Пирс Рид - Дочь профессора Страница 2

«Дочь профессора» при всей ее политической злободневности вовсе не научное исследование, а художественное произведение, в котором действуют не абстрактные бунтари, а конкретные люди, с разными и непростыми жизненными судьбами. Их индивидуальные социально-психологические портреты точны и типичны. Всех их объединяет потребность в самоутверждении. Им, лично им, нужна революция сегодня, сейчас. Их субъективно честное и искреннее желание уничтожить капитализм объективно становится еще одним доказательством бессилия мелкобуржуазных революционеров перед лицом истории. Обреченность и бессилие героев великолепно чувствует сам писатель. Именно поэтому и ФБР заранее оповещено о готовящемся покушении. Именно поэтому и Эллану Грею, иезуиту, потерявшему бога, но так и не ставшему настоящим коммунистом, не остается ничего другого, как умереть.

Многозначительным предупреждением Эллану Грею и всем разделяющим его взгляды звучат следующие строки эпиграфа: «…человек растратит свои силы в одиноком, бесплодном мельтешении». Слова эти написаны в XIX веке. Но сколь легко применимы они к тем, кто, по сути, не предложив никаких идеалов и целей, призывает к насилию и террору, сам, конечно, не сознавая, что может только отпугнуть широкие массы народа, без которых немыслима настоящая революция. Деятельность ультралевых террористических группок, разгром которых неминуем, есть не что иное, как своевременное выпускание пара из распираемого реальными противоречиями социального механизма капиталистического государства. Заросший космами террорист в рубище, вооруженный бомбами и револьвером, — что можно придумать лучше для запугивания обывателя «коммунистической угрозой»?

Но бессилен — так же как и его ученики — предложить конструктивное решение общественных проблем и профессор Генри Ратлидж, мировоззрение которого претерпевает знаменательную эволюцию. По происхождению и по унаследованному состоянию он принадлежит к элите американского общества. В начале романа Ратлидж предстает перед нами как один из идеологов этого общества, он последовательный антикоммунист, искренне убежденный в преимуществах американского образа жизни, не только сулящего «процветание», но и основанного, как он считает, на «нравственности, энергии и справедливости». В том, что Ратлидж человек незаурядный и честный, убеждает его способность признать ложность тех идей, которые он на протяжении многих лет защищал и пропагандировал. Но и в случае Ратлиджа протест продолжает оставаться бытовым: к пониманию необходимости радикальных перемен в американском обществе профессор приходит лишь после трагедии Луизы, то есть только тогда, когда нечто начинает касаться непосредственно его самого. Судьба Луизы служит мощным толчком к давно назревшей переоценке ценностей. Ратлидж готов отказаться от своего богатства и жить па профессорское жалованье. И все же до самого конца он не способен победить в себе либерального буржуазного интеллигента. В теории признав закономерность революционной борьбы, оп на практике ищет альтернативу плана своих учеников в категориях, характерных для традиционной буржуазной демократии.

Образ профессора Ратлиджа при всей его кажущейся нетипичности отражает важнейший процесс, происходящий ныне в США, тот сдвиг в сознании многих американцев, без учета которого нельзя верно определить политический пульс страны. Водораздел в американском обществе сегодня проходит не только между антагонистическими классами, по даже внутри правящего класса. Трезво мыслящие представители американской буржуазии выступают против той позорной роли мирового жандарма, которую на протяжении многих последних лет играла Америка. По-разному понимают проблемы, стоящие в последние десятилетия перед США, многие миллионы американцев. Нет единодушия в оценке как внутриполитической ситуации в стране, так и внешнеполитического курса даже среди видных политических деятелей. В романе Рида бесповоротно расходятся жизненные пути двух американских миллионеров, бывших приятелей и соратников, сенатора Билла Дафлина и профессора Генри Ратлиджа.

В плане идейном к образу Ратлиджа примыкает образ отца Дэнии доктора Глинкмана, одного из тех, кого в 30-е годы называли удивительно точным словом «попутчики». Став инвалидом во время гражданской войны в Испании, Глинкман разочаровался в борьбе, как таковой. В его лице запечатлена еще одна ипостась бытового протеста. Судьба этого человека трагична не только потому, что он ослеп, но прежде всего потому, что в силу свойственного большинству буржуазных либералов индивидуализма и склонности к компромиссам Глинкман не сумел стать выше своей личной беды, как это делают настоящие революционеры.

