Ролан Жаккар - Именем Усамы бен Ладена: Секретное досье на террориста, которого разыскивает весь мир Страница 13

Усама бен Ладен и на этот раз, воспользовавшись царящей в Афганистане анархией, скрылся, ускользнув и от американцев, и от эмиссаров Саудовской Аравии. Курсируя между Ираном и Афганистаном, беглец, как полагают американские спецслужбы, вместе с былыми соратниками-афганцами из «Хезб-и-Ислами»[64] Гульбеддина Хекматияра, знакомого ему по 1980-м гг., налаживает сеть наркоторговли, дабы пополнить кассу своей организации, которой поспешный отъезд из Хартума нанес немалый урон.

Через несколько месяцев после водворения Усамы бен Ладена в Афганистане на руку ему начинает играть новый фактор: в стране, раздираемой гражданской войной, возникает новая политическая силе — талибы. Эти солдаты ислама, притязающие также на звание студентов-теологов или воинствующих монахов, появились в исламистской среде летом 1994 г. Это сунниты, последователи направления «деобанди» (по названию одного факультета исламской теологии в Индии, возле Дели). Их движение вскоре широко открыло двери самым разным народностям страны: среди талибов встречаются и пуштуны, и таджики, и узбеки, и белуджи, и хазарейцы.

По мнению некоторых западных аналитиков, движение «Талибан» обязано своим возникновением очередным манипуляциям вездесущей пакистанской военной разведки ИСИ. Это якобы ее креатура, порожденная конфликтом ИСИ[65] с пакистанским министерством внутренних дел во время второго избрания Беназир Бхутто. Каковы бы ни были истоки движения «Талибан» — будь это плод махинаций спецслужб или стихийной инициативы масс, — оно меньше чем за четыре года изменит облик Афганистана. Усама бен Ладен довольно хорошо с ним поладит, с одной маленькой оговоркой: талибов смущают его антисаудовские декларации, поскольку они получают значительную помощь от Эр-Рияда. К тому же полученный бен Ладеном статус беженца сам по себе вроде бы обязывает держаться скромнее.

По самым последним оценкам, талибов сейчас по меньшей мере шестьдесят тысяч человек. Ядро организации составляют простые мусульманские студенты, учившиеся в медресе (духовных школах) Пакистана, большая часть которых финансировалась Саудовской Аравией. Эти школы, ставшие центрами мусульманской мысли и различных исламских сект, в 1989 — 1991 гг. привлекали тысячи муджахидов, испытавших разочарование после демобилизации афганского сопротивления. В 1995 г. в пакистанском Пенджабе[66] насчитывалось 1686 подобных заведений, а в 1997 г. — уже 2500. В них обучалось более двухсот тысяч человек. В результате упадка в афганском обществе и экономического кризиса престиж пакистанских медресе еще больше вырос. Самые бедные фактически находили в них кров и пищу, не говоря уже о политических идеях, весьма упрощенных, но тем более соблазнительных, объявлявших их естественными и законными хозяевами страны, которые могут, во имя божественного права, с оружием в руках взять все, что им нужно.

Для индийских властей насаждение таких заведений в соседних странах, в том числе Пакистане и Непале, стало представлять постоянную угрозу. Некоторые духовные школы в действительности служат лишь прикрытием для террористов, действующих в Кашмире. Непал, южная граница которого проходит всего в нескольких сотнях километров к северу от Дели[67], приютил у себя шестьдесят шесть медресе, финансируемых и контролируемых неправительственными исламскими организациями, открыто проповедующими ислам фундаменталистского толка и антииндийской направленности. Таким образом, индийско-непальская граница, открытая после заключения в 1950 г. договора о мире и дружбе между Индией и Непалом, стала слабым местом индийской обороны. Участие медресе в дестабилизации ситуации в регионе, особенно в приграничных индийских штатах Бихар и Уттар-Прадеш, открылось после ареста в Бомбее в июне 1999 г. одного подпольщика. В ходе допросов индийские следователи выяснили, что одна из таких школ служила тайным складом автоматов «АК-47», подтверждая тем самым двойное назначение сети медресе.

При безоговорочной поддержке Пакистана религиозное пуристское движение талибов, поставившее себе задачу очистить Афганистан от разложившихся и опустившихся муджахидов, уничтожить или обратить в свою веру еретиков, быстро превратилось в настоящее воинство. В 1996 г. у этого воинства уже было несколько сот танков и эскадрилья советских реактивных истребителей «МИГ», за штурвалами которых, должно быть, сидели пилоты-наемники из бывших военнослужащих коммунистического режима Наджибуллы.

