Желю Желев - Фашизм. Тоталитарное государство Страница 3

Еще один факт — жертвы войны. Германия, которая воевала в нескольких десятках стран Европы и Африки и была полностью разгромлена объединенными силами союзников, потеряла 7,8 миллиона, в это число, естественно, входят и погибшие в тылу. Советский Союз, вступивший в войну почти на два года позже, потерял 30 миллионов. Чтобы скрыть свою непригодность, свой провал как полководца, Сталин признавал: погибло 7 миллионов. Хрущев назвал 20 миллионов, сегодня советские публицисты говорят о 30 миллионах. По мнению некоторых историков, это число достигает 40 миллионов.

И хотя в данном случае разница не измеряется в математических порядках, однако потерять в четыре-пять раз больше, чем агрессор, воюя при этом в меньшем количестве стран, — такое само по себе свидетельствует о большом палаческом размахе законченного и более совершенного сталинского тоталитарного режима.

Но, наверное, самый красноречивый факт в этом плане — отсутствие каких бы то ни было попыток свержения путем военного переворота советского руководства, в 1941-1942 годах поставившего страну перед катастрофой. История XX века не знает другого такого страшного предательства по отношению к собственному народу и стране, какое совершили Сталин и его Политбюро. Уничтожение командного состава армии, исключительно плохое военно-техническое снабжение, демонтаж оборонительных сооружений вдоль западной границы, преступное пренебрежение многочисленными предупреждениями разведывательных служб о готовящемся нападении на Советский Союз, скопление огромного количества немецких дивизий в непосредственной близости от советской границы, молниеносное вторжение немцев, пленение к концу 1941 года почти четырех с половиной миллионов советских солдат все это поставило Советский Союз в 1941-1942 годах на грань полного военного провала, и тогда Сталин был вынужден искать способы через каналы Берии заключить с Гитлером мир. Посредником в этом стал царь Борис[1].

То обстоятельство, что даже в таких катастрофических для страны условиях советские генералы не сделали ни одной попытки свергнуть команду Сталина, говорит лишь о глубочайшем политическом и экономическом коллапсе, в котором находится общественное сознание при сформировавшемся тоталитарном режиме, каким и был тогда советский режим.

В аналогичных обстоятельствах немецкие генералы попытались, хоть и безуспешно, совершить 20 июля 1944 г. переворот и свергнуть Гитлера и его режим. В Италии за год до того (25 июля 1943 г.) военным во главе с маршалом Бадольо удалось арестовать Муссолини и отстранить фашистскую партию от власти. И в том и в другом случае это стало возможно потому, что немецкие и итальянские генералы — выходцы из имущих классов — имели в гражданском обществе почву под ногами, причем в самой важной сфере — экономической. Они владели собственностью. На практике это означало: если даже заговорщика постигнет неудача, если с ним случится самое худшее, его семья не умрет с голоду, не погибнет, род его не исчезнет с лица земли.

В связи с обсуждаемой проблемой очень интересно напомнить об идейной эволюции Муссолини на последнем этапе его жизни, после того как он был освобожден из плена отрядом Отто Скорцени.

В результате длительных размышлений (у пленника крепости в Альпах было достаточно времени на размышления) он пришел к выводу, что необходимо создать иное фашистское государство, в котором путем национализации превратить всю собственность в государственную. Муссолини понял: только государственная монополия на собственность может создать монолитный и незыблемый тоталитарный режим, способный дать фашистскому вождю и фашистской партии гарантии от всяких неожиданностей со стороны военных. Эти идеи он воплотил в плане создания пресловутой республики Сало, осуществление которого было сорвано благодаря стремительным военным действиям союзников на территории Италии.

Впрочем, первые практические шаги были сделаны. Создание фашистской республики Сало было провозглашено в начале октября 1943 года, естественно, не без ведома генерала СС Карла Вольфа и тогдашнего немецкого посла Рудольфа Ранна. На учредительном съезде в Вероне 1 ноября 1943 года было принято обращение к трудящимся Северной Италии, в котором содержалось обещание организовать народный контроль на промышленных предприятиях и частично национализировать землю...

