Герман Гортер - Исторический материализм Страница 3

Пролетариат может говорить об освободительной войне, о войне против какого бы то ни было деспотизма только при одном условии: если он уже освободился у себя дома, если он уже завоевал политическую власть, если он сам ведет эту войну. Но такая война по всей вероятности окажется оборонительной революционной войной против контрреволюции, собирающей свои силы в соседней стране, и вести ее всегда придется в союзе с пролетариатом этой страны (или в союзе с массами населения, если дело идет о какой–нибудь колонии европейского капитала, будет ли то Индостан или Китай).

Следует прямо сказать, что все это Гортер упустил из виду, так как он еще не мог учесть опыта мировой революции, развертывающейся в настоящее время.

Частью ошибочны, частью недостаточны некоторые соображения Гортера о религии.

В сжатом историческом очерке (см. глава пятая, отдел «Религия и философия») Гортер изображает развитие религии таким образом, как будто первоначальной ступенью последней было поклонение человека силам природы (так называемая «естественная религия»), как будто человек, при неразвитости техники подавленный этими силами обожествлял то чудесное, таинственное, непреодолимое, что он открывал в солнце, огне, море, реке, дереве и т. д. Затем человек переходит, по представлению Гортера, к обожествлению свойств самого человека и, наконец, в поисках за объяснением действующих в нем мощных социальных побуждений и чувств, приходит к убеждению, что бог,, это — дух. В таком же направлении ищет Гортер объяснений возникновению монотеизма (единобожия).

Действительная последовательность в развитии религии была не такова, и в марксистской литературе такие объяснения были признаны несостоятельными еще в конце девяностых годов. Читателя, который хотел бы ближе познакомиться с этим вопросом, мы отсылаем к книге Г. Кунова: «Возникновение религии и веры в бога» (издана в моем переводе книгоиздательством «Коммунист»), где имеются и некоторые указания на литературу предмета[1]. Гортер невольно показал своим промахом, что исторический материализм обеспечивает плодотворные результаты лишь при том условии, если выводы делаются на основании широкого изучения предмета.

Нельзя признать достаточными те соображения, которые Гортер, следуя за Паннекуком, высказывает об отношении пролетариата к религии. Признавая, что развитие приводит рабочий класс к полной безрелигиозности, Паннекук тем не менее по существу отстаивает для практики позицию всестороннего нейтрализма, безусловного невмешательства в эту область («религия — частное дело»), полагая, что время, опирающееся в своей работе на развитие производственных отношений, сделает все необходимое в этой области. Паннекук недостаточно подчеркнул и, может быть, недостаточно уяснил и для себя, что при некоторых условиях возможно и приходится выжидать, когда «время» все сделает за нас и для нас, а другие обстоятельства прямо вынуждают нас наступать на все твердыни контр–революции, из которых она сначала делает против нас вылазки, а потом поведет решительное наступление[2].

Решение этого вопроса у Гортера стоит в противоречии с общим духом его книжки, проникнутой ярким революционным настроением, предчувствием надвигающейся великой борьбы и стремлением во всеоружии встретить ее наступление

И. Степанов.

Июнь 1919 года.

Предлагаемая небольшая работа моего друга Германа Гортера проложила себе путь к рабочим Голландии и без всякой дальнейшей рекомендации проложит путь к пролетариям, говорящим на немецком языке.

Если же я предпосылаю ей несколько страниц в качестве предисловия, то лишь потому, что в известном смысле на меня падает вина за то, что один из критиков Гортера заявил, будто у Гортера нет понимания исторического материализма.

В одной статье «Neue Zeit» 1903 года я высказал ту мысль, что в прошлом историческом развитии общества законы нравственности находили неограниченное применение только и пределах своей собственной общественной организации, нации или класса, но что они не получали безусловного приложения к классовому или национальному врагу. Еще и в настоящее время, в особенности католические попы, стараются использовать против меня, а также против моей партии констатирование этого факта. Со своей известной любовью к истине, они перевертывают дело: констатирование факта, наблюдавшегося в течение многих тысячелетий, с первых шагов развития человечества, у всех классов и наций, превращается у них в предложение, адресованное к моим партийным товарищам: пусть они не считаются с существующими нравственными воззрениями и, не стесняясь, обманывают народные массы, если этого требует партийный интерес. Дело становится в особенности юмористическим потому, что я высказал свои соображения в статье, направленной против бывшего ревизиониста, а теперь — экс–социал–демократа Г. Бернгардта, который для «выше стоящих» товарищей по партии претендовал на право «обманывать народные массы».

