Адольф Гитлер - Вторая книга Страница 2

Что относится к отдельному человеку, также относится и к народам. Народный организм есть только множество более или менее схожих индивидуально существ. Его сила заключается в ценности индивидуальных существ, формирующих его как таковой, и в характере и степени однородности этих ценностей. Те же законы, которые определяют жизнь индивидуальной личности, и которым она подчиняется, будут справедливы и для народа. Самосохранение и продолжение рода – это великие инстинкты, лежащие в основе всех действий, пока такой организм может по-прежнему считать себя здоровым. Таким образом, даже последствия этих общих закономерностей жизни будут аналогичны среди народов, так же как и среди индивидуальных личностей.

Если для любого существа на Земле, инстинкт самосохранения, в своей двойной цели самосохранения и продолжения рода, демонстрирует самое элементарное насилие, тем не менее, возможность его удовлетворения ограничена, поэтому логическим следствием этого является борьба во всех ее формах за возможность сохранения жизни, то есть, за удовлетворение инстинкта самосохранения.

Бесчисленны виды организмов Земли, неограниченным в любой момент у индивидов является инстинкт самосохранения, а также стремление к продолжению рода, но пространство, в котором имеет место весь жизненный процесс, ограничено. Миллиарды и миллиарды организмов существуют и продолжают жизнь на поверхности точно измеренного шара, как на ринге. Принуждение к участию в борьбе за существование лежит в ограничении жизненного пространства, и борьба за жизнь есть предпосылка эволюции.

В дочеловеческие времена, всемирная история была в первую очередь представлением геологических событий. Борьба природных сил друг с другом, создание обитаемой поверхности этой планеты, разделение воды и земли, образование гор, равнин, и морей. Это мировая история того времени. Позднее, с возникновением органической жизни, интерес человека сосредоточился на процессе становления и кончины тысяч и тысяч его форм. И только очень поздно стал человек, наконец, видимым для себя, и таким образом, под концепцией мировой истории он начал понимать в первую очередь только историю своего становления, то есть, представление собственной эволюции. Эта эволюция характеризуется вечной борьбой людей против зверей и против самих людей. Из невидимого смешения организмов наконец появились образования: кланы, племена, народы, государства, и представление их происхождения и кончины есть воспроизводство вечной борьбы за существование.

Однако, если политика - это история в действии, а сама по себе история – это представление борьбы людей и народов за самосохранение и продолжение рода, то политика, по правде говоря, - ведение борьбы народа за существование. Но политика это не только борьба народа за свое бытие, как таковая, для нас, людей, это скорее искусство проведения этой борьбы.

Поскольку история как представление борьбы за существование народов в то же время есть застывшее воспроизводство политики, действующей на данный момент, это самый подходящий учитель для нашей политической деятельности.

Если высшей задачей политики является сохранение и продолжение жизни народной, то эта жизнь есть вечный риск, с помощью которого она борется, за который и под которым эта борьба понимается. Поэтому ее задача заключается в сохранении вещества из плоти и крови. Ее успех - сделать возможным это сохранение. Ее неудача – это уничтожение, то есть потеря этого вещества. Следовательно, политика всегда является лидером борьбы за существование, руководителем ее и организатором, и ее эффективность будет, независимо от того, как человек ее формально рассматривает, приводить к решениям о жизни или смерти народа.

Необходимо это четко представлять себе, потому что, вместе с этим, два понятия - политика мира или войны - сразу же погрузятся в небытие. Так как ставка, за которую политика всегда борется - сама жизнь, результаты провала или успеха также будет одинаковыми, независимо от средств, с помощью которых политика пытается вести борьбу за сохранение жизни народа. Мирная политика, которая ведет напрямую к уничтожению народа, то есть к исчезновению его материи из плоти и крови, как и военная политика – не принесет успеха. В одном случае, как и в другом, пренебрежение предпосылками жизни явится причиной вымирания народа. Для народов, которые еще не вымерли на поле боя, проигранные битвы скорее лишают их средств для поддержания жизни, или, лучше сказать, приводят к таким лишениям, или не в состоянии предотвратить их.

