Юхан Норберг - В защиту глобального капитализма Страница 18

Рисунок 18. Экономическая свобода приводит к сокращению бедности

Источник: Economic Freedom of the World 2001 / Ed. by J. Gwartney, R. Lawson. Vancouver: Fraser Institute, 2001.

Проблема заключается в разрушительных последствиях такой политики для сельского хозяйства — оно лишается ресурсов, необходимых для увеличения объемов и модернизации производства продуктов питания. Во многих африканских и латиноамериканских странах в результате сложилась ситуация заколдованного круга: обнищавшие селяне массами мигрируют в города. При этом, поскольку деревня остается бедной, спрос на промышленную продукцию не растет, что приводит к усилению безработицы и нищеты в городах со всеми сопутствующими явлениями — преступностью, проституцией, бездомными. Та собственность, которую беднякам удается приобрести на собственные сбережения, не признается официально и не регистрируется. В результате спрос на сельхозпродукцию не увеличивается и урбанизация продолжается. Не приходится рассчитывать на компенсацию недостатка спроса на внутреннем рынке за счет экспорта, поскольку богатые государства, отгородившись тарифными барьерами, не допускают на свои рынки сельхозпродукцию из развивающихся стран[56].

Особенно сильно страдают бедняки от нескольких следствий антилиберальной экономической политики. Одно из них — инфляция, из-за которой деньги постоянно обесцениваются. Ускоренно наращивая денежную массу, правительство фактически лишает бедняков их небольших накоплений, в то время как богачи, имеющие официально зарегистрированную земельную собственность, недвижимость и собственный бизнес, страдают от этого значительно меньше. По мнению Доллара и Краая, сокращение инфляции и в особенности предотвращение гиперинфляции, столь часто поражающей страны третьего мира, — одна из самых важных мер, позволяющих улучшить положение небогатых слоев населения. Одним из классических примеров является Германия 1920-х годов, где гиперинфляция привела к разрушению среднего класса и сделала людей более восприимчивыми к лозунгам Гитлера. Столь же наглядный пример развития ситуации в противоположном направлении — Аргентина в конце 1989 года: власти страны быстро снизили инфляцию, и менее чем через год доля бедняков среди жителей Большого Буэнос-Айреса сократилась с 35 до 23 %.

Еще один вывод Доллара и Краая заключается в том, что увеличение государственных расходов опасно не только для экономического роста, но и для положения беднейших слоев населения. В это трудно поверить тем, кто считает, что государство отбирает деньги у богатых и раздает их бедным. Но на самом деле часто происходит обратное — особенно в бедных, недемократических странах. Там в государственный карман запускает руки прежде всего элита — сам лидер страны, его родственники и друзья, могущественные корпорации, а счет приходится оплачивать тем, кто не имеет связей в коридорах власти. Львиная доля средств достается непомерно раздутым военным структурам государства. Правители предпочитают вкладывать деньги в «престижные» проекты — строительство международных аэропортов, университетов, городских больниц, а не в прокладку дорог, развитие школьного образования и здравоохранения на местах, что было бы действительно полезно большинству населения. Более того, нередко в недемократических странах услугами государственного здравоохранения и образования пользуются главным образом лояльные сторонники режима. Это показывает, насколько ошибались левые интеллектуалы в 1960-1970-х годах, утверждая, что для развивающихся стран демократические права и свободы не так уж важны, поскольку им в первую очередь следует развивать систему соцобеспечения. В отсутствие демократии любые меры в области социального обеспечения не приносят пользы большинству граждан.

Неэффективная система управления не в состоянии найти государственным средствам наилучшее применение: да что там наилучшее — даже сколько-нибудь удовлетворительное! Один бедный индонезиец отозвался о политике соцобеспечения в своей стране следующим образом: «До меня доходили слухи, что беднякам оказывают помощь, но куда эта помощь девается, никто не знает». Очевидно, выделенные деньги осели в карманах местного начальства. Та же проблема существует в Индии, где из-за бюрократизма и коррупции программы помощи бедным превращаются в «черные дыры», в которых бесследно исчезают деньги налогоплательщиков. В этой стране государство тратит 4 доллара 30 центов на то, чтобы передать адресату один доллар, ассигнованный в рамках субсидий на питание. В результате бедняки терпят прямые убытки, поскольку производимая ими продукция облагается высокими налогами, для того чтобы затем правительство «щедро» вернуло им куда меньшую сумму в виде помощи[57].

