Николай Добрюха - Как убивали Сталина Страница 23

Только вряд ли теперь Горький готов был даже мысленно сказать даже самому себе: «Пусть сильнее грянет Буря!»?

А строки из «Письма Маяковского» продолжали безжалостно бить в самый центр совести Горького: «Говорили (объясненья ходкие!), будто Вы не едете из-за чахотки. <…> Бросить Республику с думами, с бунтами, лысину южной зарёй озарив, — разве не лучше, как Феликс Эдмундович, сердце отдать временам на разрыв».

Тем не менее, словно понимая состояние Горького, Маяковский, давая ему определиться, предлагал выход: «Я знаю — Вас ценит и власть, и партия, Вам дали б всё — от любви до квартир. Прозаики сели пред Вами на парте б: — Учи! Верти!» Издевательски звучало это «Верти!..»

Между тем как Приговор падали на голову слова: «Алексей Максимыч, из-за ваших стёкол виден Вам ещё парящий в небе Сокол? Или с Вами начали дружить по садам ползущие Ужи?»

И Горький дрогнул. Что произошло тогда с ним? Прислушался ли к «Письму»? Подействовали ли уговоры Кремля? Или и то, и другое вместе — подействовало? Но в 1931 году вернулся Горький в Россию… и действительно (как по писанному Маяковским) получил от власти всё!!!

Подарков от Сталина сделано было столько, что даже у Горького могла закружиться голова. Началось с государственного празднования его 60-летия в 1928 году, для чего Горький специально приехал в СССР впервые после 1921 года. Стало готовиться полное собрание сочинений, вышедшее со временем в 63 томах. Потом в 1929 году последовало избрание его членом ЦИК СССР. А в 1932 году Нижний Новгород, где он родился и провёл детство, как говорится, ещё при жизни писателя был переименован в город Горький. И это — только некоторые подарки Сталина.

Кстати, и по сей день ни у одного из олигархов нет такого особняка в центре Москвы, какой «Советское правительство подарило» Горькому неподалёку от Никитских ворот. И всех скопом поэтов и писателей, а не только прозаиков отдали ему в поучение, организовав их, говорят, с его подачи и… по Постановлению ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года в один Союз Советских Писателей. И «избрали» Горького в 1934 году первым Председателем Правления этого Союза. И Алексей Максимович начал «учить и вертеть»… Ну а уж насчёт любви народной… да и женской тоже… до сих пор чего только не услышишь?! Зато из архивов о Горьком, искавшем единственно верные подходы к происходящему в стране, можно узнать следующие настораживающие факты.

Среди организованных в Союз писателей были, конечно, те, кто писал не за деньги, не за страх, а за совесть. Но большинство шло в советские писатели, чтобы, служа власти и выполняя её социальные заказы, занять в обществе привилегированное положение, а значит — получить доступ к кормушке под названием «Литфонд», в котором всё есть! Есть, если даже нигде нет! Союзом прежде всего таких писателей и выпало руководить его главному организатору Горькому. Как это делалось уже в те далёкие 30-е годы и продолжало делаться до последнего — можно представить благодаря письму одного из допущенных к этой кормушке литераторов (легендарной созидательницы Лжеленинианы Мариэтты Шагинян) в адрес Предсовнаркома Молотова.

Случай этот — показательный! Дело в том, что в 1934 году Правительство надумало преподнести литераторам, отличившимся (своим служением!) перед Родиной, большой подарок. С этой целью было принято «решение о помощи в строительстве дачного городка для писателей на 90 дач, стоимостью 6 млн. руб. в Переделкино». Курировал это строительство, как и весь писательский Союз, избранный по указанию Сталина Секретарём Правления СП СССР тов. А. С. Щербаков. И вот что из всего этого вышло.

Из письма Мариэтты Шагинян В. М. Молотову 16 сентября 1935 года: «<…> Тов. Щербаков, который внешне (и может быть, внутренне) всеми средствами как будто помогал нам получить дачи, в этой истории сыграл всё же роль не большую, нежели роль чиновника. (Здесь и далее все ошибки по части русского языка, передаются так, как они сделаны в оригинале. — НАД.) Он сам не ездил, не проверял, не смотрел, он пытался сгладить, примирить. Вообще он — враг решительных мер и в большой степени бездейственен. <…> Я считаю, что Литфонд не должен быть в руках Хапаловых и им подобных (Разъясняя, чем вызвано такое заявление, Мариэтта Шагинян даёт разоблачительную информацию: «Директор Литфонда Хапалов — оправдывает свою фамилию в том смысле, что вместо снабжения участка стройматериалами увозит с участка всё, что там есть. Так было увезено только на днях огромное количество труб для центрального отопления, заготовленных у нас, в то время, как нам, желавшим иметь центральное отопление, отказали в нём под предлогом… отсутствия труб». Какая знакомая картина: оказывается даже при Сталине в России воровали так же, как и до него, и, разумеется, после. — НАД.)…

