представила двухстороннюю программу, предлагавшую изолированные и точечные решения кризисов и очагов обострения на Ближнем Востоке.

Основу внешней политики составила идея «массированного возмездия», которая предусматривала оказание экономической и военной помощи странам Ближневосточного региона и размещения американских войск по просьбе правительств государств, которым угрожает «международный коммунизм или страны, контролируемые международным коммунизмом»[113]. Российский специалист В. Румянцев отмечал, что антисоветский пафос «доктрины Эйзенхауэра» был очевиден: усиление влияния Советского Союза в Ближневосточном регионе беспокоило американское руководство. Это не совпадало с задачами ближневосточной политики – переключению внимания мусульманских стран от Израиля к угрозе советского проникновения на Ближний Восток[114].

«Доктрина Эйзенхауэра» была призвана решить комплекс проблем ближневосточной политики США, одной из которых была нефтяная. Она должна была способствовать удержанию доступа ведущих стран НАТО к ближневосточной нефти. Доктрина была нацелена на сплочение стран – противников политики Г.А. Насера. Особое значение придавалось роли Саудовской Аравии, которая, как считали в Вашингтоне, могла стать противовесом влияния президента Египта в арабском мире. Фактически доктрина должна была обеспечить Израилю американскую поддержку в случае нападения на него арабской страны, ориентирующейся на СССР.

Однако поскольку адресатом «доктрины Эйзенхауэра» выступали и арабские государства, в Израиле отношение к доктрине было неоднозначным. Коммунисты и левые сионистские партии выступили категорически против ее одобрения. Левые фракции Кнессета, не согласные с прозападной ориентацией Израиля, возражали против публичной поддержки «доктрины Эйзенхауэра», согласно которой государство, находящееся в состоянии противостояния с СССР, получит американскую помощь. На голосовании по поводу политики правительства, прошедшем 3 июня 1957 г., левые партии МАПАМ и Ахдут ха-Авода воздержались из-за разногласий в этой области. На том же голосовании правое движение Херут проголосовало против правительства, потому что поддерживало более выраженную проамериканскую линию. Тем не менее 21 мая 1957 г. доктрина была фактически принята Израилем – правительство сделало заявление общего характера в ее поддержку[115].

«Доктрина Эйзенхауэра» означала отход администрации от иллюзии проамериканского регионального союза (так как Египет и Сирия не согласились поддержать идею союза, несмотря на готовность Америки помочь им в экономическом и военном отношениях). Однако и на том этапе это еще не означало признания стратегической ценности Израиля. Бен-Гурион понимал, что модель «особых отношений», которая при Трумэне была построена на эмоциональном восприятии президентом Холокоста и уважении к историко-культурному наследию еврейского народа, при новом главе Белого дома не работает.

Для того чтобы Израилю можно было опереться на самого сильного союзника, каковым могли быть только США, необходимо было стать его официальным союзником и партнером. Чтобы администрация оценила региональную роль Израиля, ей необходимо было предложить факты и доказательства, подтверждающие возможности Израиля в качестве защитника жизненных интересов Запада в регионе. Вскоре события на Ближнем Востоке предоставили Израилю такую возможность.