Гарун Курбанов - Религия и политика террора Страница 13

Среди приглашенных в Дагестан были известные люди исламского мира: муфтий Албании Хафис Сабрис Коджи, Шейх Мухаммед бен Насер Аль-Абуди из Саудовской Аравии, Махмуд Назым Адиль-шейх Киб-риса из Турции и др. Надо сказать, что их влекли в Дагестан не только памятники древнего Дербента и кладбище «Кырхлар» — сорока первых асхабов Пророка Мухаммеда, погибших за исламскую веру в Дагестане еще в VIII веке. Они ехали сюда со своими концепциями социально-экономического и политического устройства общества и находили поклонников среди дагестанских исламистов. Конечно же, было бы наивно полагать, что экстремизм в Дагестане обусловлен лишь зарубежным влиянием. Здесь можно выделить целый комплекс проблем, обусловивших перерастание фундаментализма в экстремизм. Немаловажное значение имели процессы, происходившие в целом на Кавказе и в Чеченской республике, в частности. Превращение ислама в интегральную часть политической надстройки Чеченской республики, активное его участие в становлении и управлении республикой через созданные там муфтият, Совет Улемов и шариатские суды, серьезно подстегивали устремления дагестанских исламистов. Близость позиций определяли, возникающие в то время различные региональные религиозно-политические организации. В 1992 году в Грозном был создан Высший религиозный совет народов Кавказа во главе с шейх-уль-Гаджи Аллахшукюр Паша-заде. Были созданы и Управление мусульман Кавказа и Консультативный совет международного форума «Кавказский дом». Немаловажное значение имели происходившая ломка привычных социальных отношений, издержки становления капитализма и рынка.

Вместе с тем, основным каналом распространения ваххабизма на Кавказе являлась бесконтрольная долларовая экспансия, совершаемая ваххабитскими центрами и эмиссарами из Саудовской Аравии, Кувейта и других стран мусульманского мира. Свидетельство тому — секретное донесение службы контрразведки РФ, датированное ноябрем 1992 года: «Большую часть эмиссаров, финансируемых Исламской партией возрождения, составляют приверженцы ваххабитского толка ислама. В этом плане выделяются гражданин ОАЭ Сервах Абед Саах, организовавший в Кизилюртовском и Хасавюртовском районах издание, пропагандирующее ваххабизм, а также руководитель филиала Международной исламской организации «Спасение» на Северном Кавказе и в Азербайджане гражданин Алжира Зарат Абдель Кадир».

По оперативным данным спецслужб, только ее филиалу в Дагестане Саудовской Аравией в текущем году выделено 17 млн. долларов. В республике эмиссары активно использовали структуры Махачкалинского исламского культурного центра. Серьезную активность в Дагестане проявляла и другая саудовская организация МИОС («Аль Игаса») и ее лидер некто Дагистани. По сведениям ФСБ РФ, Абдель-Хамид Джа-фар Дагистани возглавлял русский отдел «Аль Игаса» в Саудовской Аравии. Одновременно служил имамом мечети в Медине и с 1992 года выполнял на Северном Кавказе деликатные поручения одной из саудовских спецслужб. В 1994 году посольству Саудовской Аравии было заявлено о нежелательности его пребывания на территории России.

Достаточную поддержку исламистам в Дагестане оказывает и Турция. Об этом наглядно свидетельствует разоблачение здесь турецкого агента Исхака Касапа. Исламские организации Турции, среди которых «Тюркен диянат Вакфи», большое значение придают обучению дагестанской молодежи. Министерство национального образования Турции ежегодно тратит на эти цели миллионы долларов.

Вместе с тем, мы вовсе не склонны преувеличивать, как это делают некоторые политологи, значение внешних факторов. Основные угрозы связаны с нашими внутренними факторами. Эти проблемы, скорее, российской «внутренней энтропии», усугубляемые недостатками, точнее, неотработанностью конструкции политической системы, выразившейся в коррумпированности высшего чиновничества и крупных политиков, бюрократизме, игре в демократию при выборах в различные представительные органы, зависимости судебной системы, сосредоточенности политической жизни на вопросах должностных назначений, казнокрадстве и взяточничестве. Это и проблемы демографии, безработицы, преступности и т. д. Это и сохранение значительной социальной напряженности, вызванной ослаблением социальных гарантий, существовавших раньше. При этом, следует учесть два существенных момента. Во-первых, все эти противоречия большинством воспринимались в форме «нравственного» кризиса, отожествляемого с упадком религиозной веры. Во-вторых, это ограничение и так ограниченной демократии, когда единственно возможным местом политической деятельности становится мечеть. Специфика политической ситуации в республике заключалась в том, что она оставляла возможность выражения недовольства только через религию, через ислам. Существенным было и то, что в этой сложной ситуации Управлением по делам религии не было осуществлено оформление в каком-либо публичном и определенном виде целостной модели государственно-религиозной политики в республике. Не были прояснены ни тактические, ни стратегические цели в преодолении нарастающего экстремизма. Налицо было самоустранение этого органа от решения возникающих проблем.