Но вернемся к основной теме. Когда мы говорим о своеобразной стадии фашизма при демонтаже нашего коммунистического тоталитарного режима как о реальном шаге к демократии, это не следует понимать буквально, в том смысле, что мы стремимся к фашизму как к некоему идеалу, что мы принимаем идеологию фашизма и т.п. Ничего подобного. Мы пройдем через эту стадию в силу необходимости и неизбежности, вынужденно, и потому, чем быстрее мы минуем ее, тем лучше. Но мы обращаем особое внимание на этот факт только потому, что он представляет собой ключ к пониманию внутренних напряжений нашей тоталитарной системы в эпоху перестройки — напряжений, возникающих при демонтаже тех или иных элементов базиса или надстройки. Именно их демонтаж делает совершенный тоталитарный режим несовершенным и потому — нестабильным. Эта обстоятельство, в свою очередь, становится причиной репрессий как уравновешивающего средства, с помощью которого восстанавливается устойчивость системы. Ясно, что при перестройке в отдельных странах может демонтироваться в первую очередь базис, как в Китае, или надстройка, как в Советском Союзе.

Однако в том и в другом случае тоталитарная система вступает в фазу нестабильности, так сказать, структурной недостаточности, и, чтобы сохраниться, система не может компенсировать ее не чем иным, кроме как неприкрытым насилием, репрессиями, террором.

Последние события в Китае тому подтверждение. Экономическая реформа, проводимая китайским руководством на протяжении последних десяти лет (роспуск коммун, раздача земли крестьянам в аренду на десять, пятнадцать, двадцать, тридцать, пятьдесят лет, создание более свободного рынка, «особые экономические зоны»), так или иначе должна была привести к противоречиям между властью и интеллигенцией. Экономическая реформа создала условия, при которых отдельные группы населения разбогатели, стали более самостоятельными и независимыми от государства. В соответствии со своим новым социальным статусом и самосознанием они захотели большей свободы и в политическом отношении, чего при коммунистическом режиме добиться невозможно, не посягнув на однопартийную систему. Они и посягнули. Интеллигенция и молодежь, всегда наиболее чувствительные в вопросах свободы и демократии, первыми выступили против монополии Коммунистической партии, потребовав ее ликвидации.

Таким образом, еще до возврата к частной собственности в той или иной сфере хозяйственной жизни, еще до сползания к типичному для фашизма соотношению базиса и надстройки (частная собственность — экономическая основа общества, абсолютная государственно-партийная монополия — в политической надстройке) начинают проявляться характерные для фашизма феномены. Разумеется, вполне возможно, что не всегда обязательна специфическая фашистская фаза. Эффект нестабильности может наступить и при демонтаже в обратном порядке. В Советском Союзе, например, экономическая база еще не затронута, полностью сохраняется абсолютная монополия государства на национальную собственность, а процессы демонтажа в надстройке зашли так далеко, что политический плюрализм стал фактом: свидетельства тому — практические шаги к отделению партии от государства; неформальные группы, движения, национальные фронты, оспаривающие у Коммунистической партии монополию на власть; забастовки и национальные движения, цель которых — государственное самоопределение; крепнущая гласность. Все это постоянно обнажает дефекты и пороки тоталитарной системы. В известном смысле возникает как бы фашизм наоборот (монополизм в базисе, плюрализм в надстройке!), что, разумеется, также дестабилизирует систему в целом.

Если в Болгарии перестройка пойдет так, как замышляет номенклатура (начнется в экономике и только затем — в политической сфере), получится китайский вариант демонтажа, и фашизация будет выражена совершенно ясно. Впрочем, поскольку экономические реформы кое в чем уже осуществляются и определенные группы населения начинают чувствовать себя самостоятельнее и увереннее, напряжение между базисом и надстройкой в той или иной степени уже начинает ощущаться. Речь идет не столько о субъективной стороне этого процесса, сколько о некоторых его объективных проявлениях.