Коллектив авторов - Внешняя политика России в условиях глобальной неопределенности. Монография Страница 17

Во-вторых, «консервация status quo на определенном этапе объективно выгодна и странам, в состав которых формально входят данные территории. Одна из причин этого – возможность создавать благодаря их наличию консолидирующий нацию образ врага. Помимо этого реинтеграция несет в себе опасность обострения внутренних проблем, связанных с усложнением межнациональных отношений, конкуренцией на политическом уровне и т. п.».[81]

Другой пример такого рода – современная Украина. Многие аналитики, не без оснований утверждают, что «второй майдан» стал следствием двух параллельных процессов: раскола украинской элиты, с одной стороны, и еще более глубокого разрыва между элитой и народом».[82]Другие добавляют к этому – региональный раскол страны на проевропейский Запад и пророссийский Восток и Юго-Восток, является следствием того, что территория Украины, по историческим рамкам совсем недавно, представляла собой периферию трех империй: Российской, Австро-Венгерской и Османской. «Единство Украины обеспечивалось в первую очередь тем, что кандидаты в президенты с Востока побеждали на выборах (Л.Кравчук, Л.Кучма, В.Янукович) своих оппонентов с Запада с помощью электората востока и юга страны под лозунгами уважения к России и русскому языку, но оказавшись в Киеве, они понимали, что правят двумя разными народами и двумя разными государствами, в силу чего вынуждены учесть интересы Западной Украины и Запада вообще, маневрируя между востоком и западом Украины и между Россией и Западом. Осторожно, но последовательно они занимались выталкиванием России, русских и русского языка из политического, культурного и образовательного пространства Украины, не позволяя русским, ориентированным на Россию политическим силам самоорганизовываться и создавая иллюзию для жителей востока и юга того, что их интересы представлены в Киеве президентом с востока. При этом постоянно обманывали как Москву, так и электорат на востоке и юге, грубо поправ собственные предвыборные обещания. Наиболее вопиющим в этом отношении было поведение Кучмы в случае с Крымом (в 1994 г.)».[83] Как констатирует украинский исследователь С.Щербак: «…Украинские национальные нарративы… несут в себе мощный заряд традиционализма, связывая национальные истоки, прежде всего, с аграрной культурой Центральной и Западной Украины. Вместе с тем в этих нарративах не присутствует индустриальный Юго-Восток страны, как если бы его никогда и не было, или присутствует, но в образе «Другого», который еще только должен стать, после определенных трансформаций, частью украинского «коллективного Я». Официальная национальная модель ориентирована, прежде всего, на западноукраинскую культуру, что порождает, в свою очередь, юго-восточный регионализм».[84]

Особенно наглядным этот раскол стал в 2004 г. в ходе первой «оранжевой революции», после победы «Президента Запада» Виктора Ющенко. Чарльз Краутхаммер, влиятельный американский журналист, поддерживающий республиканцев, признал: «Речь идет, во-первых, о России и только потом о демократии… Запад хочет завершить работу, начатую с падением Берлинской стены, и продолжить продвижение по Европе на восток… Заманчивым призом является Украина».[85] Однако к 2010 году В.Ющенко довел ситуацию в стране до того, что даже политик с уголовным прошлым легко победил всех «героев оранжевой революции». Однако правление Ющенко имело серьезные последствия для страны, поскольку усугубило раскол Украины. Поэтому новая «оранжевая революция» рубежа 2013–2014 гг. реально чревата распадом страны. Если во Львове, Иваново-Франковске, Тернополе толпы под водительством националистов штурмом брали областные администрации, то в Донецке, Луганске и Одессе, где на «евромайдан» вышли 500 человек, милиции пришлось охранять митингующих. Захватившие власть в Киеве, как показывают их действия, не собирались продолжать осторожную линию отхода Украины от России. «Радикал-националисты ориентированы на революционное решение задачи создания единого (монокультурного) государства и нации. Тем самым они зажгут фитиль под бомбой, заложенной под хрупкой конструкцией украинского государства, что может оказаться началом конца государственности, о которой они так долго мечтали».[86] Как отмечает А.Пшеворский: «Страны втягиваются в гражданские беспорядки, когда государство не в состоянии сдерживать вооруженные вызовы, а политические силы поляризуются в плане предпочтений»[87].

