Лев Прозоров (Озар Ворон) - Святослав Хоробре: Иду на Вы! Страница 28

Но была или не была Ольга убийцей своего мужа — это именно ее деяния увековечили клевету на него. И это в ее имя чернили государя-язычника иноки-летописцы последующих веков. Дабы оттенить тусклую звездочку ее "премудрости", заволакивали туманами лжи ясное солнце его государственного и полководческого гения.

Я вовсе не посягаю на святыни. Не мне судить, была или не была Ольга христианской святой, велики или малы ее заслуги перед Христом. Но давайте же не смешивать с Русью и русским народом того, кто прямо говорил: "царствие Мое не от мира сего" (Ио,18:36). Давайте не делать из святой государственного деятеля, тем более ценой клеветы на того, кто действительно был им. По моему скромному разумению, русскому христианству это только пойдет на пользу. Ибо, как говорил почтеннейший патер Браун,

"вполне возможно, что ложью можно послужить религии, но я твердо верю, что Богу ложью не послужишь"

5. ДЯДЬКА АСМУНД: СУМЕРКИ СЕВЕРА.

Лихорадка распада — на уровне молекулярном.До держав ли теперь, до камней ли великих культур?Тем яснее безумцам: ведомый Звездою Полярной,Ты вернешься, Артур, ты в России воскреснешь, Артур.Царь-Медведь окормлялся из рук Преподобного Старца,И лесов корабельных лилась прикровенная речьЧтоб потом, на закате, взыграв переливом багрянцаИз глуби Светлояра восстал Государственный Меч!

Вам — воителям ярым минувших времен,Вам — рахманов-волхвов синеглазым сынам,Вам — носителям древних священных имен,Ненавистных дорвавшимся к власти рабам…

В 946 году дружина великого князя Святослава вышла на поле, где ее ждало войско древлян. Рядом с маленьким князем ехали воевода Свенельд и кормилец Асмунд.

По обычаю, битву начинал князь. Любопытно, что, невзирая на подчеркнутое малолетство Святослава, с этого момента его называют не княжичем, а именно князем и воспринимают соответственно. Если кто-то и видел наследника в Глебе — на страницах летописи мнение это не отразилось. Для абсолютного большинства русов князем был первенец Игоря и Ольги, и только он.

Воеводы вложили в детскую ручонку копье, направленное в цепь древлянских щитов. Святослав толкнул его — копье упало перед конской мордой. Малышу было четыре года… Но обычай был соблюден. Над полем и сходящимися полками грянул клич:

— Князь уже начал! Дружина, за князем!

" И победили древлян. И побежали древляне…".

Так мы в первый раз видим Святослава — еще малыша, но уже на коне, впереди дружины, с копьем в руке. Словно про него строки древней былины "Волх Всеславич":

"Гой еси, сударыня матушка! Не пеленай меня во пелену черевчату, не пояси в поясья шелковые, пеленай меня, матушка, в латы булатные, а на буйну голову клади злат шелом".

Словно про него в "Слове о полку Игореве":

"Под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, с конца копья вскормлены".

Впрочем, чему дивиться? Это в те времена араб Ибн Русте писал:

"И когда у одного из русов рождается сын, он кладет ему на живот меч, и говорит: "Я не оставляю тебе никакого имущества, кроме того, что ты завоюешь этим мечом".

Не былина, не сказка — сообщение дотошного современника-путешественника. Наверно, и Игорь так же положил на розовый животик сына холодную полосу серой стали с выбитым именем мастера "Славимир" и сказал положенные древним обычаем слова. Начиналась жизнь. Для руса, в особенности для князя это значило — начиналась война.

И особенно верно это было для Святослава.

Вряд ли Святослав помнил отца. Почти сразу после рождения его увезли на север, в варяжский Новгород -подальше от кишащего византийским и хазарским золотом Поднепровья. Может, даже не в сам Новгород, а на глухой хуторок в лесных крепях по соседству. Наследник, единственный (тогда) сын престарелого государя — таким не шутят. Почувствовал ли что-нибудь четырехлетний мальчик, которому сообщили о смерти отца?

Но сейчас речь не о том. Речь о самом наследнике Киевского престола, подраставшем в северной глуши. Как Тезей на Пелионе. Как Артур в Калидонских лесах.

Рядом с Тезеем был мудрейший из кентавров, богоравный Хирон. Рядом с Артуром — Мерлин, чародей, друид, плод любви человеческой женщины и одного из Князей Ночи.

Рядом со Святославом был дядька Асмунд.

