Вадим Кожинов - Красная сотня Страница 20

Но вот непреложные факты. В декабре 1941 года Япония атаковала американскую военно-морскую базу Пирл-Харбор. Между тем в США жило немало людей японского происхождения. И вот «19 февраля 1942 г. президент Рузвельт отдал распоряжение о водворении 112 тыс. таких лиц (из них две трети имели американское гражданство) в специальные концентрационные лагеря. Официально это объяснялось угрозой японского десанта на Тихоокеанское побережье Соединенных Штатов. Солдаты американской армии при содействии местных властей быстро провели эту операцию. В лагерях был установлен жесткий режим» (Яковлев Н.Н. Новейшая история США. 1917-1960. М., 1961, с. 364).

Итак, даже не депортация, а концлагерь, и не за какое-либо сотрудничество с врагом, а только за предполагаемую «угрозу» такого сотрудничества в случае японского десанта в США (которого, кстати сказать, не только не было, но и не могло быть).

А теперь — о заключительном акте борьбы США против Японии. Хорошо известно уничтожение 6 августа 1945 года атомной бомбой 78 150 человек гражданского населения города Хиросимы. Но гораздо меньше знают о второй бомбе, сброшенной через три дня, 9 августа, на город Нагасаки, где погибли 73 884 человека (обе цифры — по официальным данным самих США — скорее всего преуменьшены).

Конечно, и первая бомба была несовместима с человеческими принципами, ибо дело шло, в сущности, об уничтожении огромного количества заложников. Но употребление второй бомбы (о чем до сих пор известно, повторю, очень немногим) было совершенно беспрецедентной акцией. Во-первых, заранее было точно известно (как об этом позже в 1961 году рассказал в своей нашумевшей книге руководитель атомного проекта генерал Гровс), что в Нагасаки погибнут сотни американцев, находившихся там в лагере для военнопленных. Но главное в другом. Американский историк Дж. Уорберг в 1966 году по секретным документам установил следующее: «Первая бомба, сброшенная на Хиросиму, была урановой бомбой… Вторая бомба, сброшенная на Нагасаки, была плутониевой бомбой, которую стремились испытать; если она сработает, мог быть изготовлен большой запас таких бомб. И для того, чтобы доказать это, примерно 100 000 японцев были убиты»… (цит. по кн.: Сосинский С. Акция «Апокалипсис». — М., 1970, с. 121).

Итак, только ради наглядного «научного» эксперимента правители США, которым, кстати сказать, в тот момент уже ничто всерьез не угрожало, приказали испепелить и сотни своих солдат и офицеров, и сотню тысяч японцев… Если вдуматься, станет ясно, что это буквально ни с чем не сравнимая акция.

Депортация народов, обвиняемых — пусть даже совершенно ложно — в сотрудничестве с врагом, смертельная борьба с которым еще продолжалась на территории СССР, все-таки не столь чудовищное деяние.

Это отнюдь не означает, разумеется, хоть какого-либо «оправдания» депортации чеченцев и других народов. Речь идет лишь о том, что исторически неверно и этически несправедливо считать воплощением всего зла XX века один СССР и уж совсем подло взваливать вину на русский народ. Дело не в том, чтобы осудить США, но в том, чтобы понять общее состояние мира в нашем столетии.

Лично я с молодых лет — с тех пор, как обрел более или менее самостоятельный взгляд на мир, — считал выселение народов недопустимым актом. Еще мальчиком, до войны, я провел лето в татарском селении Отузы в Крыму, и когда я приезжал туда после войны и находил исчезающие остатки татарских жилищ и виноградников, сердце мое скорбно сжималось. Я с глубокой горечью говорил тогда об этом близким людям.

Но вместе с тем нетерпимы и разного рода спекуляции на этой трагической теме. Вот уже цитированный Вачнадзе запросто объявляет: «50 процентов чеченцев погибли во время депортации в Сибирь и Казахстан». Эти «50 процентов» — очевидная выдумка и, прямо скажем, нелепая. Согласно вполне достоверным сведениям, чеченцев и ингушей в 1937 году (в материалах переписи они исчислены как единый вайнахский народ) насчитывалось 436 тысяч человек. В 1944-м их было 459 486 человек, а в 1959-м — 525 тысяч (419 тыс. чеченцев и 106 тыс. ингушей) — то есть на 20,4 процента больше, чем в 1937-м, и на 14,2 процента больше, чем в 1944 году.