Еще одну достаточно распространенную в западном мире 60-х годов разновидность «революционера» являет собой Джесон Джонс, который, по ироническому замечанию автора, «разглагольствует (о революции. — Г. Л.) так много, что у него уже не остается времени для действий». В отношении писателя к Джонсу есть немалая доля плохо скрытой антипатии и даже презрения, поскольку этот парень олицетворяет все скверное, что есть в движении хиппи.

Джесон Джонс — человек без идей и убеждений, играющий в революцию, потому что ему так удобно. На самом же деле его антибуржуазная «революционность» — лишь поза, всего-навсего модный маскарад, скрывающий мелкую и ничтожную душонку. Декларирующий независимость от собственности и полное пренебрежение к ней, Джесон сам побочный продукт «общества потребления». На словах отвергая стиль жизни родителей Луизы, он отнюдь по брезгует их деньгами, принимая как должное то, что Лупза содержит его.

Но более всего отвратителен в нем гипертрофированный индивидуализм, переходящий в откровенную бесчеловечность. Сознание каком бы то ни было ответственности для Джесона невыносимо: в ней он видит проявление «буржуазности» и покушение на свою «свободу». Но абсолютная свобода одного человека чаще всего зиждется на попрании свободы другого; и для Луизы, ставшей женой Джесона, практика так называемой «сексуальной революции» оборачивается самым обыкновенным — и еще более отвратительным, потому что это «теоретически» обосновано, — насилием над личностью и унижением женского достоинства. Не так-то легко судить, какого типа «революционеры» представляют большую опасность действительному революционному движению широких народных масс, такие, как Эллан Грей, или же как Джесон Джонс.

В романе «Дочь профессора» подводятся своего рода итоги идейным исканиям радикальной интеллигенции Запада 60-х годов. С одной стороны, в нем убедительно развенчивается, тактика левоэкстремистского террора как совершенно бесперспективная, с другой — отражается глубочайший кризис буржуазного либерализма.

Кому же но плечу произвести в капиталистическом обществе кардинальные перемены, о необходимости которых так много говорится в книге Рида? В «Дочери профессора» нет образов тех, кто ведет настоящую и последовательную борьбу за демократию и справедливость, и это придает роману оттенок пессимизма. Однако сказать, что молодой английским писатель вовсе не представляет себе, на каком социальном полюсе расположены эти силы, будет неверным и несправедливым.

В предыдущем романе Пирса Пола Рида «Монах Доусон» (1969) главный герой в качестве журналиста встречается с руководителем бастующих рабочих, коммунистом Маккеоном, аргументы которого ясны, четки и глубоко обоснованы. Пожалуй, в британской прозе последних лет немного найдется произведений, в которых проведен столь классово определенный анализ общественной ситуации в государстве «всеобщего благоденствия». Маккеон выступает за радикальные перемены, «которые бы отняли власть у денежного мешка и отдали бы. ее в руки людей». «Нам не нравится сама система, — говорит он, — капиталистическая система свободного предпринимательства, потому что для нас в этой системе нет никакой свободы». Безусловно, прав Маккеон, говоря о порочности самой структуры отношений в капиталистической промышленности. «Наше рабство, — заключает Маккеон, — это реальность. Если бы вы когда-нибудь работали на фабрике, вы бы об этом знали. Но цепи этого рабства нелегко разглядеть, потому что они в умах — в умах людей; ведь контролируется все то, что сообщается, говорится, внушается по телевидению, в школах, университетах, по всей стране».

В том, что интерес Рида к коммунизму не случаен, убеждает и тот факт, что в другом романе «Юнкеры» (1968) писатель с глубоким уважением нарисовал выходца из старинной немецкой юнкерской семьи, который во время второй мировой войны, находясь в рядах вермахта, сближается с коммунистами, помогает им, а в конце книги становится одним из видных деятелей ГДР, посвящая свою жизнь построению новой Германии.