Константин Базили - Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях Страница 24

Караван мусульманских поклонников каждый год терпел обиды от бедуинов, которые пользовались религиозными смутами Аравийского полуострова, чтобы в свою очередь бушевать в Сирийской пустыне. С одной стороны, Порта не щадила усилий, ухищрений и пожертвований всякого рода, чтобы обеспечить для правоверных исполнение священных поклоннических обетов, а с другой — Джаззар преследовал своими кознями дамасского пашу, которому было вверено это важное дело, и при каждой его неудаче, при возрастающем ропоте правоверных во всей империи возобновлял он свои верноподданнические и благочестивые предложения, подкрепляемые подарками министрам, и ручался открыть правоверным путь в Мекку, лишь бы только Дамасский пашалык был присоединен к его владениям.

В диване стали рассуждать о принятии решительных мер для правительственного устройства Сирии, для обуздания пашей и туземных вассалов, для облегчения участи народов и внушения им доверенности к правительству. Было положено назначить великого везира Юсуфа Диа-пашу полномочным начальником всей страны, от Тавра до Персидского залива и до Красного моря, и сосредоточить в его руках все управление двенадцати пашалыков, оставя при нем значительную часть армии.

Таким образом, Порта по двухвековом опыте сознавалась в необходимости вторичного завоевания областей, почти бесспорно покоренных Селимом. Дела Европы и открывшаяся затем война с Россией воспрепятствовали исполнению этой великой государственной меры. Но каким залогом Порта могла обеспечить если не успех гражданского подвига великого везира, то, по крайней мере, верность своего наместника после успеха? С самого основания турецкой империи кто из пашей не бунтовался, когда его средства позволяли сделать это безнаказанно?

Эмир Бешир долго странствовал на английском флоте. Убедившись, наконец, в том, что ни обещания великого везира, ни ходатайство англичан, ни фирманы султанские не возвратят ему утраченного княжества, он решился испытать еще раз свою судьбу при помощи людских страстей и общего неудовольствия горцев противу его соперников. Он высадился в Тараблюсе, поселился в северных отраслях [отрогах] Ливана, подведомых дамасскому паше, стал наблюдать за ходом дел в горах и приводить в действие знакомые ему пружины. Сыновья Юсефовы, эмир Саад эд-Дин и эмир Хусейн, под руководством своего министра Беза, родом маронита, были заняты систематическим грабежом горцев для уплаты сумм, обещанных Джаззару. Стали взимать помесячно подати, и при каждом сборе наряжались разорительные экспедиции войсками, данными от паши в пособие эмирам. При всем том было еще много недоимок, а паша гневался. Эмир Бешир улучил время, чтобы, с одной стороны, напомнить о себе горцам, а с другой — ходатайствовать у паши. Паша, предвидя, что поставленные им эмиры недолго устоят противу происков соперника, стал требовать с угрозами немедленной уплаты недоимок.

Новые притеснения, к которым эмиры были принуждены прибегнуть, вывели из терпения горцев. Стали открыто требовать прежнего правителя. Депутация от народа была отправлена к Беширу с просьбой принять вновь управление и с клятвенным обещанием, что горцы не признают над собой другого господина и готовы отстоять эмира от всех преследований Джаззара.

Эмир был принят с восторгом горцами, усталыми от междоусобий и поборов[157]. Народные сочувствия придали вид триумфального шествия походу его в Шуф. Там соперники его успели занять Дейр эль-Камар 2 тыс. Джаззаровых албанцев. Шейхи один за другим приставали к эмиру Беширу. Джурджос Без, который управлял под именем Юсефовых сыновей, боясь, чтобы его не блокировали в горах, сдал Дейр эль-Камар эмиру, спустился со своими албанцами в Бейрутскую равнину и оттоле, усиливши свое войско до 6 тыс. всяким сбродом, продолжал еще два года войну с эмиром, жег деревни у подошв Ливана и несколько раз доводил до последней крайности эмира, который, не находя обещанной подпоры у горцев, сражался часто один со своими слугами, чтобы не дать доступа в горы ватагам Джаззара. Джурджос Без, потерявши надежду возвратить своим питомцам отцовское наследие, вступил опять в переговоры с Беширом на том основании, чтобы округ Джубейль был отдан в удел сыновьям Юсефа.