Талибы на своем пути наверх умели быть убедительными, и такие влиятельные лидеры, как Фазлур Рахман, глава «Джамаа-и-улема-ислам»[68] в Белуджистане, оказали поддержку некоторым группам «студентов», позволив им пройти военное обучение в лагерях Корпуса пограничной полиции и пакистанских разведывательных частей в Белуджистане, по соседству с Афганистаном.

Отдельные медресе талибов, размещенные на территории Пакистана, могли принимать до нескольких тысяч студентов, как, например, «Джамаа-и-улема-ислам» в Нью-Тауне близ Карачи, рассчитанная на восемь тысяч учеников. Согласно некоторым источникам, именно в Нью-Тауне, этом рассаднике новой исламской мысли, учился духовный вождь талибов мулла Омар. Там же в начале 1980-х гг. Усама бен Ладен финансировал приобретение мечети Биннори и подарил дом тогда еще безвестному имаму этого святого места — тому же мулле Мохаммеду Омару.

Мулави Мохаммед Омар — бывший пуштунский боевик. Он командовал отрядом муджахидов и имеет героический послужной список. За десять лет освободительной войны несколько раз был ранен: его приближенные рассказывают, что в одном бою с советскими войсками осколок снаряда попал ему в глаз. Понимая, что глаз не спасти, и опасаясь заражения, Мохаммед Омар сам вырвал его из глазницы, а затем вытер окровавленную руку о стену мечети в Сингесаре — деревне, находящейся километрах в пятидесяти к западу от Кандагара; этот кровавый след там до сих пор благоговейно сохраняют, как реликвию.

Его религиозная миссия была открыта ему в 1994 г. в видении. Он удалился в ту самую деревушку Сингесар, дабы посвятить себя изучению Корана подальше от хаоса, в который погрузилась его страна. И там пророк Магомет явился ему во сне, повелев положить конец террору, развязанному местным полевым командиром, развратником, вором и насильником. С полусотней бойцов, служивших раньше под его началом, Мохаммед Омар уничтожил тирана, конфисковал его имущество и раздал населению. По другой, более прозаической версии, как-то раз, когда он молился, пришли соседи и сообщили, что муджахиды с одного контрольного поста похитили, обрили и изнасиловали двух девушек. Мохаммед, желая отомстить, встал во главе небольшой группы ветеранов и с несколькими старыми «калашниковыми» атаковал провинившихся вояк, после чего повесил их главаря на пушке советского танка.

Неизвестно, где здесь легенда, а где действительность, но, так или иначе, родилось движение «Талибан»... За несколько недель сотни оставшихся не у дел муджахидов влились в ряды его воинства, пленившись этим горским Робин Гудом, поднявшим знамя ислама и не гнушающимся действовать. Меньше чем через три года тот, кого отныне станут звать Амир уль-Моминин[69], будет контролировать двадцать из тридцати двух провинций Афганистана.

Политический взлет талибского движения, спаянного простой идеологией, железной дисциплиной и суровыми моральными ценностями, предписанными вождем, начался в 1995 г. с захвата города Дурахи неподалеку от Кандагара. В тот же период талибы, по-видимому, поставили себе задачу контролировать границу, не допуская провоза в Афганистан запрещенных товаров. Вторым этапом перед маршем на Кабул стало взятие города Спин-Болдак. Окрыленные успехом, талибы, которых тогда было не больше двух тысяч человек, начали вербовку бойцов, и меньше чем через шесть месяцев их уже тридцать тысяч! И в оружии у них нет недостатка. Пакистанские разведывательные службы с помощью фотографий с американских спутников-шпионов точно указали им местонахождение тайников, где советские войска, во время вывода из Афганистана, оставили свои арсеналы[70]. Таким образом, в распоряжении талибов оказались около четырехсот грузовиков с десятками тысяч единиц оружия и боеприпасов, спрятанные в пещерах у пакистанской границы.

Впрочем, неумолимо продвигаясь к столице, талибы редко вступали в бой; с десяток провинций сдались им без всякого сопротивления. На этой волне всеобщего отступления и захват Кабула в сентябре 1996 г. не стал крупным военным событием.

Талибы очень скоро взяли на вооружение стратегию поощрения дезертирства в неприятельских рядах и таким образом смогли победить ослабленного противника, не ввязываясь в настоящий бой, где им, возможно, и не удалось бы отличиться. С помощью искусной политико-религиозной обработки они убедили воинственные племена присоединиться к их движению. Массовое дезертирство из пуштунской армии, защищавшей столицу вместе с Масудом, изоляция самого Масуда, которого отрезали от баз снабжения в Джелалабаде, заставили и таджикское войско покинуть Кабул, отдав город во власть армии дилетантов и теоретиков — надменных, любящих поучать других, наполовину неграмотных, но жаждавших славы (такими, вероятно, были безвестные китайцы во время Великого похода[71] или красные кхмеры, «освобождавшие» Пномпень в 1975 г. ).