Впоследствии Гортер констатировал то же самое, что и я, но ему при этом пришлось хуже, чем мне. На него напали не противники, а товарищи. Его обвиняли в том, что он ничего не понимает в марксизме и что сам Маркс высказывался совсем не так, как Гортер.

В доказательство ссылались на статуты Интернационала, в которых содержится следующее положение:

«Интернациональная Рабочая Ассоциация, равно как и все примыкающие к ней общества и отдельные лица, признают правду, справедливость й нравственность нормами своих отношений друг к другу и ко всем людям, независимо от цвета их кожи, религии и национальности».

Это положение, возражали Гортеру, несовместимо с его утверждением. Но оно принадлежит Марксу, автору статутов Интернационала.

На это следует, прежде всего, ответить, что данное положение не имеет никакого касательства к утверждению Гортера. Последнее констатирует нечто такое, что до сих пор с незапамятных времен наблюдалось повсюду. Напротив, в статутах не устанавливается исторический факт, а предъявляются к членам Интернационала определенные требования.

Но никак нельзя сказать, чтобы эти требования были формулированы особенно удачно и ясно. В самом деле, что такое правда, что такое справедливость и нравственность? Не имеется ли у каждого класса своих особых воззрений на справедливость и нравственность? Не является ли, например, солидарность одним из элементов пролетарской нравственности? Но можем ли мы без всяких ограничений распространять пролетарскую солидарность и на капиталистов? Несомненно, во многих случаях складывается такое положение, когда капиталисты и пролетарии противостоят друг другу с одинаковыми интересами. В таких случаях пролетариат несравненно скорее, чем капиталисты, на практике проявляют ту солидарность, которой требует его нравственность. После мессианского землетрясения пролетарии, явившиеся на помощь, не спрашивали, были ли засыпаны богатые или бедные: они старались, насколько это зависело от них, спасти людей. Не пролетарские, а капиталистические соображения тормозили спасательные работы, так как этими соображениями на первый план выдвигалось спасение собственности.

Но когда не человек противостоит природе, когда капиталисты и пролетарии, как таковые, противостоят друг другу в обществе, тогда невозможно говорить о солидарности между ними: тогда один старается урезывать заработную плату, а другой стремится к ее повышению. Но и то и другое может быть достигнуто лишь во вред одной из сторон.

Когда же рабочие наталкиваются на антагонизм капиталистов, они не обязаны соблюдать по отношению к последним безусловную правдивость. Кто стал бы, например, требовать от бастующих рабочих, чтобы они сказали капиталистам всю правду о состоянии своей стачечной кассы? При известных обстоятельствах нравственный долг может требовать от сознательного пролетария, чтобы он ввел капиталистов–противников в заблуждение на этот счет.

Несомненно, в приведенном месте статутов Интернационала имеется свое очень правильное ядро. Правду, справедливость и нравственность мы должны признать нормами нашего поведения в отношениях между собою. Правда должна господствовать для всех борцов одной и той же армии. Мы не можем говорить своим товарищам неправду даже в тех случаях, если нам кажется, что это было бы в интересах партии. Так, например, в уже упомянутой статье, напечатанной в «Нейе Цейт» 1903 года, я писал:

«Как существуют экономические законы, остающиеся в силе для всякой формы общества, так существуют и нравственные принципы, игнорировать которых никто не может. Один из важнейших среди них — долг правдивости по отношению к товарищам. По отношению к врагу этот долг никогда не признавался; напротив, без признания его была бы совершенно немыслима продолжительная общая деятельность товарищей, находящихся в одинаковом положении. Он остается в силе для всякого общества без классовых противоречий, а внутри общества, преисполненного классовых противоречий, остается в силе для всякой отдельной партии классовых сотоварищей. Обманывать товарищей до сих пор считалось позволенным только в таких партиях, в которых совмещалась деятельность двух классов, из которых один объединял свои действия с другим с той целью, чтобы использовать для себя его силу. Это была иезуитская, вообще поповская партийная мораль»[3].