Джон Кин - Демократия и декаданс медиа Страница 2

Беспокойную возбужденность, вызванную наступлением коммуникационного изобилия, часто сложно истолковать; предсказания экспертов оценить также достаточно трудно. С определенной долей уверенности можно сказать, что мириады изменений в сфере коммуникаций предвещают исторический сдвиг, которым завершится эпоха широкого теле– и радиовещания на ограниченном числе эфирных частот. Ушли те времена, когда, как, например, в 1950‑х, транслировавшийся по американскому телевидению ситком «Я люблю Люси» смотрели более чем 70 % семей, имевших телевизоры, или когда еще больше семей (примерно 83 %) смотрели выступление Элвиса Пресли в «Шоу Эда Салливана». Остались в прошлом дни (которые я помню), когда дети играли с самодельными телефонами из консервных банок, соединенных проволокой; больше не бывает вечеров, когда детей сначала загоняли бы в ванную комнату, чистили им уши, а затем, одев в халатики и усадив на диван, заставляли бы в полном молчании слушать радио. Порой прямые телевизионные трансляции (спортивных состязаний, политических событий, катастроф и конкурсов певцов) еще соединяют разрозненные аудитории, однако воспоминания об эпохе массового широкого вещания и его различных средствах коммуникации быстро выветриваются.

В гуще современной революции у людей больше нет телефонных справочников, и они не запоминают номера телефонов наизусть. У большинства людей уже не бывает случаев, когда бы их волновал заранее заказанный телефонный звонок в другой город. В старых документальных фильмах можно увидеть интервью с людьми, которые смотрят в камеру с нервной враждебностью, но теперь такого не бывает; камеры, раньше считавшиеся инструментом вторжения в личную жизнь, сегодня стали своеобразными усилителями значимости каждого. При упоминании о радио можно ожидать лишь смешков; и никто не думает о том, что бакелитовое ламповое радио является источником ретронима, используемого для описания беспроводных соединений различных стационарных и переносных устройств связи, как больших, так и малых. Печатные машинки встречаются только в магазинчиках сувениров. Пейджеры почти забыты. Старые шутки о телевидении, которое называли жевательной резинкой для глаз и «средним» (medium), поскольку оно не является ни редким, ни высококачественным, сегодня кажутся плоскими. Даже «диванный овощ» представляется фигурой из далекого прошлого. Немногие люди задумываются о превращении слова «text» в глагол[8]. Написание и получение рукописных писем и почтовых открыток стали редким ностальгическим удовольствием, а такие формальные прощания, как «Искренне Ваш» или «С совершенным почтением», давно уступили место выражениям вроде «всего наилучшего», «спасибо», «мои поздравления» или просто пробелу.

У многих занятых, хорошо образованных людей почти не бывает свободного времени; быстро приходит в упадок искусство ничегонеделания или созерцания видов из окна; та же судьба постигла еще одно древнее удовольствие, по крайней мере если говорить о людях, которые могут его себе позволить, – чтение хорошей книги, с которой можно забраться под одеяло. То же самое можно сказать об одиноких прогулках по парку без самсунга в руке или айпода, вставленного в ухо. Вскоре после публикации этой книги приводимые в ней примеры будут казаться устаревшими, на смену им придут (к примеру) мобильные телефоны с лазерными клавиатурами и голографическими дисплеями или миниатюрные компьютеры, которые будут носить как ручные часы, но все это лишь подтвердит общий тренд. В крайне разных условиях Сеула, Лондона и Мумбаи наблюдается одна и та же картина: многие офисные работники подтверждают то, что обеденное время они тратят на быстрый перекус, совмещаемый с просмотром электронной почты или Интернета, а не на физический отдых от рабочего места; члены семей говорят, что совместный просмотр телевизора, если не брать спортивных программ и реалити-шоу, больше не способен соперничать с магнетическим притяжением мобильных телефонов, планшетов и настольных компьютеров; а подрастающее поколение, встраивающееся в общее движение, не вынимая айпода из ушей, ежедневно и еженощно проводит по несколько часов в Интернете, обычно связываясь друг с другом с помощью мобильных приложений, охватывающих все закоулки так называемого виртуального мира.

Ключевым маркером общего тренда мультимедийного насыщения выступают заметные изменения в содержании и доставке новостей[9]. Коммуникационное изобилие вызывает в обществе споры о будущем газет в их печатном виде. Защищая их, некоторые комментаторы настаивают на том, что хотя газеты теряют свои доходы, отбираемые у них сетевыми ресурсами, газетные журналисты, работающие в хорошо оборудованных новостных редакциях с налаженными связями, остаются «моторами контента» (как говорят американские журналисты) для радио с участием слушателей, телевизионных новостных шоу, блогов и твитов. Аргумент неплох, поскольку такие газеты, как «New York Times», «El País» и «Yomiuri Shimbun» (японский ежедневник, который считается наиболее массовой газетой во всем мире), скорее всего, не уподобятся вымирающим динозаврам. Несомненно, остается пространство для их перестройки и подгонки под сетевые форматы – например, за счет комбинации подписной системы и рекламы, позволяющей доставлять новости на планшеты.

