Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №3 от 14.01.2014 Страница 26

Из районной библиотеки позвонили недели за две:

- Евгений, приезжайте в последнюю субботу месяца, выступите! Вокруг будет фонтанировать День города, а у нас в библиотеке люди соберутся. Да и мы с радостью ваши стихи послушаем!

Я и согласился. Приехал в назначенный день – в читальном зале и правда народ, в углу для меня стул и столик с минералкой и букетиком бумажных цветов в вазе поставлены, книги мои на подставке красуются. Подготовились, в общем.

Сказав несколько общих фраз про славное прошлое нашего райцентра и про его светлое настоящее, я перешёл к своим стихам. Успел прочитать только первую строфу:

По слякоти ноябрьского покроя

мазком горячим, будто автор Фальк, –

как бутерброд с зернистою икрою –

кладут асфальт…

И в зале потянулись вверх руки. Завбиблиотекой кивнула мне, чтоб я прервал чтение, встала, разгладила на бёдрах юбку, махнула ладонью по пышной причёске, откашлялась и сказала чуть плаксивым голосом:

- Вот, Евгений, народ у нас какой любопытный… Как вам удобнее – вопросы в конце или по ходу?

- По хо-оду! – прокричал кто-то с самого дальнего, пятого ряда стульев.

- Давайте по ходу, - согласился я, заложив пальцем стихотворение в раскрытой книжке.

- Тогда у меня такой вопрос… - поднялся мужчина, только что кричавший с пятого ряда. Собираясь с мыслями, он пошебаршил пятернёй в нечёсаных давно не мытых волосах, поправил воротник испачканного мазутом свитера, поскрёб щетинистый подбородок. – Такой, значится, вопрос… А что такое «зернистая икра»?

Я вздохнул и как можно доступнее ответил.

Поднялась аккуратная бабулечка в очёчках, ухватившись сухонькой ручкой за пошатнувшуюся спинку переднего стула:

- Вот я в вашем возрасте помнила, а сейчас как-то отшибло, что ли… Потрудитесь оказать любезность и напомнить, что такое «бутерброд»?

Я напомнил, помогая себе и ей демонстрацией положенных одна на другую ладоней.

- А мне желательно узнать, вот я прослушал произведение… Нельзя же писать так заумно, как бы не для народа… - встал бетховенского вида мужчина во фраке с бабочкой. – Творение должно быть доступно, хоть бы и для академика. Вот у вас там… Что такое Фальк?

Я коротко изложил академику биографию художника, выбрал с библиотечных полок несколько случайных книг в самых ярких обложках и наглядно рассказал о буйстве фальковской палитры.

- Поллитры? – оживился мужик с синюшной мордой, зафиксировавший себя между двух стеллажей. Но на него замахала разноцветным маникюром девица лет двадцати двух. Она не садилась из-за наличия слишком укороченной мини-юбки. Поэтому теперь просто подалась бюстом вперёд, и мне показалось, что уплотнение воздушной массы быстрой волной прокатилось по залу.

- Мужчина, давайте по очереди к поэту, - напористо предложила она синяку и перевела на меня свой волглый взор. – Что такое у вас там «слякоть»? Я сегодня на новой «ауди», хочется съездить, посмотреть…

Я рассказал про слякоть. Дед с бабкой, сидевшие на первом ряду, постучали клюшками по своей изгвазданной обуви и спросили:

- Ты, дорогой писатель, как есть мы посланники бывшего пригородного совхоза «Микояново», растолкуй, чтоб людям в посёлке пересказать – а вот мы там услыхали «асфальт», это что такое?

Я растолковал про асфальт.

- Теппрь мне… - мужик с цветной мордой оторвался от стеллажей и нечаянно ухватился за накрашенную девицу. – Мне тока одно… Там было пррр ноябрь… Счас что, ужжжже ноябрь? Я чо-то малость дезр… дезоор… орнитировался!

Я терпеливо рассказал про поэтические образы и про то, какое сегодня число и месяц. Не ноябрь.

Тот увесисто, словно махнул кувалдой, кивнул головой, отлип от девицы и, защищаясь растопыренными руками, вернулся в межстеллажное пространство:

- Спсибо бльшое! Спсибо бльшое! И тебе, крсавица, спсибо бльшое! Всё нрмально! Всё нрмально!

Из гущи слушателей встала дама бальзаковского возраста и поджала губки точь-в-точь как когда-то давным-давно моя классная руководительница, потом строго стросила:

- Евгений, э-э… Александрович!

- Алексеевич, - поправил я её.

- Да, извините, Евгений Александрович. Но скажите, у вас там в стихотворении есть слово «кладут». Это в каком смысле? Детям можно такие стихи читать?

Я объяснил, что – в хорошем смысле.

- Больше вопросов по первому отрывку не будет? – с облегчением поинтересовался я. – Можно продолжать?