Немаловажным здесь было своекорыстное и бесчестное заигрывание с исламом не верящих ни в бога ни в черта политиканов, которые не осознавали, что религия всегда связана с эгоистическим расчетом — пусть я пострадаю за веру, зато после смерти получу сполна. Вот эта сторона ислама делала его столь привлекательным рабскому сознанию тысяч людей, готовых взорвать весь мир, если им не удается утвердить ислам. Ислам, как и столетия назад, все еще оказывается прибежищем для тех, кто штыком хочет утвердить свой порядок. И было бы стратегическим просчетом закрывать глаза на то, что всякая религия, в том числе и ислам, способна развиваться в самом страшном направлении, совершенно независимо от бесконечных заклинаний некоторых религиозных апологетов, неустанно повторяющих, что экстремизм и терроризм вне религии и вне ислама. В этом, на наш взгляд, предпосылки исламского экстремизма в Дагестане еще сохраняются.

Безусловным является и то, что идеология исламизма в Дагестане оказала серьезное влияние не только на формирование мировоззрения, ценностных ориентиров и убеждений большинства населения, но и на функционирование и структуризацию политических институтов. Этому способствует то, что в Дагестане религиозное выступает как символ национального. Постепенно этот процесс начинают рассматривать как «путь душевного спасения» и благополучия Дагестана. Многие видели в исламизме и в обращении к культурному наследию «золотого века» мусульманской общности (Уммы) и комплексу нравственных ценностей, предписанных шариатом, единственную возможность сохранения внутренней целостности и органического единства Дагестана. На самом деле, оказалось, что в ее основе лежат идеи установления идеального общества. Социальная справедливость, предлагаемая исламом, стала фундаментальной доктриной исламизма. Уже на первом этапе исламского возрождения появляется прослойка лидеров, выступающая за признание ислама государственной религией, а в перспективе — за создание исламского государства. Для этого, утверждают они, имеются основные условия. При этом доказывают, что преимущественно — население — избиратели исповедующие ислам, основная территория Дагестана заселена мусульманами, которые являются социальной базой всех политических организаций. Исламские организации носят ярко выраженный мобилизационный характер и в состоянии при необходимости контролировать ситуацию в республике.

Сложность реализации этих утопий заключалась в разных подходах. В основном ставки делались на просвещение и убеждение, на легальный, парламентский способ. Но возможным оказалось и создание условий для силового построения исламского общества. Экстремисты оказались сторонниками именно последнего варианта. Они предполагали сначала путем вооруженной войны захватить власть, а затем уже «сверху» осуществлять исламизацию общества. Очевидно, что этот путь не ведет к успеху. Основная причина — неадекватное восприятие экстремистами происходящего в стране и своего места в нем и неприемлемость идеологии исламского экстремизма для подавляющего большинства населения республики

Сейчас Дагестан проходит кризисную фазу. Уже можно провести определенные аналогии и параллели с теми республиками, которые лишь недавно прошли эту стадию. Сегодня в республике резко возросли антиклерикальные, антиваххабитские и антиэкстремистские настроения. Одновременно наблюдается и некоторое снижение роста уровня религиозности населения. Однако самоуспокаиваться рано. В республике еще много людей, мыслящих категориями ислама, стремящихся найти посредством его теорий средства разрешения проблем, встающих перед обществом. Об это свидетельствуют результаты социологического опроса. На вопрос: «Должны ли религиозные организации участвовать в политической жизни республики?» 41 % опрошенных посчитал, что должны. Любопытны в этом смысле и ответы на вопрос: «В каком государстве Вы хотели бы жить: в светском или в религиозном?. Лишь 50 % опрошенных заявили о желании жить в светском государстве, а 26 % — в теократическом (религиозном) государстве, и 24,1 % затруднились ответить.