Виталий Иванов - Охранитель Страница 21

Жаль однако, что, стремясь обосновать отсутствие принципиальных противоречий между западными подходами к демократии и кремлевской доктриной, Сурков воздержался от повторения собственных ранее высказанных тезисов о необходимости учета при демократическом строительстве исторической и культурной специфики, стратегических интересов. Есть универсальные представления о демократическом устройстве, предполагающие наличие многопартийности, гражданского общества, утверждение свободы слова, регулярное проведение выборов и прочее, некий «универсальный паттерн». И есть форматы демократических институтов, схемы их функционирования, которые в каждой конкретной стране в каждый конкретный период различаются, и порой достаточно существенно. Но нет никаких универсальных форматов демократических институтов, общих стандартов, и вряд ли они появятся в обозримом будущем. Все иные мнения по этому поводу — наивность или лукавство. Эти данности также должны вбираться и, насколько можно судить из прежних слов Владислава Юрьевича, из текстов его эпигонов, вбираются в понятие суверенной демократии.

О суверенитете как таковом, без непосредственной привязки к демократии (поскольку понятно, что недемократическое государство также может быть суверенным), в последнее время не высказывался только ленивый. Поводом, конечно, было активное продвижение идеи суверенной демократии, но дискуссия вышла далеко за ее рамки.

Очевидно, что ни одно современное государство не является суверенным в полной мере этого слова. Самостоятельность как во внешней, так и во внутренней политике порой довольно существенно ограничивается международными нормами и публичным и непубличным влиянием, которые государства оказывают друг на друга. Но из этого совершенно не следует, что понятие суверенитета должно быть сдано в утиль. Наоборот, чем сильнее тенденции к десуверенизации, тем настойчивее следует отстаивать суверенитет. Это цель, которую нельзя достичь, но к которой необходимо постоянно стремиться. Суверенитет — это не состояние, которого можно достичь или не достичь, а перманентная претензия, без которой государство не создать и не сохранить.

Сурков явно придерживается более традиционного подхода к суверенитету. Но он практик и реалист, и поэтому его выводы далеки от академической схоластики, которая предпочитает иметь дело с «идеальным».

Вот самые удачные его формулировки из февральской лекции: «Когда нам говорят, что суверенитет — вещь устаревшая (…), мы должны все-таки задуматься, а не разводят ли нас».

«Быть самостоятельной нацией для начала просто выгодно».

«Суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности».

В статье он продолжает развивать апологию суверенитета и бичевать проповедников десуверенизации.

«Некоторые подвижники коммерческой философии, трудящиеся в специализированных «некоммерческих» и «неправительственных» организациях, пишут, что в наш век интеграции и взаимозависимости глупо цепляться за суверенитет. Вряд ли, впрочем, среди правительств — спонсоров подобных писаний — найдется хоть одно, готовое у себя дома ликвидировать национальное законодательство, экономику, армию и самого себя».

Кто с этим поспорит?

Заранее прошу прощения за подробное цитирование, но оно необходимо.

«…Политическое творчество далеко не всех наций увенчивается обретением реального суверенитета. Многие страны и не ставят перед собой такую задачу, традиционно существуя под покровительством иных народов и периодически меняя покровителей. Размножение развлекательных «революций» и управляемых (извне) демократий, кажущееся искусственным, на самом деле вполне естественно среди таких стран». «Что касается России, прочное иновластие здесь немыслимо. Маргинальные союзы бывших чиновников, действующих нацистов и беглых олигархов, взбадриваемые заезжими дипломатами и незатейливой мыслью о том, что заграница им поможет, могут пытаться разрушить, но никогда не смогут подчинить общество, для которого суверенитет — гражданская ценность».

«Встречается мнение, будто десуверенизация нашего государства никому не интересна (или нереальна). Но повсеместная и повседневная нужда в сырье и безопасности столь огромна, а здешние запасы ядерного оружия, нефти, газа, леса, воды так обильны, что излишнее благодушие едва ли уместно».

