Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла Страница 24

— Неужели Чемберлен не понимает, что его политика ведет Англию прямо к катастрофе? — недоумевала Александра Михайловна.

Я подробно рассказал ей об обстановке, создавшейся в Лондоне, и в заключение резюмировал:

— Классовая ненависть способна так ослеплять людей, что они перестают видеть самые обыкновенные вещи. Я наблюдаю это сейчас на примере Чемберлена и всей «кливденской клики». Конечно, история их жестоко покарает, но, к сожалению, это будет, вероятно, уже тогда, когда пушки начнут стрелять.

В Москве я был на правительственном совещании, где весьма тщательно рассматривался вопрос о тройственном пакте. Я должен был давать самые подробные сведения и объяснения о настроениях в Англии, о соотношении сил между сторонниками и противниками пакта, о позиции правительства в целом и отдельных его членов в отношении пакта, о перспективах ближайшего политического развития на Британских островах и о многих других вещах, так или иначе связанных с вероятной судьбой советских контрпредложений. Информируя правительство, я старался быть предельно честным и объективным. Я всегда считал, что посол должен откровенно говорить своему правительству правду и не создавать у правительства никаких иллюзий — ни оптимистических, ни пессимистических. Основываясь на сообщениях посла, правительство может предпринять те или иные практические действия, и если информация посла искусственно окрашена в слишком розовый или слишком черный цвет, правительство может попасть в трудное или неловкое положение. Строго соблюдая свой принцип, я иногда даже имел на этой почве неприятности, но все-таки продолжал делать то, что считал правильным. На том памятном совещании в Кремле, повторяю, я рассказывал правду, только правду, и в итоге картина получалась малоутешительная Тем не менее правительство все-таки решило переговоры продолжать и приложить все возможные усилия для того, чтобы убедить англичан и французов изменить свою позицию. Ибо как на этом совещании, так и в частных разговорах со знакомыми мне членами правительства я все время чувствовал одну всепроникающую ноту «Надо во что бы то ни стало избежать новой мировой войны! Надо возможно скорее договориться с Англией и Францией!».

Обратно я возвращался тем же путем, но из Стокгольма я полетел не прямо в Лондон, а по пути заехал, или вернее залетел, в Париж, чтобы лучше ознакомиться с настроениями французского правительства в отношении пакта. Наш посол во Франции Я. 3. Суриц, человек большой культуры и широкого политического горизонта, охотно посвятил меня во все детали парижской ситуации.

— Даладье при всех своих недостатках (а их у него очень много), — заключил Суриц, — все-таки легче, чем Чемберлен, пошел бы навстречу нашим контрпредложениям… К тому же Франция уже имеет пакт взаимопомощи с СССР… По крайней мере на бумаге… Вот сейчас, например, французское правительство настаивает перед британским, чтобы оно приняло за основу наши предложения о тройственном пакте взаимопомощи, сделанные 17 апреля… Леже (генеральный секретарь французского министерства иностранных дел) даже составил контрпроект тройственного пакта для предъявления Советскому правительству… Он более узок, чем наш, но построен на той же базе… Однако Лондон не хочет его принять и продолжает поддерживать свое предложение об односторонней гарантии СССР Польше и Румынии, которое он сделал 14 апреля… Не знаю, чем закончится англо-французский спор, однако настроен я пессимистически.

Суриц безнадежно махнул рукой и затем продолжал:

— Вся беда в том, что Франция в наши дни не имеет самостоятельной внешней политики, все зависит от Лондона. Франция наших дней — это великая держава второго ранга, считающаяся великой державой больше по традиции… И — странно! — французы с этим как-то примирились… Плетутся за Англией… В англо-французском блоке они рассматривают себя как державу № 2 и не возмущаются..

— Ну, а как ведут себя здесь американцы? — спросил я.

— Американцы? — ответил Суриц. — Об этом ясно говорит имя их здешнего посла: Уильям Буллит.

У меня невольно пронеслось в голове: Буллит — уполномоченный президента Вильсона, который в марте 1919 года приезжал в Москву с предложением мира; активный участник советско-американских переговоров 1933 года в Вашингтоне о взаимном дипломатическом признании; потом первый американский посол в Москве, прославившийся здесь устройством экстравагантных дипломатических приемов[34] и (что гораздо важнее) пытавшийся под личиной внешней дружественности командовать Советским правительством; превратившийся из «друга» в недруга после получения отпора от Советского правительства… И вот теперь этот самый Буллит представляет США во Франции!

