И. Рисмухамедова - Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг. Страница 2

Работа, начатая Яном и продолженная ИКТ, до сих пор остается незавершенной. Целый ряд текстов, например, написанных Мясниковым, еще ждет своей публикации и анализа, и мы обращаемся ко всем в пролетарской среде – особенно к товарищам из новых групп в России – помочь нам донести эти документы до нового поколения революционных активистов.

Интернациональное коммунистическое течение,

январь 2005 г.

Это исследование было написано Яном Геббсом как его бакалаврская диссертация. Оно является наиболее полной из его работ по истории левых коммунистов в России и должно было стать основой для более обширного труда, создать который помешала автору преждевременная смерть. Мы публикуем данную работу как она есть, внеся лишь несколько грамматических исправлений. Вместе с тем, из текста не всегда ясно, о каких именно левокоммунистических группах идет речь. Ян был убежден, что группа под названием «Коммунистическая рабочая партия России» реально существовала в начале 1920-х гг., хотя это требует дальнейшей проверки; в любом случае, как отмечает он сам, отличие этой организацией от более известной «Рабочей группой» Г. И. Мясникова вовсе не является очевидным. Проблема усугубляется также тем, что в оригинальном тексте Яна организация Мясникова именуется «Коммунистической рабочей группой» (КРГ), и это порождает дополнительные трудности: иногда аббревиатуры КРП и КРГ употребляются как синонимы -то ли по причине неясности самого исторического материала, то ли вследствие опечаток. К сожалению, Яна, который мог бы прояснить эти вопросы, уже нет с нами; поэтому мы приняли решение повсюду называть группу Мясникова «Рабочей группой» (РГ).

ВВЕДЕНИЕ

В этом тексте рассматривается деятельность левых коммунистов в России в период после 1920 года. Группы, о которых пойдет речь, составляли левое крыло Российской коммунистической партии (большевиков) – РКП(б) – и вели свое происхождение от фракции «левых коммунистов», образовавшейся в 1918 году. Те немногие историки, которые уделяли внимание этой фракции, не прослеживают ее дальнейшую судьбу, как будто столь влиятельное течение–а в 1918 году оно было близко к тому, чтобы привлечь на свою сторону большинство в центральных партийных органах и рабочих Советах – исчезло без следа. Почти все исследователи видят в более поздних левокоммунистических группах продолжение совершенно иных политических тенденций (например, «Рабочей оппозиции») или/и считают, что эти группы прекратили свое существование в начале 1920-х годов вследствие репрессий. Выбор периода после 1920 года обусловлен тем фактом, что большинство историков не рассматривает левых коммунистов в то время как организованную силу или же ограничивается констатацией существования этого явления в 1920-1921 гг. вне всякой связи с левокоммунистической фракцией 1918-1919 гг. Наша задача, таким образом, состоит в том, чтобы установить преемственность левых коммунистов 20-30-х гг. с их предшественниками и опровергнуть распространенный миф о том, что «левая оппозиция» (во Главе с Л.Д. Троцким) была в это время единственной оппозиционной силой.

Попытка вычеркнуть из истории российские левокоммунистические группы как организованную силу является отражением определенной социальной реальности. Левые коммунисты были немногочисленным и организационно раздробленным меньшинством, которое испытывало на себе воздействие усиливавшегося контрреволюционного террора. Поскольку они действовали в условиях глубокого подполья, их документы редко попадали на Запад и сохранились, главным образом, в малотиражных коммунистических газетах 1920-х годов, которые отсутствуют даже в ряде крупнейших архивов. Редкость этих документов и недостаток информации делают невозможным детальное исследование эволюции левокоммунистических групп и их взаимоотношений друг с другом. Тем не менее, в нашем распоряжении достаточно источников, подтверждающих, что в указанный период подобные группы продолжали существовать и оказывали влияние на такие более известные течения, как троцкистская «левая оппозиция» и группа «Демократического централизма» (децисты).

Левые коммунисты отличались от других групп, возникших в Российской коммунистической партии, следующими позициями:

– характеристика социал-демократии и Второго Интернационала как капиталистических организаций, левого крыла буржуазии. Отсюда следовало утверждение об их контрреволюционном характере повсюду в мире (а не только в России). Такая точка зрения обусловила неприятие левыми коммунистами политики «единого фронта». Они отвергали ленинское определение социал-демократических организаций как «буржуазных рабочих» партий, не считая возможным усматривать в них правое крыло рабочего движения;

– убежденность в том, что советы и советская демократия составляют основу диктатуры пролетариата;

– неприятие субституционизма (замещения класса авангардом) и слияния партии с государственным аппаратом;

– отрицание представления о государственном капитализме как прогрессивном и необходимом этапе борьбы за коммунизм;

– неприятие права наций на самоопределение и отношение к национально-освободительным войнам как к реакционным;

– поддержка оборонительной и экономической борьбы рабочего класса во всех ее проявлениях;

– стремление к установлению коллективного рабочего контроля над производством;

– отрицание парламентаризма и участия в выборах;

– неприятие тред-юнионизма во всех его формах.