Я считаю, — продолжает разоблачительное донесение правдолюбивая Мариэтта, — что Горький окружён паразитами, тунеядцами, дельцами и барами и что, отдавая в руки Горького монополию на советскую литературу, партия не должна забывать грязные промежуточные руки паразитов и Крючковых (Имеется в виду секретарь и директор музея Горького П. П. Крючков. — НАД.), во власти которых фактически мы оказываемся. У этих людей есть свои среди писателей, — почти с сожалением, что не попала в их число, сообщает Шагинян, — которых они балуют и лелеют, есть и враги, пасынки, которых они исподтишка «сживают со свету».

Такое положение дальше нетерпимо».

Такая вот, между прочим, даётся оценка истинной роли Горького со стороны той группировки ведущих советских писателей, которую представляет в данном письме заслуженно забытая «легендарная писательница». Однако и дальше, где она говорит уже только от своего имени, содержится не менее глубокая характеристика натуры Горького окружать себя помощниками весьма сомнительного качества.

«<…> Ипоследняя часть моего письма, — предупреждает М. Шагинян, — личная. Вячеслав Михайлович! Я погибаю! Пожалуйста, помогите мне. Я никогда не застрелюсь, так как я коммунистка! (Недобрый намёк на Маяковского, Есенина и других писателей, чьи самоубийства сослужили плохую службу новому строю. — НАД.) Но заболеть нервно могу каждую минуту и сил у меня остаётся немного.

Лично я в истории с дачами — одна из наиболее пострадавших. Я не люблю Горького (точнее — его окружение) и оно это знает и последствия этого дают себя знать решительно на каждом шагу в моей жизни».

Как говорится, откровеннее о Горьком, да и о себе — не скажешь!

Молотов, естественно, потребовал разобраться. И Щербаков в свою очередь спешит направить «Председателю СНК СССР» собственное спецдонесение о проведённом расследовании по делу известной (тогда!) писательницы М. Шагинян:

«В беседе со мной Шагинян заявила: «Перемрут 9/10 писателей, никто о них не вспомнит, таков их удельный (вес). А я буду сиять в веках. Горького вы устроили так, что он ни в чём не нуждается. Толстой получает 36 тыс. руб. в месяц. Почему я не устроена также?»

Союз писателей такого рода требования, навеянные манией величия, удовлетворить не в состоянии… 21.IX.35 г.», — подписывает секретное письмо о неподкупной Мариэтте Шагинян Секретарь правления ССП СССР Щербаков.

Однако на этом приведение в чувства зарвавшейся «до сияния в веках» и посягнувшей на самого Горького писательницы — не заканчивается. Ей устраивают соответствующую проработку с учётом того, что она недовольна ещё и реакцией Молотова на её разоблачительное письмо, и к тому же написала заявление о выходе из Союза писателей, с таким трудом созданного для контроля и направления заносчивых и своенравных литераторов в нужное русло. А как можно было поступить иначе, когда этим самым, желавшим жить лучше других, литераторам отдавались (благодаря владению печатным словом!) души тоже тянувшихся к лучшей жизни масс?!

«Решение Президиума Правления Союза советских писателей СССР по поводу заявления М. Шагинян о выходе из Союза писателей» было грозным:

«Президиум Правления признаёт мотивы выхода из Союза, изложенные Шагинян в её заявлении совершенно неосновательными и носящими характер огульных клеветнических обвинений по адресу писательской общественности советской страны. М. Шагинян обнаружила в своём заявлении непонимание роли и места писателя в Советской стране, а также чванство, зазнайство и переоценку своего значения в литературе».

28.02.1936 г. А. С. Щербаков, докладывая всё это Горькому, получившему, если не считать Сталина, «монополию на советскую литературу», так комментировал решение о строптивой литераторше, захотевшей иметь столько же, сколько имел сам Горький или хотя бы Алексей Толстой:

«Считаю необходимым сообщить Вам о следующем: 22 февраля я получил от М. Шагинян заявление о выходе её из ССП. Так как из заявления трудно было всё же понять, какая муха Шагинян укусила, то я поручил тов. Павленко переговорить с ней. Из этого разговора выяснилось, что она — Шагинян — всегда была против Союза писателей, что вступала она в него с колебаниями и что теперь она окончательно убедилась в бесполезности Союза.