Однако в эпоху коммуникационного изобилия экология производства новостей и их оборота претерпевает быстрые изменения[10]. Новостные источники и потоки диверсифицируются и множатся. Симптоматичным представляется то, что многие хорошо разбирающиеся в медиа молодые люди в столь различных странах, как Южная Корея, Сингапур и Япония, более не обращают внимания на «пакетные» источники новостей; они не слушают сводки новостей по радио и не смотрят новостные передачи по телевидению. Гегель однажды записал в своем дневнике мысль, ставшую впоследствии знаменитой: «Чтение утренней газеты – это утренняя молитва реалиста. В ней мы ориентируем себя по отношению ко всему миру в целом»[11]. Цифровое поколение, как его иногда называют, делает все иначе. Оно отказывается от старой привычки извлекать из утренней газеты самую свежую информацию, хотя раньше (в начале 1960‑х) такая привычка была у четырех из пяти американских граждан. Теперь любимыми источниками новостей стали интернет-порталы. Дело не в том, что молодое поколение не интересуется новостями – напротив, ему нужны горы новостей, по первому требованию, в моментальной, но «не пакетной» форме, новости, которые доставляются иначе, т. е. не только по утрам, но весь день и всю ночь.

Неудивительно, что под давлением столь значительного количества перемен многие наблюдатели, даже из самой газетной индустрии, стали предупреждать о грядущем исчезновении газет. Они указывают на постоянно растущее число данных, подтверждающих то, что традиционные модели газетного бизнеса приближаются к критической отметке, поскольку их тянут вниз сетевые конкуренты (такие как You‑Tube, позволяющий делиться видеоматериалами в реальном времени, и Twitter) и значительное падение доходов от частных объявлений и иллюстративно-изобразительной рекламы[12]. Другие наблюдатели специально дают бредовые комментарии, призванные шокировать, – например, о том, что за два года до 2009 г. аудитория газет в США упала на 30 %, исчезло более 160 крупных изданий и было уничтожено 35 тыс. рабочих мест; они же предсказывают, что при сохранении актуального тренда в США после 2043 г. газеты вообще не будут печататься[13]. Более умеренные наблюдатели указывают на то, что, хотя заметны определенные тревожные процессы (например, менее 20 % американцев в возрасте от 18 до 34 лет читают ежедневную прессу), общие тренды намного сложнее; тем не менее они согласны с тем, что в сравнении с канувшей в прошлое эпохой представительной демократии, когда печатная культура и аудио-визуальные медиа ограниченного частотного диапазона выступали в тесной связке с политическими партиями, выборами и правительствами, а потоки коммуникации имели форму широкого вещания, замкнутого в государственных границах, в наши времена всё иначе. Сдвиг к мультимедийным платформам и порождаемой пользователями коммуникации привлекает намного больше людей к выслушиванию других, наблюдению за ними и прямому разговору с ними, чем к традиционным медиаисточникам. По крайней мере так считает большинство комментаторов.

Новшества

Как и в каждой предшествующей коммуникационной революции (вспомним о потрясениях, вызванных внедрением печатного станка, радио, фильма или телевидения), эпоха коммуникационного изобилия порождает преувеличения, ложные надежды и иллюзии. Томас Карлейль надеялся на то, что печатный станок низвергнет все традиционные иерархии, включая монархии и церкви. «Благодаря шрифту из подвижных литер он первым облегчил работу переписчиков, – писал он, – распустил наемные армии и разжаловал большинство королей и сенатов, создав совершенно новый демократический мир». Или взять другой пример: Д. У. Гриффит предсказывал, что изобретение кинематографа приведет к тому, что школьников «будут практически всему учить посредством кинокартин», и им «уже никогда не понадобится читать историю»[14]. Революции всегда порождают странные фантазии и преувеличенные ожидания. Наша революция – не исключение, по крайней мере так думают умные люди. Однако, если оценивать по скорости, размаху и сложности, новая галактика коммуникационного изобилия не имеет прецедентов. Цифровая интеграция текста, звука и изображения – совершенно новое для истории явление. И то же самое можно сказать о компактности, портативности и доступности широкого спектра коммуникационных устройств, способных обрабатывать, отправлять и получать информацию в легко воспроизводимой форме, в больших количествах, через огромное географическое расстояние, за крайне небольшое время, а иногда и мгновенно.