- Я не понял в натуре, блин! – над всеми сидящими и стоящими возвысился качок в необъятной линялой фирменной майке, на груди его возлежала златая цепь с бриллиантовым крестом. – Я чо-то, писатель, не понял! Ты обратно, чо ли, стих бубнить хочешь? Утомил уже как бы, блин! Харэ читать. Давай, спой мне и спляши, хоть повеселее будет как-то.

- Спляса-а-а.. – я затравленно оглянулся, забормотал. – Но как… Я же не это, не таво… никогда…

- Ваще не врубился. Ты, писатель, выступать пришёл или не выступать? Давай, блин, выступай! Понял – нет?!

Я вздохнул, кинул свою книгу на столик, отодвинул его бедром к стене и, заголосив «Ох вы, сени, мои сени!..», кинулся в бурную, неумелую пляску.

Потому что для своего народа чего не сделаешь!

Стая ворон и галок взвилась с дальней горы мусора, загалдела, замельтешила. Вскоре стала понятна причина: обитатели свалки узрели косматого и бородатого бича Санечку, который нёс рулон бумаги и по ходу размахивал им, пугая надоевших птиц. Фамилии Санечки никто не знал, все звали его бомжуром, потому что бывшая профессия его, наверное, имела отношение к журналистике.

- Вот, бубены, новый номер! – гордо сказал бомжур, развернув рулон. Все приблизились и вытянули шеи.

- «Бомзета №14», - прочитала вслух Лидка-алюминьщица. - «Орган коллектива Узуевской свалки». Гляди-тки, орган!

Санечка нашпилил свой ватманский лист на торчащие из гнилой ограды гвозди, и все стали читать.

«Рейтинг. Обнародован список ста самых богатых людей нашей свалки. На первом месте с одной тысячей девятистами рублями обитатель ржавого фургона при центральном входе Лошак».

- Бутылки собирает, гад! – позавидовал красномордый вечно пьяный Гогечка. – Однажды прям у меня из-под рук выхватил. Богатеет на нашей кровушке!

«На втором месте баба Лиза, её состояние оценивается в семьсот девяносто рублей».

- Проныра! – определила местная путана Ривьера. - На наследстве Егохином, царствие небесное, живёт – помнится, как окрутила его на куче картонных коробок, как отхватила заначку в цельную тысячу – так и до сих пор тянет, миллионщица, не тратит!

«Третье место занимает Лидка-алюминьщица с состоянием в триста два рубля».

- Во гад! – сказала Лидка. – И про меня написал. Что ж ты, нетопырь, делаешь в такое тревожное время?! Кто тебе разглашать позволил, а ну с соседней свалки придут, обчистят до нитки?! У меня ведь не ворованное, как у некоторых – своим трудом, баночка к баночке, макулатурка к макулатурочке собирала! Тварь ты эдакая!

Лидка-алюминьщица подхватила валявшуюся на мусорном склоне половинку гнилой тыквы и шарахнула бомжура по спине. Ошмётки разлетелись.

- Протестую! – зафальцетил Санечка-бомжур. – У нас в России свобода слова! Вон пойдите на край оврага – там самосвал газеты скинул, почитайте, что органы правительства пишут: сво-бо-да!

- Я те дам органы! – Лидка сорвала с гвоздей бомзету №14, ловко скатала обратно в трубку и стала лупить Санечку по бестолковке. – Я те покажу свободу! Свободу!.. Свободу!..

Обрывки бумаги полетели по ветру.

Попутная телега в Рио, или Один из вариантов выступления сборной России по футболу на чемпионате мира в Бразилии

- Тпру-у! Приехамши мы! Это у вас тут, синьоры, что ль, ярманка?

- У нас, у нас! Вы откуда ж сами будете?

- А из России мы, двенадцать лет добирались. Привезли вот наш товар лицом. Налепили вот!

- Это чо, горшки? И с какой же стороны лицо у товара?

- Извиняемся, не туда смотрите, вот где любуйтесь.

- Матерь божья!.. Ну, раз приехали – располагайтесь уж, сваливайте вот на пригорок.

- Как, сваливайте?! Мы за прилавок хотим, в центральные ряды. Занято, что ль, уже всё? Это вон кто такие?

- Немцы, с фарфором мейсенским стоят. А вон итальянцы с флорентийскими мозаиками. С Балкан вон прибыли – амфоры привезли, гляньте, красота какая! Опять же, французы – бутыли для вина, загляденье! А вы куда с вашими кривобокими?!

- Не, стой, стой! А вон же на хорошем месте - тоже с горшками!

- Сравнили! Это соседи ваши – но у них керамика ладная, обливная, красавная!

- Тьфу ты! Ехали, ехали! А этот говорит – сваливайте. Никому, значит, тут такое не надо? И так уж побили половину… Ну, хоть за овсы да за прогон нам хорошо проплатили, не обидели! Давай-ка и вправду сваливать! Пусть они тут сами… Стой, чего делаешь, куда ты! Подбери назад посуду-то из лужи. Разворачивай оглобли, мы не горшки – сами сваливать будем… Н-но, милая!..