Благодушие действительно неуместно. Да, из нашей страны невозможно сделать Украину или Грузию. Но, во-первых, не все на Западе это понимают, во-вторых, там широко распространено мнение, что «драконить» Россию в принципе и правильно, и выгодно. Вдруг все же удастся на что-то серьезное прогнуть? И непримиримая оппозиция, пусть из нее не лепятся «революционеры», «новые оранжевые», вполне годится в качестве орудия.

В последние время Кремль начал предпринимать шаги, направленные на «реабилитацию русского». Обсуждения политической субъектности русского народа, проблем русских, русской политической традиции целенаправленно выводятся из маргиналии на практически официальный уровень.

У этого процесса есть сугубо конъюнктурная сторона: рост национального самосознания русских (стимулируемый в первую очередь издержками миграции) пытаются оседлать и использовать различные экстремисты. Позволять им это нельзя. Власть не может стоять в стороне, не может не реагировать.

Есть также и сторона, если угодно, объективностратегическая. Много говорилось и говорится об антинациональной и антипатриотической сущности российской власти, понятно, что в 1990-е годы для этого было много оснований и пережитки того периода еще довольно сильны. Но в последние годы только слепой может не замечать серьезного патриотического разворота власти как в пропаганде, так и в практической политике. А патриотизм идет рука об руку с национализмом (не путать с национал-экстремизмом, нацизмом и прочим «фашизмом»). Ясно, что не сразу, но дело должно было дойти до «реабилитации русского». Это произошло бы и без всяких Кондопог и «русских маршей».

С советских времен слова «русский», «русское» были если не табуированы, то во всяком случае не рекомендованы для «лишнего» употребления. В 1990-е годы либералы, плотно обсевшие политику и медиа, назначившие себя законодателями и судьями общественного дискурса, норовили кусать любого, кто осмеливался заявить: «Я — русский», причем не важно, в каком контексте. Естественно, это позволяло приватизировать русские темы обскурантам, изоляционистам и откровенным нацистам.

В такой ситуации достижение уже то, что человек уровня Суркова заговорил о русском. В февральской лекции он напомнил о государствообразующем статусе русского народа. А в статье высказался более подробно: «Судьба российской нации непрерывно решается как нелинейное уравнение разнородных интересов, обычаев, языков и религий. Русские, неутомимые вершители этой высокой судьбы, плотно сплетены с народами, вовлеченными в создание многогранного российского мира». И еще: «Русские инициировали грандиозную демократизацию жизненного уклада — как своего, так и множества находившихся на орбите их политического и культурного влияния народов. Предприятие это (…) стало (…) самым многообещающим актом глобальной модернизации».

Не обошел Сурков вниманием и предельно антирусскую пропаганду изоляционистов, сейчас все чаще рядящихся национал-демократами, предлагающими строить некую «русскую Данию». «Шарлатаны, проповедующие прелести этнического уединения, на самом деле пытаются выселить русских из многонациональной России. Куда? В «русскую республику» в границах раннемосковского царства? В этнографический заповедник, где нас никто не достанет, с табличкой «Не беспокоить» на заборе?». «Выселить русских из России» — очень удачно сформулировано, именно в этом квинтэссенция изоляционистских призывов.

Изоляционисты и прочие национал-экстремисты все теснее сближаются с либеральными любителями управляемой демократии (вспомним выступления ряда патентованных либералов в защиту так называемого «Русского марша») на почве общей ненависти к власти и установленному ею порядку. До кучи к ним добавляются левые, либо ностальгирующие по «совку», либо мечтающие распространить в России современные социалистические стандарты уравниловки и иждивенчества. «О них не стоило бы и вспоминать, если бы их не пытались использовать (бывшие олигархи и западные friends. — В. И.) для ослабления национального иммунитета», — пишет Сурков. Их «прожектам», сводящимся к попыткам спрятать Россию от «кошмара» глобальной конкуренции, к устранению нашей страны из будущего, он противопоставляет «суверен-демократический проект», предполагающий модернизацию и экспансию и в итоге национальное величие.