Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 8 (12 декабря 2012) Страница 18

Пытались в 2009 году открыть и музей генерала Власова в Нижегородской области, аккурат к 9 мая. И лишь в последний момент под давлением ветеранов это было отменено. Но уже не первый год «нацдемы» отмечают память Власова и созданного им КОНР.

Если эти антигерои героизируются, то, скажем, замученный в плену генерал Карбышев или казаки, героически воевавшие в Красной армии, автоматически становятся антигероями, «быдлом, защищавшем упыря Сталина». Тут «примирения над могилами» не будет и быть не может. Ненавидящие нацдемы, кстати, это понимают. Вопрос — все ли понимают с другой, с нашей, стороны? Или идея толерантности и просто невнимательность к весьма существенным деталям политических раскладов не дают увидеть реальную уже сегодня опасность?

Да и как ее увидеть, если не хотеть видеть? 28 ноября 2012 года в Москве прошло никак не сенсационное, но любопытное событие — дебаты между представителями НДП и евразийцами в рамках консервативного политического клуба «Modus Agendi». Клуб этот был учрежден «Право-консервативным альянсом», образованным в феврале этого года по инициативе В. Милитарева, ближайшего соратника С. Белковского.

Публичная дискуссия удалась неплохо. Все вели себя корректно. Обе стороны репрезентировали свои представления о благе. Ведущие задавали вопросы. Судьи судили. Но, пожалуй, самым занятным было то, что, несмотря на диаметральную противоположность взглядов по основополагающей проблеме — устройству государства, — на площадке царило примерно то же, что в советской драме 50-х. Что злые языки называли когда-то «борьбой хорошего с еще более лучшим». То есть — бесконфликтность. Нет-нет, не подумайте, молодые люди были подкованы, честно излагали доктрины и равно способны были ими воодушевляться. Адепты нацдемовского учения так и вовсе оказались интеллигентными «душками», а потому победа в прениях досталась им. И если бы не было тех текстов их лидеров-идеологов, которые мы рассматривали на протяжении трех публикаций, то можно было бы спокойно заняться делами, куда более приятными, чем политическая работа. Ну, есть же, в конце концов, британский парламент, в котором идут дебаты между лейбористами и консерваторами, а поезд государства едет себе и едет — чуть так или чуть этак! Однако тексты — есть. И что из них рвется, мы видим. А приглаженные речи адептов… что ж, неплохая вывеска. Только вот к делу не имеет отношения.

В давней пьеске «Посмотрите, кто пришел!», которую я вспоминала в самом начале первой статьи, ее герой — «новый человек» предперестроечного времени» — пообещав сделать модную стрижку героине, неожиданно стрижет ее наголо. Нет, это не было тогда модно. Но, видимо, закомплексованный и одновременно страшно наглый персонаж так выместил все свои социальные обиды. Пришел, расположился, самоутвердился и… настал финал, в котором растерянная героиня плакала перед зеркалом.

Политический персонаж, в которого мы вглядываемся сегодня, претендует сыграть серьезную роль в идеологической войне за русскую душу. Маловероятно, что его ждет успех. Слишком глубоки корни национальной личности, слишком несовместимо «предложение», исходящее от «нацдемов», с этой личностью. Однако «кулак Мещовского уезда», он же полицай и власовец, он же «пятая колонна» прямых наследников Временного правительства и его бэкграунда, имеет мощную иноземную поддержку. И если он возьмется делать модную «европейскую прическу» русскому народу, то… как бы не говорить потом, что снявши голову, по волосам не плачут.

Диффузные сепаратистские войны

Возрождение казачества или новый регионалистский бренд?

Двусмысленность, а иногда и откровенная провокационность «возрождения местной традиции» в такой сепаратистской форме порождает вопрос — сознательно ли власть участвует в этом процессе?