Однако за этим внутренним противостоянием ясно просматривается противостояние двух внешних центров силы и притяжения – России и Запада, в лице стран Евросоюза и США, Попытка украинской власти лавировать между этими полюсами, во имя получения сиюминутной выгоды, спровоцировала «Евромайдан». В результате украинская политическая элита была поставлена перед жестким выбором либо Россия, либо Запад или, говоря словами госсекретаря США Дж. Керри, – или «со всем миром, или с одной страной». И сделать его в расколотой стране без катастрофических последствий было практически невозможно. В результате Украина стала заложником острейшего конфликта интересов ведущих мировых держав, что стало причиной дальнейшего обострения политического кризиса в стране. «Будучи не в состоянии решать экономические проблемы, радикал-националисты с азартом будут творить революционный произвол, начав с ограничения использования русского языка и притеснения русскоязычного населения и заканчивая репрессиями по отношению к пророссийским силам, вплоть до использования вооруженных бандформирований для установления собственного контроля над востоком и югом Украины. Не исключено, что при таком развитии ситуации могут быть вооруженные столкновения между радикал-националистами и пророссийски ориентированными силами на востоке и юге Украины, и в особенности в Крыму», – предсказывал в феврале 2014 года А.Мигранян.[88] Однако в это вооруженное противостояние неизбежно были втянуты и Россия, и страны Запада. Причем в этом противостоянии Россия – скорее обороняющаяся сторона, вынужденная защищать свои национальные интересы против Запада, который перешел в наступление в зоне своих периферийных интересов.[89]

Вот почему для политиков-реалистов и трезвомыслящих экспертов на Западе важно сохранение целостности Украины в качестве буфера между Россией и объединенной Европой. Так, ветеран американской внешней политики Генри Киссинджер отмечает: «Украинский вопрос слишком часто представляется как решающая схватка. К кому примкнет Украина – к Востоку или к Западу. Но если Украина хочет выжить и процветать… она должна стать мостом между ними».[90] Даже Зб. Бжезинский выступает сегодня с идеями немедленной «финляндизации» Украины, что предполагает превращение ее во внеблоковую нейтральную страну и, кстати, это предложение совпадает с основной идеей Декларации о государственном суверенитете Украины, принятой 16 июля 1990 года. Однако после начала ожесточенной гражданской войны на Юго-Востоке Украины осуществление сценария «финляндизации», как представляется, крайне проблематично.

Релевантность описанных выше концептов, по мнению В.А.Тишкова «заключается в том, что «международное сообщество» является, фактически, всего лишь кратким термином для обозначения набора международных режимов с различными уровнями признания и степенями реализации, и множества держав-акторов с различными интересами. И особенно это верно в применении к сфере этнополитических конфликтов, где вес данных факторов не позволил, через жизнеспособную систему принципов и норм, предупредить, уладить и разрешить ссоры мирным путем…» В результате «…правительственные, равно как и неправительственные акторы, подвергаются соблазну ссылаться на различающиеся «международные стандарты» с целью занятия высшей позиции с точки зрения нравственности в контексте конфликта».[91] Одно из следствий такого развития событий – международная гуманитарная интервенция…становится…, судя по всему, одним из нарождающихся институтов нового мирового порядка, воплощающего представление американских элит о предпочитаемом мироустройстве», – отмечает Э.Я.Баталов.[92]

В то же время, растущие потоки капитала и идущее вслед за ними перемещение масс людей, породили социальный феномен и теоретический подход, именуемый «транснационализмом». Массовые миграции уже сделали проницаемыми границы национального государства и сегодня преобразовывают систему международных отношений, «формируя пространства нового типа, которые не совпадают с национальными границами. Поскольку возросшая мобильность ведет к появлению у человека множества точек отсчета и источников самоидентификации, соотнесение с конкретной территорией постепенно утрачивает значение. Идентификация с территорией может уступить место тому, что политолог Бертран Бади назвал «сетевой» идентичностью. Сети взаимодействия, которые выстраиваются в результате массовых миграций, не умещаются ни в одно национальное пространство. Они транснациональны».[93] Нина Глик Шиллер, одна из создателей концепта транснационализма, определяет трансмигрантов как людей, чья жизнь сильно зависит от контактов по обе стороны границы, поскольку они включены в социальную, экономическую, а часто и политическую жизнь не менее чем двух обществ. В программной статье 1995 г. Глик Шиллер и ее коллеги отмечают, что мигранты, при всей их включенности в экономику и институты новой страны, тем не менее, не порывают со своей родиной. Они формируют новые экономические и персональные связи между теми двумя странами, между которыми они существуют.[94]