Действительно, потери, которые непосредственно вытекают из войны, ни в коей мере не пропорциональны потерям, вытекающим из плохой и нездоровой жизни народа как таковой. [3] Молчаливый голод и злые пороки за 10 лет убивают больше людей, чем война может уничтожить в тысячу лет. Жесточайшие войны, однако, в точности те, которые представляются самыми мирными современному человечеству, а именно мирные экономические войны. В своих конечных последствиях, эта самая война приводит к таким жертвам, что в сравнении с ними даже жертвы Мировой Войны сократятся до нуля. Эта война влияет не только на живых, но и прежде всего на тех, которые должны вот-вот родиться. В то время как обычная война убивает фрагмент настоящего, экономические войны убивают будущее. Один год ограничения рождаемости в Европе убивает больше людей, чем все те, кто пал в бою, со времени Великой французской революции и до наших дней, во всех войнах Европы, в том числе в Мировой войне. Но это является следствием мирной экономической политики, которая перенаселила Европу без сохранения возможности дальнейшего здорового развития целого ряда наций.

В целом, следует добавить следующее:

Как только народы забывают о том, что задача политики заключается в сохранении их бытия всеми средствами и используя все возможности, а вместо этого перенаправляют политику на определенный образ действий, то это разрушает внутренний смысл искусства руководить народом в своей судьбоносной борьбе за свободу и хлеб.

Политика, которая по сути воинственна, может сберечь народ от многочисленных пороков и патологических симптомов, но не может предотвратить изменение внутренней ценности в течение многих веков. Если она становится постоянным явлением, то война содержит внутреннюю угрозу сама по себе, что означает все более четкое расслоение фундаментальных расовых ценностей, которые составляют народный организм. Это уже было применимо ко всем известным государствам древности, и особенно применимо сегодня ко всем европейским государствам. Характер войны предполагает, что через тысячу индивидуальных процессов, она приведет к расовому отбору внутри народа, что означает предпочтительное уничтожение его лучших элементов. Призыв к мужеству и отваге находит отклик в бесчисленных индивидуальностях, в том, что лучшие и наиболее ценные расовые элементы снова и снова добровольно идут выполнять специальные задачи, или они планомерно культивируются через организационные методы специальных формирований. Военное руководство всех времен всегда поддерживало идею формирования специальных легионов, избранных элитных войск для гвардейских полков и штурмовых батальонов. Охрана персидских дворцов, элитные войска Александра, римские легионы преторианцев, исчезнувшие войска наемников, гвардейские полки Наполеона и Фридриха Великого, штурмовые батальоны, экипажи подводных лодок и летные корпуса Первой мировой войны были обязаны своим происхождением той же идее и необходимости выбора из великого множества людей тех, кто обладает самой высокой способностью для выполнения соответственно высоких задач, и сбора их вместе в специальные формирования. Изначально каждый гвардеец был не рабочей лошадью, а боевой единицей. Слава, связанная с членством в таком обществе, привела к созданию специального корпоративного духа, который впоследствии, однако, мог застыть и в итоге сгинуть в пустых формальностях. Поэтому нередко такие образования будут нести большие кровавые жертвы, то есть, наиболее приспособленных отбирают из великого множества людей и ведут на войну концентрированными массами. Таким образом, процент лучших мертвецов нации непропорционально увеличивается, а, наоборот, процент от худших элементов может увеличиться в высшей степени. Против крайне идеалистических людей, которые готовы пожертвовать своей собственной жизнью ради народного сообщества, стоит число тех самых жалких эгоистов, которые рассматривают сохранение их собственной личной жизни, как высшую задачу этой жизни. Герой умирает, преступник выживает. Это представляется самоочевидным в героическую эпоху и особенно в идеалистической юности. И это хорошо, потому что это доказательство еще сохраняющейся ценности народа. Истинный государственный деятель должен наблюдать такой факт с интересом, и принимать его во внимание. Ибо то, что может быть легко перенесено в одной войне, в сотне войн приводит к медленному обескровливанию лучших, наиболее ценных элементов народа. Тем самым победы действительно будут достигнуты, но в конце концов уже не будет народа, достойного этой победы, и жалкое потомство, которое многим кажется непонятным, нередко является результатом успехов в прежние времена.