Между тем, если бы действительно погибла половина народа, его численность до катастрофы могла бы восстановиться не менее чем через полвека! Так, в 1941-1945 годах погибли не 50, а «всего» 22 процента населения Белоруссии (2 миллиона из 9 миллионов человек), но довоенное количество населения смогло восстановиться только через 25 лет — к 1970 году…

Нельзя не сказать и о том, что рост численности чеченцев и ингушей с 1937 до 1959 года (на 20 процентов) был не намного ниже, чем рост численности не подвергшихся выселению северокавказских народов — аварцев, осетин, кабардинцев, кумыков и т. д. (численность этих народов за указанный период выросла в среднем на 25-30 процентов). Замечу еще, что население СССР в целом выросло с 1937 по 1959 год всего только на 13 процентов (а не на 20,4 процента). Словом, Вачнадзе и в данном случае пропагандирует заведомую ложь. Эта ложь особенно резко выявляется на фоне заявления Вачнадзе о том, что события в Абхазии — якобы только «игра» кучки карьеристов, а народ, мол, жил и живет вполне «нормально». Ведь за те два с лишним десятилетия (1937-1959), в течение которых количество выселенных чеченцев и ингушей выросло на 20,4 процента, количество абхазов, «вселенных» в 1931 году в Грузию, выросло с 56 197 человек до 61 193 человек — то есть всего лишь на 8,8 процента! Отмечу также, что за это же время количество осетин, живших в Грузии, даже уменьшилось со 143,6 тысячи до 141 тысячи.

Выше уже было показано, что чеченский народ не имел традиции национальной государственности — о чем, в частности, свидетельствует его приятие «интернациональной» идеологии Шамиля. И хотя те или иные нынешние чеченские деятели, вполне возможно, воодушевлены идеей такой государственности, события последних лет в Чечне явно имеют совершенно иной смысл. Точно так же едва ли можно считать сегодняшнюю Чечню действительно исламским государством (что было присуще эпохе Шамиля), хотя и утверждается обратное.

Конечно, меня будут оспаривать, но суть дела со всей очевидностью выражается в личности первого президента Чечни, имеющей, без сомнения, громадное, исключительное значение во всем, что происходило с осени 1991 года, — значение и фактическое, и символическое. Ведь по меньшей мере странно, что полновластным главой и символом государства, объявившего себя национальным и исламским, является человек, который провел свою сознательную жизнь вне Чечни, который женат на русской женщине, обращается к своим сподвижникам по-русски и вряд ли до самого последнего времени прикасался к Корану…

Но самое удивительное даже не в этом. Невозможно оспорить следующего факта: Джохар Мусаевич Дудаев смог стать президентом только потому, что он — генерал Советской армии. А между тем он достиг своего высокого чина в частности или даже главным образом потому, что мастерски руководил так называемыми ковровыми бомбардировками в Афганистане, которые привели к гибели множество исповедников ислама! И это тяжкое и даже жестокое противоречие никак не снимешь…

Невольно возникает здесь сопоставление с первым президентом Абхазии, который всей своей личностью — без каких-либо самых малых «отклонений» и «масок» — воплощал историческую и современную волю своего народа.

Трезвый взгляд на ход событий, начавшихся в 1991 году в Чечне, неизбежно приводит к убеждению, что перед нами — чисто политическая борьба, борьба за власть, в особенности над экономикой, а национальные и исламские идеи являются в сущности декорацией, точно так же в существующей с 1991 года «суверенной России» национальная и православная идеологии имеют чисто декоративное значение — и этот похожий на двуголовую курицу герб, и эти свечи в руках вчерашних партаппаратчиков, заявившихся в Успенский собор…

Могут возразить, что неправомерно делать обобщающие выводы исходя из одной лишь фигуры первого чеченского президента. Однако какие «показатели» ни возьмешь, все они недвусмысленно говорят о том, что идея национальной суверенности и национального возрождения являет собой только декорацию. Так, например, в Чечне — как и в каждой северокавказской республике — до установления дудаевского режима издавалось за год несколько десятков книг на родном языке. В 1992-1993 годах, несмотря на так называемые «реформы», в большинстве национальных республик Северного Кавказа издание книг на родном языке либо осталось на прежнем уровне, либо даже выросло. Между тем в Чечне в 1992 году не вышло ни одной книги на родном языке, а в 1993-м всего лишь две…

Но, пожалуй, еще более впечатляюще положение с изданием газет, которые вроде бы были нужны режиму для оперативной пропаганды своих идей. Тем не менее, если в 1980-х годах на чеченском языке издавались 9 газет, то в 1992-м — 7, а в 1993 году — только 4! Но и это еще не все: резко упала периодичность выхода газет (то есть количество появляющихся за год номеров) — почти в 10 раз, а общий годовой тираж газет — аж в 15 раз! И, как ни удивительно, количество газет, издававшихся в Чечне на русском языке, напротив, росло: 15 в 1980-х годах, 22 — в 1992 году!