Эдуард Крюков

Сначала 1990-х годов мы наблюдаем процесс, иногда ведущий к диффузной сепаратистской войне. В ситуации ослабления «вертикали власти», отсутствия объединяющей общенациональной идеи и образа Будущего, приемлемого для большинства населения страны, часть региональной элиты в автономном режиме начинает обустраивать жизнь на «подведомственной ей территории». Для этого под видом «возрождения народных традиций» реанимируются и трансформируются различные исторические сюжеты, подходящие для создания яркого «нового бренда» региона. С этой же целью из одной группы населения России, объединенной в прошлом общим местом расселения и образом жизни, конструируется новая «идентичность» — якобы новый народ, претендующий на «свою территорию и ресурсы». А затем наиболее продвинутые представители этой «новой общности» высказывают претензии на создание самостоятельного государства.

В большинстве случаев региональные власти или сами активно участвуют в этом «возрождении» или, вяло отдавая дань традиции, не мешают реализации подобных инициатив. Двусмысленность, а иногда и откровенная провокационность «возрождения местной традиции» в такой сепаратистской форме порождает вопрос — сознательно ли власть участвует в этом процессе, явно провоцирующем регионализацию, или ее ловко используют?

Мы уже наблюдали этот процесс в попытках части элиты Архангельской области возродить «поморский миф». Отдельные черты этого процесса просматриваются и в таком явлении российской жизни последних 20 лет, как возрождение казачества.

Сразу оговорим, что возрождение народных традиций несет в себе позитивный заряд, если оно работает на усиление государства, и не имеет ничего общего ни с осквернением нашей истории, ни с угрозой территориальной целостности страны. Мы относимся предельно позитивно к любым вариантам возрождения традиций служилого казацкого сословия — всего лишь с одной оговоркой. Нельзя допустить, чтобы благородное дело возрождения казачьих традиций было использовано для того, что именуется «национально-государственным самоопределением казачества», то есть, по сути, сначала обособлением, а потом и отделением казачества от России. Мы знаем, что такая опасная тенденция существует, и категорически отказываемся приравнивать ее к благородному делу возрождения казацких традиций, мы одновременно считаем невозможным замалчивать все то, что эту благородную традицию извращает.

Еще в годы перестройки началось воссоздание казачьих войск (объединенных в июне 1990 года в Союз казаков России) и общественных организаций.

Одним из ярких эпизодов распада СССР стало самопровозглашение в ноябре 1991-го т. н. Союза казачьих республик Юга России (Донская, Терская, Армавирская, Верхне-Кубанская). Это объединение претендовало на статус новой союзной республики в готовящемся и несостоявшемся тогда Союзе Суверенных Государств (ССГ).

В рамках Российской Федерации эта инициатива не получила дальнейшего развития, как и идея провозглашения независимой «Донской казачьей республики», не раз возникавшая в публичном пространстве. Так, в марте 1993 года с таким лозунгом собралась группа казаков перед зданием областной администрации в Ростове-на-Дону.

С 2008 года в Ростовской области действовала незарегистрированная организация «Донская казачья республика» (ДКР). Ее участники разработали проект «Конституции майдана ДКР» и свое т. н. судебное законодательство. В 2009-м лидер организации ДКР атаман А. Юдин на съезде казаков, состоявшемся в станице Старочеркасской, заявил: «В ближайшее время мы определим границы государства, подготовим правовую базу и будем добиваться признания в ООН».

Несомненно, казачество обладает большим государственническим потенциалом, и процессы его возрождения нельзя сводить только к вышеназванным сепаратистским тенденциям. Недаром в последние 20 лет одновременно с образованием различных общественных организаций и обществ казаков на государственном уровне отрабатывался механизм по «привлечению членов казачьих обществ к государственной и иной службе». В результате возникли одиннадцать Войсковых казачьих обществ (реестровое казачество), сотни «нереестровых» общественных казачьих организаций, казачьи кадетские корпуса и классы в средних общеобразовательных учреждениях. По разным оценкам, общая численность казачества колеблется от двух до семи миллионов человек.

Но, как и 20 лет назад, дело не ограничивается «возрождением культурных традиций», военно-патриотическим воспитанием подростков, привлечением казаков к государственной службе (как, например, патрулирование улиц и охрана общественного порядка). Часть региональной элиты по-прежнему пытается использовать возрождение казачества отнюдь не для укрепления государства. На это, в частности, указывают события, происходящие в ходе так называемой либерализации российской политической жизни.