Юрий Пивоваров - Русская политика в ее историческом и культурном отношениях Страница 2

Сотрудник Центра Карнеги Лилия Шевцова: «…Формируется новый традиционализм, на сей раз без коммунистической шелухи. Под "традиционализмом" я понимаю персонифицированную и никем не ограниченную власть лидера…» (Известия. 25.02.2004).

Я не случайно, разумеется, привел мнения этих людей. Они — известные и авторитетные (особенно двое последних) аналитики сегодняшней нашей социально-политической жизни. И в принципе в один голос утверждают: после всех перестроек и реформ эссенция русской политии сохранилась. То есть что-то ушло, что-то появилось новое, однако главное, фундаментальное, «природа» все та же.

Для меня эти утверждения важны по двум причинам. Во-первых, я довольно долго на рубеже 80-х — 90-х надеялся, что Россия на этот раз изменится содержательно. Но в последние годы эти мои надежды испарились. Во-вторых, я никогда не был профессиональным исследователем современности. Потому-то своим ощущениям и наблюдениям не очень и доверял. Мне казалось (отчасти кажется и сегодня), что, занимаясь русским прошлым, я через него вижу настоящее и, тем самым, не замечаю многого народившегося впервые, недооцениваю масштаб свершившегося в последние полтора десятилетия…

Так что же произошло? Что происходит?

Видимо, к началу второго срока президентства В.В. Путина в основном завершилась эпоха «транзита». Выйдя из пункта «А», Россия пришла к пункту … «А». Я не случайно написал слово «транзит» в кавычках (правда, лучше бы вообще им не пользоваться; вот уж воистину что наводит тень на плетень — все эти … «транзитологии»). Ведь транзит предполагает попадание в пункт «Б». Однако русский транзит обладает особыми свойствами. Его траектория всегда замысловата, так сказать, в процессуальном отношении, но «провиденциальна» в содержательном. Я бы сформулировал это так: отречемся от старого мира, разрушим его до основания, построим новый и вдруг обнаружим, что все это на самом деле было спасением мира старого — не по форме, по существу.

Но, приведя мнения современных исследователей политики, я хочу столкнуть их (мнения, не самих ученых) с тем, что писали столетней давности предшественники Л. Шевцовой и Л. Гудкова.

Вот, например, С.Н. Сыромятников, человек идейно близкий П.А. Столыпину и один из ведущих авторов влиятельной газеты «Россия». Он подчеркивал: государственный строй России основывается на сотрудничестве самодержавного царя и народного представительства. Причем роль парламента заключается в «непосредственном» осуществлении единства императора с народом. Для Сыромятникова важнейшим качеством русской власти была ее самодержавность. И даже после октроирования Николаем II первой русской конституции (23.04.1906) он полагал, что русская власть осталась самодержавной, но ограниченной в формах ее проявления. Кстати, Сыромятникову принадлежат слова, которые можно было бы поставить эпиграфом ко всей русской политической мысли: «Власть есть самое драгоценное, что вырабатывает государство».

Так же, как мне представляется, весьма интересна трактовка Сыромятниковым формировавшейся в начале XX столетия русской демократии. — «Восточная (наша, отечественная. — Ю.П.) демократия тем отличается от западной, что она обращается около сильной власти … Для того, чтобы обязанность народного представительства была хорошо отправляема в России … необходимо … чтобы власть правительственная (не правительства, конечно, а царская. — Ю.П.) была сильна и не зависела от палаты (парламента. — Ю.П.) и прежде всего, чтобы великая монархическая идея сохранялась и развивалась в умах и сердцах населения». И, наконец, о соотношении социальных ролей власти и партий. «…Русская историческая власть … может и должна противоречить всем партиям», поскольку ее голос «есть голос настоящего, прошедшего, будущего».

Другой столыпенец и автор «России» А.Н. Гурьев называл депутатов Государственной Думы «выборными от народа служителями верховной власти самодержавного государя», возлагающего «на народных выборных новые обязанности, которые прежде плохо исполняли чиновники».