В общем-то, необычного в этом не было. Ничего. По всей Европе — и не только по ней — знатные мальчики росли в семьях дружинников отца. Чтоб не размякали у материнской юбки, в сюсюкающей круговерти мамок-нянек. Зачастую и простые люди усыновлялись при живых родителях дальней родней. Во-первых, затем же — чтоб не балованные росли. Плохо, когда над мальчиком чуть не до бороды хлопает крыльями наседка-матушка, которой, в общем-то, плевать, будет ли у рода воин и труженик, лишь бы кровиночке тепло-сытно-безопасно было. Можете считать за это предков дикарями, и пусть ваше превосходство поможет вам, когда вас в собственном доме унизят потомки покорной добычи тех "дикарей". Во-вторых, для пущего единства племени. Для рожденного в одном селении, выросшего в другом, все племя становилось семьей, вся земля племени — домом. Ни поднять руку на сородича, ни погрязнуть в устройстве личного гнездышка — и гори синим пламенем все остальное, — так воспитанные дети не могли.

Самого Игоря воспитал Вещий Олег. Знаменитый Добрыня вырастил младшего сына нашего героя. Можно немало рассказать и о кормильце Ярослава Мудрого — воеводе с выразительным именем Блуд. И было бы очень обидно ничего, кроме имени, не знать об Асмунде. В летописи он едва упоминается, и это, согласитесь, досадно. Ведь не мог же воспитатель, почти отчим такого князя, как Святослав Храбрый, быть заурядным, неприметным человечком!

Поэтому так привлекает одно любопытнейшее предположение, выдвинутое археологом и писателем Андреем Никитиным. Вообще-то гипотезы этого человека подчас бывают пофантастичнее романов его однофамильца Юрия Никитина, но много среди них и ценных находок.

Уже давно привлекло внимание ученых явное сходство летописной биографии Вещего Олега и одной из скандинавских "сказочных саг". В этих сагах сплошь и рядом встречались переделанные на скандинавский лад подвиги героев иных стран и времен — от героев Троянской войны до рыцарей Круглого стола. Тем проще могло забрести к скандинавам предание ближних соседей, почти родичей — славян-варягов. Могло быть и так, что скандинавский удалец прославился и стал вождем в варяжской дружине. Некоторые летописи говорят, что Олег был "от рода князей мурманских", то есть норманнских. Сага, называя героя, просто переводит на норманнское наречье его прозвище: Вещий — Одд. Так вот, Андрей Никитин обратил внимание, что среди сыновей Олега-Одда, оставшихся на Руси-Гардарике, в саге упоминается некий Асмунд.

Конечно, это могло быть простым совпадением. Но более чем естественно для Игоря было отдать сына на воспитание сыну наставника, почти брату.

Можно многое сказать о Вещем Олеге — и многое еще будет сказано, — но очевидно одно: Святослав словно рвался повторить его жизнь.

Олег Вещий пришел из Новгорода в Киев, покорил и обложил данью древлян, потом освободил от хазарской дани вятичей и нанес тяжелейший удар каганату, отшвырнув его за Дон. Победоносно воевал с Византией, собрав в единый кулак славянские земли Восточной Европы. И еще — он был убежденный язычник. Это в его время говорили и даже писали в международных документах: "русин или христианин". Мол, одно из двух.

В том, что Святослав тоже пришел из Новгорода и тоже начал с похода на древлян, его сознательной воли, конечно, не было. Наш современник, скорее всего, увидел бы в этом простое совпадение. Современники князя видели в подобных случайностях перст Судьбы. Но когда, несколько лет спустя, Святослав вновь освободил вятичей, окончательно добил Хазарию и устремился на Византию — это уже больше походило на сознательное следование по стопам великого пращура. Только замахнулся Святослав на много большее: грезилось ему объединение ВСЕХ славян вокруг Дунайской столицы. Христианство он презирал, считая за "уродьство".

Если Асмунд и впрямь был сыном Вещего Олега — "Одда" саги, — именно он мог вложить в душу юного князя идеи своего великого отца.

Стоит заметить, что среди историков часто попадаются люди, отвергающие историчность Вещего Олега. Почему? Во-первых, многие его деяния — захват города под видом купца, корабли на колесах, щит на воротах, наконец, "смерть от коня своего", — имеют-де "фольклорные параллели". То есть герои многих легенд и преданий делали так же. Во-вторых, византийские хронисты ни словом не поминают поход 907 года. Значит? Значит — легенда! Не было такого князя, и все. Или был, но кроме договора с греками, от него ничего не осталось.