Что касается последних, то в использовании парламентаризма и тред-юнионизма Коммунистическим Интернационалом левые коммунисты видели уступку социал-демократии.

Таким образом, сопротивление левых коммунистов бюрократизму в государстве и партии основывалось на иных предпосылках, чем те, из которых исходили другие оппозиции, также критиковавшие эти явления. Коммунистические левые оценивали Брестский мир, а затем нэп как серьезные поражение, обозначивший наступление контрреволюции в мировом масштабе и в России. В отличие от децистов, они боролись за демократию как в партии, так и в рабочем классе в целом. И в отличие от всех фракций, образовавшихся в ходе дискуссии о профсоюзах, они считали предмет этого спора не столь важным, как вопрос о необходимости советов, основанных на рабочей демократии. Они также понимали, что субституционизм и слияние с государством разрушают партию и делают ее неспособной выступать в качестве революционного авангарда, ибо, становясь неотделимой от государственного аппарата, партия вынуждена уступать соображениям realpolitik.

РОССИЙСКИЕ ЛЕВЫЕ КОММУНИСТЫ ПОСЛЕ 1920 ГОДА

Неслучайно одна из самых загадочных групп левокоммунистической направленности, действовавших внутри и вне РКП(б), возникла в Москве. Этот город, являвшийся одним из центров пролетарской активности, в 1918 г. был оплотом фракции «левых коммунистов», а затем и децистов, которые долго сохранял и там влияние среди рабочих и в партии, несмотря на неоднократные чистки, переброски и другие бюрократические репрессии. Группа, о которой не идет речь, не упоминается в работах Р.В. Дениэлса, Л. Шапиро и Э.Х. Карра, хотя ее документы более доступны для исследователей, чем материалы других небольших группировок, отколовшихся от РКП(б). Главным источником по истории этой группы на английском языке, являются публикации в левокоммунистической газете «Уоркерс' дредноут» за 1922 год. Первый документ, подписанный «Группой революционно-левых коммунистов (Коммунистической рабочей партии России)», напечатан в №12 этого издания. В нем объявляется о том, что группа «вышла из социал-демократической Российской коммунистической партии» и поддерживает основание Четвертого Интернационала в составе КРПГ (Коммунистическая рабочая партия Германии), КРПН (Коммунистическая рабочая партия Нидерландов), КРП (Коммунистической рабочей партии Великобритании, издававшей газету «Уоркерс' дредноут»), а также болгарских левых коммунистов. Судя по этому документу, московская группа какое-то время уже поддерживала связь с КРПГ, испытала ее влияние, и между ними было налажено регулярное сообщение по нелегальным каналам. Дальнейшим подтверждением этого является «Призыв российской рабочей оппозиции»,[1] из которого явствует, что группа, действуя в условиях подполья, смогла собрать среди российских рабочих денежную сумму, необходимую для печатания ее литературы в Германии (в России это было невозможно). Но, как указывал «Уоркерс дредноут», из-за высокой инфляции в России «миллионы рублей», «собранные с большим трудом» обесценились настолько, что суммы, полученной при их обмене, едва хватало на покрытие почтовых расходов–поэтому российские товарищи призывали помочь работе деньгами. В «Призыве» подчеркивались, что свои главные задачи как революционного авангарда группа видит в борьбе «против проводимой российским советским правительством Новой экономической политики и единого фронта». «Мы вступили в борьбу против предательства первых завоеваний революции, – писали «революционно-левые коммунисты». – Наша миссия состоит в том, чтобы двигать революцию дальше». Называя и партию, и советское правительство «российскими», они давали понять, что считают их «национальными» (т.е. непролетарскими) структурами, отошедшими от принципов интернационализма. Как и остальные члены КРИ (Коммунистического Рабочего Интернационала),[2] они были склонны недооценивать масштабы контрреволюции и переоценивать возможности нового подъема классовой борьбы в мировом масштабе под воздействием пролетариата в Германии и оживления борьбы рабочих в России в 1922-1923 гг. Поэтому они стали на сторону Эссенской организации КРПГ в ее полемике с Берлинской организацией, считавшей провозглашение Четвертого Интернационала преждевременным, и послали одного делегата на V съезд КРПГ в Ганновере, где тот докладывал о «нелегальной работе» в России.