Кстати говоря, на своем языке и в своем контексте то же самое утверждал и В.И. Ленин. По его словам, Конституция 1906 г. была «монархической», Государственная Дума — «псевдопарламентом», а политический режим — «абсолютизмом, прикрытым лжеконституционными формами».

Подчеркну: мнение, выраженное С.Н. Сыромятниковым и А.Н. Гурьевым (мы выбрали этих почти забытых политических публицистов произвольно; их имена с легкостью можно заменить на более известные и привычные нам сегодня; однако существо высказанного ими не изменится), и ситуация, описанная этими людьми, имеют свои глубокие корни и традиции в толщи русской истории. Так, В.О. Ключевский писал: «Земский собор XVI в. тем существенно и отличался от народного собрания, как законодательного, так и совещательного, что на нем правительство имело дело не с народными представителями в точном смысле этого слова (здесь Ключевский, не говоря об этом прямо, по сути показывает принципиальное отличие наших Земских соборов от тех органов народного представительства, которые в сопоставимые времена существовали в Европе и с которыми их нередко сравнивают, находя множество схожего. — Ю.П.), а со своими собственными орудиями, и искало не полномочия или совета, как поступить, а выражения готовности собрания поступать так или иначе; собор восполнял ему недостаток рук, а не воли или мысли».

Младший (во всех отношениях) современник Ключевского — М.Н. Покровский так комментировал это мнение Василия Осиповича: «С этой последней точки зрения земский собор древней Руси представляется прямым родоначальником бесчисленных бюрократических комиссий новейшей России: и там, и тут правительство имело перед собой «свои собственные орудия», готовые исполнить его предначертания». И здесь же Покровский приводит точку зрения Б.Н. Чичерина: «Царь совещался с подданными, как помещик со своими крепостными, но государственного учреждения из этого не могло образоваться».

Концепция Чичерина-Ключевского заключается в том, что у нас нет исторической традиции народного представительства в классическом смысле. Все эти соборы нужны были власти, во-первых, чтобы в форме «совета со всей землей» осуществить легитимирование собственных решений, и, во-вторых, чтобы «восполнить недостаток рук», т. е. повысить собственную административную эффективность. Безусловно, хотя М.Н. Покровский и не соглашался с таким выводом, «бюрократические комиссии новейшей России» ведут свою родословную и от земских соборов (разумеется, не только от них). Как, впрочем, и государственные думы XX столетия. Только в том значении, которое придавал им А.Н. Гурьев — депутаты должны выполнять те обязанности, которые прежде плохо удавались чиновникам.

Вот и получается: и народные представительства (в разных формах и в разные эпохи), и бюрократические комиссии суть дело Власти; это ее «игры»; это ей то одно потребно, то — другое. Я бы дополнил С.Н. Сыромятникова: у нас «около сильной власти обращается» как демократия, так и бюрократия. Только вот, вздохну я с сожалением вслед за Б.Н. Чичериным, из всего этого институтов, институциональной системы не получается. Более того, русская историческая мысль пришла к выводу: наши народные представительства играют роль, прямо противоположную той, что у народных представительств Запада. В.О. Ключевский фиксирует: «Народное представительство возникло у нас не для ограничения власти, а чтобы найти и укрепить власть: в этом его отличие от западноевропейского представительства». — Поразительно! «Найти и укрепить власть». То есть народные представительства необходимы тогда, когда власть либо вообще исчезает, как-будто куда-то проваливается (Смута начала XVII в., 1917 г., 1991 г.), либо существенно слабеет (начало правления Ивана IV, краткий период между смертью Федора Иоанновича и избранием Бориса Годунова, царствование Михаила Романова, начальные годы Екатерины II, революция 1905–1907 гг., конец 80-х — самое начало 90-х гг. XX в. Иначе было в 1907–1917 гг. Тогда народное представительство само захотело стать Властью и в конечном счете смело ее. Но об этом ниже. Что касается 1991–1993 гг., то здесь «диспозиция» была гораздо сложнее. В этой работе мы не будем касаться этой темы). Потом они уже не нужны. Их либо «сокращают», «увольняют» совсем, либо приспосабливают под очередные задачи вновь оперившейся Власти.