Владимир Кузнечевский - Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного Страница 21

Правильно опасался. Велик и богат оказался культурный потенциал России. И это при том, что даже после Гражданской войны, приведшей к исходу значительной части российской интеллигенции из России, как к тому и стремились большевики, еще очень много талантливых ее представителей все же не хотели покидать свою Родину и свой народ, плотью от плоти которого они себя ощущали. При этом оставшаяся в Советской России русская интеллигенция не молчала.

На Западе до небес превозносят роман-утопию Джорджа Орвуэлла «1984-й». А ведь роман английского писателя в идейном отношении не более чем калька с замятинского «Мы». Но Запад никогда не любил признаваться в том, что очень многое в идейном отношении он черпал из резервуаров талантливой русской интеллигенции. Кстати сказать, во многом и до сих пор не чурается этого, только ссылок не делает. А между тем это Евгений Замятин еще в 1920 году высказал в своем романе гениальное предостережение, к чему может привести стремление большевиков «осчастливить» народ при господстве только одного вида идеологии.

В том же году А. В. Чаянов, выдающийся русский ученый-аграрник, публикует фантастический роман «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», где с не меньшей, чем у Замятина, силой таланта было высказано пророчество о том, что в 1984 году после многолетнего правления большевиков при свободных выборах в Советы большевистская партия потерпит поражение, а к власти придет Крестьянская партия и поведет страну по пути процветания.

Всего на четыре года не совпало пророчество выдающего экономиста-аграрника с действительным ходом Истории. Не в 1984-м, а в 1989 году партия большевиков фактически утратила власть в стране при свободных выборах в Советы. Правда, к власти пришли не российские крестьяне, которых Сталин в ходе коллективизации уничтожил как класс, а (совершенно неожидаемо) наследники Февраля 1917 года.

Не простили большевики Чаянову его пророчеств. 21 июля 1930 года он был арестован по обвинению в принадлежности к Трудовой крестьянской партии. За четыре года следствие не смогло доказать, что выведенная Чаяновым в его романе «Крестьянская партия» существует в действительности. Тем не менее в 1935 году его ссылают в Алма-Ату, а в 1937 году вновь арестовывают и приговаривают к расстрелу. Чаянову было 49 лет.

Представителей культурной и духовной интеллигенции руководители большевиков из России насильственно выбрасывали за границу, русских православных священнослужителей как основу и фундамент духовного развития русского народа просто физически уничтожали. При такой государственной политике отношения к образованной части общества русская интеллигенция после Октября 1917-го была вынуждена или развивать своими талантами и энергией Америку, Югославию, Болгарию, Чехию, Аргентину и Парагвай, Австралию и Англию, или же погибать в отечественных тюрьмах и лагерях.

В конце 1921 года по ряду высших учебных заведений Москвы, Петрограда, Казани, других городов прокатилась волна забастовок профессорско-преподавательского состава. Причиной их стало решение возглавляемого Е. А. Преображенским Главпрофобра о подчинении всего учебного процесса в вузах студентам-партийцам, то есть представителям люмпенизированных слоев населения. Преподаватели заявили, что вопросы выбора дисциплин, изучаемых в вузах, методик преподавания их и вообще организации учебного процесса должны находиться в ведении специалистов, то есть профессорско-преподавательского состава, а не повсеместно в руках молодых безграмотных представителей бедноты.

Комячейки вузов, состоявшие из горластых, энергичных, но безграмотных представителей рабочих и крестьян, зачастую прошедших горнило Гражданской войны, поддержанные Преображенским, потребовали ареста бастовавших преподавателей.

Профессора обратились за защитой напрямую к Ленину. Председатель Совнаркома интеллигенцию «защитил». В записке Каменеву и Сталину высказал предположение, что бастующие профессора «дурачат» правительство, действуют по указке буржуазии и предложил: «… Если подтвердится, уволить 20–40 профессоров обязательно. Обдумать, подготовить и ударить сильно»[89]. Но на этом не остановился. 12 марта 1922 года пишет статью «О значении воинствующего материализма», где упрекает рабочий класс в том, что власть-то он завоевал, а пользоваться ею не научился, «ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место»[90].