Капитализм — не идеальная система: он не может приносить благо абсолютно всем в каждый конкретный момент. Критики глобализации поднаторели в выявлении отдельных негативных проявлений: здесь закрылся завод, там сократили зарплату. Подобные вещи, конечно, происходят, но важно за отдельными случаями не потерять из виду общую картину того, как действует политическая или экономическая система в целом и какие громадные выгоды она приносит подавляющему большинству населения по сравнению с альтернативными формами общественного устройства. У каждой политико-экономической системы есть свои проблемы, но нельзя же из-за этого отвергнуть их все. Найти негативные примеры, связанные с функционированием рыночной экономики, нетрудно. Но тем же методом легко доказать, скажем, что вода или огонь — это плохо: ведь люди тонут и гибнут при пожарах. Однако это не полная картина.

Те, кто обращает внимание исключительно на несовершенство капитализма, игнорируют тот факт, что он приносит свободу и независимость людям, не знавшим ничего, кроме угнетения. Они также не учитывают постепенный и неуклонный прогресс, характерный для любого общества с рыночной экономикой. Выявлять проблемы и недостатки, присущие удачной в целом системе, — дело абсолютно нормальное, если при этом поставить конструктивную цель их смягчения или устранения. Но тот, кто осуждает всю систему целиком, должен ответить на следующий вопрос: при каком политико-экономическом устройстве дела идут лучше? Никогда еще в истории человечества благосостояние не росло так быстро, а бедность не сокращалась в таких масштабах. Найдется ли в истории или в современном мире пример системы с такими же достижениями?

Чтобы проследить связь между экономической политикой и развитием, полезно сравнить послевоенную историю двух континентов, представляющих собой наиболее контрастные примеры: «экономическое чудо» в Восточной Азии и катастрофическую ситуацию в Африке. В 1960 году Замбия по жизненному уровню почти не отличалась от Южной Кореи. Сегодня Южная Корея по уровню жизни сравнима с Португалией и превосходит по этому показателю Замбию примерно в 20 раз. В свое время жители Тайваня были беднее конголезцев. Сегодня по благосостоянию они догнали испанцев, а ситуация в Конго не улучшилась нисколько. Почему в Азии дела идут так хорошо, а в Африке — так плохо?

В конце Второй мировой войны экономика Японии лежала в руинах, а в странах, которые она перед этим оккупировала, царили нужда, голод и лишения. Зарубежным наблюдателям казалось, что эти государства рухнут из-за коррупции, преступности и партизанских войн. Однако с 1960-х годов в Восточной Азии началось «экономическое чудо»: ежегодные темпы роста в странах региона составляли 5–7 %, а доходы населения удваивались каждые десять лет. Объемы сбережений, инвестиций и экспорта выглядят впечатляюще; эти государства успешно провели ускоренную индустриализацию. Бывшие колонии вроде Сингапура и Гонконга сегодня по уровню благосостояния сравнялись с прежней метрополией.

Практически во всех этих странах, которые иногда называют азиатскими «тиграми», ситуация с точки зрения имущественного равенства не только не ухудшилась, но даже улучшилась — причем это произошло без существенного перераспределения доходов. Масштабы бедности быстро сокращаются. В Индонезии количество людей, живущих в крайней нищете, уменьшилось с 58 до 15 % населения, а в Малайзии — с 37 до 5 %. С 1960 по 1990 год средняя ожидаемая продолжительность жизни в восточноазиатских странах возросла с 56 до 71 года. Вместе с экономическим ростом в Тайвань, Южную Корею, Таиланд, а теперь и Индонезию пришла демократизация.

Эти государства доказали способность развивающихся стран к индустриализации и прогрессу. Кроме того, они продемонстрировали, что все эти достижения возможны только в условиях открытой капиталистической, а не изолированной от всего мира командной экономики. В последнее время многие экономисты указывают, что в странах, где произошло это «чудо», сохранялся значительный государственный контроль над экономикой, подразумевая тем самым, будто их успехи нельзя считать доказательством необходимости либерализма для динамичного развития. С первой частью этого тезиса нельзя не согласиться. В странах региона, первыми добившихся высоких темпов развития — Японии, Южной Корее и Тайване, — государство действительно активно вмешивалось в экономику, хотя во «втором эшелоне» стран, где случилось «экономическое чудо», — Индонезии, Малайзии и Таиланде, — движение вперед в меньшей степени сопровождалось таким вмешательством. В первой группе стран государство определяло направления инвестиций, регулировало деятельность банков, вкладывало капиталы в определенные отрасли промышленности и защищало их от иностранной конкуренции — в целом использовало весь арсенал методов государственного регулирования экономики. Специалисты Всемирного банка, давая общую оценку восточноазиатскому «чуду», отмечают: «В некоторых других странах использовались те же методы вмешательства, но успеха они не принесли; к тому же, как правило, их применение было более масштабным»[58].