Обе договаривающиеся стороны хорошо ведали, что Джаззар не простит им, если они примирятся. Чтобы усыпить Джаззара, Без доложил ему, будто эмир Бешир разбит им наголову, будто горцы просят пощады, будто он с небольшим отрядом вступил в горы, а опальный эмир будет отослан в Акку в цепях. С этим известием он отпустил албанскую милицию и тотчас заключил оборонительный союз с эмиром Беширом. Так кончились долгие междоусобия эмира с двоюродными братьями; но горцам не было еще суждено отдохнуть.

Джаззар гневался, зная, что Ливан ему недоступен, пока его племена в мире между собой. Еще года три он не переставал сеять раздоры на Ливане, оказывая свое покровительство эмирам Сулейману и Аббасу, родственникам и соперникам Бешира. Масса народонаселения в этот раз отстояла своего князя, пока паша, видя, что при этих проделках не поступало в его казну ни одного пиастра подати с Ливана, согласился, наконец, по ходатайству своего банкира из евреев Хаима, признать эмира Бешира князем ливанским под условием взноса 400 тыс. пиастров за недоимки прошлых лет и полумиллиона ежегодной подати (1803 г.).

За год до своей смерти Джаззар успел опять исходатайствовать у Порты Дамасский пашалык, поручась в безопасности каравана[158]. Караван он вверил Сулейман-паше, тому самому, который за несколько лет перед тем подвергался опале по случаю любовного заговора невольниц Джаззаровых с мамлюками, а потом, поскитавшись несколько лет в кочевьях бедуинов, успел опять войти в милость к Джаззару и получить начальство над его войсками в разных экспедициях. Жителям Дамаска, которые в первый и во второй раз его управления жаловались на него в Порту или закрывали ему ворота своего города, он отомстил огромными гонениями и собрал контрибуцию со всей области весьма простым средством: с каждого муселима, начальника округа или участка, он требовал известной суммы в положенный срок, предоставя ему или платить из своего кармана, или взыскать по своему усмотрению с жителей. С бедуинов, которые пасли свои стада в пашалыке, было трудно добыть денег. Джаззар забрал у них разом 100 тыс. голов лошадей, верблюдов, рогатого скота и насильно заставил городских жителей раскупать этот скот, а хозяевам предложил выкупить свою собственность по взаимному согласию с приобретателями.

Аккский пашалык давно уже ознакомился с финансовой системой своего паши. Вся торговля была в его руках. В старину торговля пользовалась полной свободой в Турции; но в [XVIII] столетии и правительство османское, и паши в областях стали вводить монополию на некоторые продукты. Шейх Дахир эль-Омар почерпал в монополиях средства для своих великих замыслов. Джаззар при помощи своего банкира Хаима, которому шутя однажды отрубил нос и ухо, распространил систему своего предшественника не только на все продукты, но даже на все дела по управлению. Так, например, он отдал на откуп градские думы (диван-машвара), предоставя откупщику назначать там членов и секретарей, которые раскупали должности по условленным ценам. Даже чудовищное право взимания контрибуции с городов однажды или дважды в год отдавалось на откуп. Откупщик выбирал по своему усмотрению горожан и купцов или их детей и терзал их, доколе не уплачивалась требуемая с каждого сумма. В Бейруте помнят еще, как целые семейства бросались в море, чтобы избавиться от своих мучителей… При таких подробностях, которые покажутся преувеличенными тому только, кто незнаком с турками не в столице, но в областях османских, излишним кажется входить в рассуждения. Они всего лучше пояснят нынешнее моральное и материальное состояние Сирии.

Мечеть Джаззара в Акке. По рисунку Д. Вилсона, 1843.

Никто здесь не проклинает памяти Ахмеда Джаззара. В народе сохранилась слава о его могуществе, о его богатствах, о смелом и упорном его нраве. Самые его причуды, его кровавые потехи, кары, которым подвергались целые области, все это сильно поразило воображение азиатов. ’Удивление и страх, посеянный Джаззаром, предостерегли память тирана от укоризны народной. Азиат искони покоряется могуществу, в чьих бы оно ни было руках. В жестокостях своего властелина он видит неминуемые приговоры судьбы, на которые он роптать не привык. Красивая мечеть, построенная Джаззаром в Акке, с гостиным двором, с великолепным фонтаном призывает на близлежащую могилу раба божия Ахмеда благословение правоверных.

Он скончался в апреле 1804 г. Мы видели, каким образом боснийский беглец, бродяга Ахмед, успел собственным гением сделаться знаменитым пашой Джаззаром, или — по переводу — пашой-резником. Если Джаззар служит выражением тогдашнего политического образования края, то и обстоятельства, последовавшие за его кончиной, послужат к тому, чтобы вернее оценить отношения самой Порты к этой области и степень ее влияния на судьбы Сирии.