Однако вождь пролетариата отлично понимал, что весовые категории его партии и российской интеллигенции несопоставимы: в очных дискуссиях о путях развития российского общества большевики не устоят перед аргументами «членов ученых обществ». И потому предложил: за публичное выражение взглядов, несовместимых с официальной идеологией, следует наказывать расстрелом: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое». Предвидя возражения, что в условиях мирного времени такая мера может показаться слишком жестокой, Ленин поясняет: «Мы сейчас в гораздо более трудных условиях, чем при прямом нашествии белых»[91]. И тут же от слов переходит к делу, пишет записку наркому юстиции Д. И. Курскому, требуя найти такие формулировки для Уголовного кодекса РСФР, которые позволяли бы карать расстрелом за пропаганду или агитацию против официальной идеологии. При этом уточняет, что речь должна идти не только о фактах пропаганды или агитации, но также и о таких деяниях, которые всего лишь «способны содействовать» этому[92].

Но в 1922-м на массовые аресты и тем паче расстрелы интеллигенции Ленин еще решиться не смог. В 1922-м он приказал Дзержинскому арестовать сотни ученых и отправить их за границу [знаменитые «философские пароходы»][93]. И это было проделано в то время, когда экономика страны остро нуждалась в образованных, опытных управленческих кадрах, а оставшаяся после Гражданской войны в Советской России интеллигенция готова была служить Родине. Не большевикам, но стране и своему народу. Как говорил, и писал, Питирим Сорокин, тоже высланный из России властью, русская интеллигенция хоть и не разделяла марксистских воззрений и считала, что ее «активное участие в государственной и политической жизни становится невозможным», тем не менее все же отвергала идею эмиграции, полагая, что если заняться неполитической деятельностью (научной, культурной и т. д.), то власти скоро поймут, что эта деятельность интеллигенции представляет собой огромную важность для укрепления государственного устройства новой России[94]. Но тщетно. «Образованный мусор» ни Ленину, ни его последователям ни в каком качестве не был нужен. Большевики смертельно боялись интеллигенции.

С точки зрения здравого смысла это понять трудно, даже невозможно, но так было. Расплачиваться за такую политику пришлось следующим поколениям. И в том числе Президенту РФ В. Путину в его кадровой политике.

В конце 1922 года Ленин был вынужден отойти от политической работы, но у него остались последователи. Одним из самых верных в борьбе с российской интеллигенцией был «любимец партии», как его характеризовал основоположник большевистской партии, Н. И. Бухарин. Именно он внес огромную лепту в уничтожение интеллектуальных российских кадров после Гражданской войны, причем таких людей, которые не только сами выступали организаторами экономики в Советской России, но и через свою научно-преподавательскую деятельность должны были готовить кадры высокого звена для послеоктябрьской России (должны были, но не готовили, так как были выключены из общественной жизни).

Благодаря выдающемуся российскому историку М. Я. Гефтеру (1918–1995) стала известна походя брошенная Н. Бухариным в июне 1928 года судьбоносная для российской технической интеллигенции фраза. В Москве в это время шел судебный процесс по так называемому «Шахтинскому делу», где группа инженеров и техников обвинялась в промышленном саботаже и диверсиях. Вопрос рассматривался на политбюро ЦК РКП(б). Сталин тогда выступил за смягчение наказания, но суд вынес участникам смертный приговор. Позже в узком кругу единомышленников Н. И. Бухарин, посмеиваясь, рассказывал: «Сталин предлагал никого не расстреливать, но мы с Томским и Рыковым сговорились и голоснули за расстрел».

Как выяснилось позже, это самолюбование Бухарина не было чем-то случайным.

А эта преемственность демонстрировалась «любимцем партии» вплоть до его приговора к расстрелу в 1938 году. Постоянно участвуя в публичных дискуссиях на эту тему, Бухарин всякий раз подчеркивал, что русская интеллигенция с самого начала строительства социализма в Советской России занимала враждебные позиции по отношению к власти «рабочих и крестьян (правильнее, конечно, было бы сказать, что это власть большевиков, начиная с Ленина, всегда занимала враждебные по отношению к интеллектуальным слоям русского народа позиции, но большевики в своей идеологической работе всегда широко пользовались демагогическим приемом выворачивания правды наизнанку).