А Суриц между тем продолжал:

— Буллит очень интересуется ходом переговоров, дает советы, иногда поучает, ссылается на свое знание СССР и его правительства. Конечно, его мнение значит очень много для Даладье и Бонне… Ведь Буллит энергично поддерживал их в дни Мюнхена, он даже встретил Даладье с букетом цветов, когда тот вернулся домой после мюнхенского предательства.

В дальнейшем, когда переговоры развернулись, Буллит не раз старался их тормозить своими «советами» Бонне и Даладье. Это, конечно, только усиливало саботаж, духом которого и без того были полны английское и французское правительства.

На следующий день после возвращения из Москвы, 29 апреля, я посетил Галифакса. Весь полный еще неостывшими московскими впечатлениями, я долго и горячо доказывал министру иностранных дел важность как можно скорее заключить тройственный пакт взаимопомощи и настойчиво заверял его в самом искреннем желании Советского правительства сотрудничать с Англией и Францией в деле борьбы с агрессией. Галифакс слушал меня со скептической улыбкой на устах и, когда я спросил, принимает ли британское правительство наши контрпредложения, весьма неопределенно ответил, что оно еще не закончило своих консультаций с Францией. Это подействовало на меня, как струя холодного душа. Потом мы говорили с Галифаксом о других текущих делах — о переговорах Англии с Румынией, о наметках англо-турецкого соглашения и т. д. Ушел я от министра иностранных дел сильно раздраженный упрямой слепотой «кливденской клики». За время моей поездки в Москву произошли два события, которые ясно свидетельствовали, что агрессоры, закусив удила, несутся к своей преступной цели 28 апреля Гитлер одновременно разорвал пакт о ненападении с Польшей и англо-германское соглашение 1935 года об ограничении морских вооружений. Но «кливденцы» не видели, не хотели видеть этих грозных знамений времени и упрямо продолжали свой роковой бег к пропасти. Как характерен в самом деле был, например, такой факт, происшедший во время моего отъезда из Лондона: сразу после захвата Чехословакии английское правительство отозвало своего посла в Берлине Гендерсона домой «для консультации» — это был символический жест для выражения его неудовольствия; теперь, 24 апреля, английское правительство разрешило Гендерсону вернуться в Берлин. Это был тоже символический жест, но как раз обратного значения.

3 мая М. М. Литвинов был освобожден от обязанностей народного комиссара иностранных дел, и на его место назначен В. М. Молотов Это вызвало тогда в Европе большую сенсацию и истолковывалось как смена внешнеполитического курса СССР.

Три дня спустя, 6 мая, Галифакс пригласил меня к себе и, сообщив, что Англия еще не закончила своих консультаций с другими столицами по советскому предложению о пакте взаимопомощи, в упор поставил мне вопрос, что означают персональные перемены, только что происшедшие в Москве.

Прежде чем давать наш ответ на советское предложение, — сказал Галифакс, — я хотел бы знать, означают ли эти перемены также перемену политики? Остаются ли еще в силе сделанные с вашей стороны предложения?[35]

В Советском Союзе, — ответил я, — в противоположность тому, что часто наблюдается на Западе, от дельные министры не ведут своей собственной политики. Каждый министр проводит общую политику правительства в целом. Поэтому, хотя народный комиссар иностранных дел М.М. Литвинов ушел в отставку, внешнеполитический курс Советского Союза остается прежним. Стало быть, сделанные нами 17 апреля предложения сохраняют свою силу

8 мая, после трехнедельных консультаций и размышлений, британское правительство, наконец, вручило нам свой ответ (он был также и ответом Франции) на предложения о заключении тройственного пакта взаимопомощи Но что это был за ответ? Британское правительство в слегка видоизмененной форме опять повторяла свое прежнее предложение от 14 апреля, то есть добивалось, как и раньше, предоставления Советским Союзом односторонней гарантии Польше и Румынии. Очевидно, сопротивление Франции не помогло, и пессимистические ожидания Сурица оправдались.