Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №11 от 02.11.2010 Страница 27

Нас собралось довольно много, по численности почти столько же, сколько в батальоне. Разделили нас на роты и взводы. Учеба началась в городишке Анна Воронежской области в двухэтажном кирпичном здании. Занятия проводили в ускоренном темпе: занимались по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. В это время входит обязательно двухчасовая строевая подготовка, четыре-шесть часов политзанятий (учили, как читать лекции и всему такому прочему). В программу входило изучение дисциплинарного устава Красной Армии, изучение советского вооружения, вооружения фашистов: новых типов танков, например, "Тигр", самолетов и другой военной техники. И даже два раза в неделю отводилось время на танцы. Кроме строевой подготовки все занятия проводились в классном помещении. На курсах в Анне я особенно подружился с товарищами из Рязани: Пчелинцевым и Цыганковым. Имена их, к сожалению, не сохрались в памяти. Солдатское обращение начинается, как правило, с фамилии: "Товарищ Пчелинцев!", имя редко упоминают. Пчелинцев среднего роста, по возрасту старше меня на три-четыре года. Как настоящий русский мужик, рыжий, с круглым лицом. Язык у него хорошо подвешен, все знает. С первой же встречи он начал обращаться ко мне не по фамилии: "Привет, татарчонок!". Я ему в ответ: "Привет, рязанская баба!". С обеих сторон никаких обид друг на друга не было: фронтовая дружба не признает никаких обид. Вторым близким товарищем стал Цыганков - имя и отчество его тоже забыл. С ним мы обходились без прозвищ, ибо он был более скромным, задумчивым, немногословным: слова лишнего из него не вытянешь. Лицо у него смуглое, хотя он и не цыган, очень приятное, как у девушки. Сам он худощавый.

Другие боевые товарищи по Сталинградской битве уже находились на почтительном расстоянии от меня. Постепенно потускнел в памяти и образ Талгата Нагимова. В восьмидесятых годах мы случайно услышали друг про друга, узнали, что оба живыми вернулись с фронта каждый к своему очагу, где родился, но встретиться, к сожалению, не было суждено. Теперь иногда встречаемся с его сыном Салаватом, живущим в городе Октябрьском. Он работает зубным врачом и является специалистом высокой квалификации.

Учеба на ст. Анна продлилась около двух месяцев, не более - время было тревожное. Присвоив каждому из нас звание "гвардии младший лейтенант", отправили не политработниками, а строевыми командирами в действующие дивизии. Перед нашим выпуском вышло правительственное постановление об упразднении должности заместителя командира роты по политической части. Обучались на политработников, а вышли с курсов в Анне строевыми командирами. Знание азов политработы в дальнейшем оказало большую помощь во время командования бойцами, в особенности при работе со штрафниками. Мы втроем – Пчелинцев, я и Цыганков – были определены в 219-й гвардейский стрелковый полк второго батальона.

Во всемирной истории навсегда осталось грандиозное танковое сражение - "война металлов" - двух противоборствующих государств, предвестник окончательного поражения армии вермахта, которое произошло в период с 5-го июля по 23 августа и которое фронтовики назвали Курско-Орловской огненной дугой. Оно никогда не сотрется из нашей памяти. Мы, молодые воины, были не только свидетелями, но и участниками этой огненной дуги. С автоматами в руках, полусогнувшись, мы маневрировали между громадными вражескими "Тиграми", уничтожая живую силу и технику противника.

Мы не видели, как в честь нашей доблестной 6-й гвардейской армии 5 августа 1943 года впервые в столице Родины Москве был произведен торжественный салют в ознаменование освобождения ею городов Белгород и Орел. Но в душе чувствовали гордость от этого салюта; и каждую секунду солдатская душа была связана с дыханием, жизнью нашей столицы.

Наш 219 стрелковый полк не был удостоен счастья участвовать в освобождении городов Белгород и Харьков; мы прошли по северным окраинам этих городов и дошли с боями до украинского города Полтава.

Не успели освободить украинский город Полтаву, как нас, всю 6 гвардейскую армию, сняли с позиций и посадили в железнодорожный состав. Приехали на разбомбленную станцию около Великих Лук. Затем в маршевом порядке колонна наша направилась на 2 Прибалтийский фронт. Для меня это был третий по счету фронт против гитлеровских захватчиков, но, к сожалению, последний. Шли мы побатальонно, между батальонами расстояние примерно в километр. Каждый полк шел по своему намеченному маршруту в направлении на Запад по разным болотистым лесным дорогам.

Прошли примерно 100 или более километров. С ходу первый бой с противником приняли в горно-лесистом местечке севернее городишка Невель. Бой приняли - это к слову: рыли окопы-ячейки, заняли оборону. Два дня без остановки долбила нас немецкая артиллерия и самолеты. Отвечала им наша артиллерия, которая находилась позади нас, но нам команды подняться в атаку не было. В этой снарядной долбежке погиб наш любимый товарищ Цыганков и много других товарищей.

На третью ночь мы снялись и двинулись примерно на юго-запад. Прошли мимо пары хуторов в лесу, но не останавливались.

В ноябрьскую темную ночь вошли в горловину "Кувшина". Пчелинцев при этом сказал мне: "Чуешь, татарчонок, кругом стреляют, это, наверное, бабушкино Кувшино". "Что я, глухой, что ли!". Мы вошли на полуокруженную территорию. Прошли пару километров и остановились на готовой огневой позиции других частей. Справа на расстоянии трех километров через центральную шоссейную дорогу на Латвийскую ССР находится село Спасс-Бороздень, а впереди нас - закрепленный по всем правилам военного искусства сильный противник. Расстояние между нами и противником примерно 800 метров или километр. Он расположен на 3-5 метровой низменности, что устраивало нас.

В последних числах ноября месяца 1943 года мне дали взвод отборных боевых бойцов из добровольцев нашего батальона и приказали провести разведку боем. Данное задание очень рискованное, причем в случае неудачи оно чревато последствиями. Мы ночью заняли позицию около амбаров на расстоянии 500 метров от противника и стали ожидать ракетного сигнала из наблюдательного пункта наших командиров. Противник обнаружил нас и начал обстреливать из трех пулеметов. Трассирующие пули противника летели над нашими головами. Вдруг начали гореть амбары, и тут послышались истошные крики кур и гусей. Птицы беспорядочно начали вылетать из окон. Они подбегали к нам, как будто просили защиты у нас от огня или фашистов. До ночи под аккомпанемент криков птиц мы ждали зеленый ракетный сигнал, но он так и не появился, а последовала красная ракета - это отбой. Разведка боем завершилась, мы вернулись на свои позиции. Все бойцы, которые участвовали в разведке, вернулись невредимыми. А если бы пошли в атаку? Вряд ли бы кто остался в живых. Противник оборонялся очень крепко и основательно, подкрепляя себя курятиной и гусятиной.

17 декабря 1943 года всех командиров, сколько было в батальоне, собрали в штабе. По приказу командарма 6-й гвардейской армии генерала И.М. Чистякова на утро 18 декабря намечено всеобщее генеральное наступление на противника, стоящего напротив нас. Как особо важному участнику обороны, нашему батальону придается штрафная рота в составе 98 человек с тремя командирами, кроме того, еще два танка Т-34.

По непонятной для нас причине танки в наступление не пустили и офицеры, сопровождавшие штрафников, в нем не участвовали, а штрафников повел я, очистили мы от немцев переднюю линию обороны.

Это было так. Штрафники появились ранним вечером позади нашей обороны, голодные, но в нормальной военной форме. Местные жители засыпали в землю картофель на возвышенном месте, а наша траншея находилась в углу этой ямы с картофелем. Посоветовавшись с командиром батальона, мы всю ночь варили в ведрах картофель и кормили штрафников. Еще один момент. Среди штрафников был бывший военный летчик, капитан, осужденный на 25 лет тюремного заключения за крушение самолета с шестью генералами, вернее, пятью (один был полковником) на Кавказском хребте. Я про себя почему-то сомневался в правдивости его рассказа. Почему все шестеро пассажиров погибли, а он, летчик, остался в живых? Как бы то ни было, он все время, как тень, ходил за мной и все время просил написать хорошую характеристику на него после наступления.

Наступление было продумано до мельчайших деталей и произошло так.

Приказано было отправить штрафников первыми в наступление, за ними - нашу роту. Если быть точнее, наша рота не набирала даже три отделения. Провели артиллерийскую подготовку. Прошла артподготовка, вижу: никто не поднимается. В траншее смешанный состав: и наши воины, и штрафники. Командир роты поднялся было, да упал, раненый в ногу. Приказ проваливается. Не думая абсолютно ни о чем другом, кроме как о выполнении приказа, с криком: "Товарищи, за Родину, за Сталина, за мной на врага!" - я поднялся на бруствер и бросился бегом вниз без секундной задержки. Ошибка командира роты была в том, что он поднялся, остановился и посмотрел назад, чтобы увидеть, все ли поднялись. Этим мгновением и воспользовался противник. Я учел эту ошибку, и мы без задержки пошли на врага. Он начал глушить нас минами и ручными гранатами и поливать свинцом из пулеметов, находящихся в трех танках. Рядом со мной бежала моя "тень", за нами - штрафники. У меня не было возможности проверить, вся ли наша рота бежит за мной и где Пчелинцев. Короче говоря, три раза ложились плашмя от немецких смертельных гранат и пуль. И на третьей попытке одолели сильно укрепленную оборону противника. В немецкой траншее вспомнил про моего капитана. Слышу шум в глубине траншеи. Направился на этот шум. В углу Г-образной немецкой траншеи лежит на боку мой капитан. Он посмотрел на меня прощальным взглядом и сказал: " Теперь, братишка, родной мой, не понадобится ваша характеристика, прощайте". Я коротко ответил ему: "Ничего, товарищ капитан, вы еще повоюете". Смотрю на него, а у него в глазах слезы: "Ваши товарищеские слова поважнее, чем характеристика на клочке бумаги".