Виктор Савченко - Авантюристы гражданской войны (историческое расследование) Страница 3

Ленин не ждал от Дыбенко самостоятельных адмиральских решений. Он ждал слепой преданности за вознесение на большевистский Олимп. Для тактического командования флотом к Дыбенко был приставлен заместитель – бывший капитан первого ранга царского флота.

"Революционный" роман с Александрой Коллонтай начался у Дыбенко еще в апреле 1917-го, когда Шурочка как агитатор-большевик поднялась на борт его корабля, что стоял в Хельсинки. Шура Коллонтай так красиво говорила о неподчинении властям и реакционном смысле займа "Свободы", что матросы прекратили кричать и выслушали ее часовую речь. После этого Дыбенко пронес Шурочку по трапу на руках и договорился о свидании. Это было начало эпатажного романа, растянувшегося на шесть бурных лет. В своем дневнике Коллонтай запишет, что во время первой с ней встречи Дыбенко "рассеянно оглядывался вокруг, поигрывая неразлучным огромным револьвером (очевидно, маузером. – Авт.) синей стали".

В Семнадцатом Шуре Коллонтай было уже сорок пять, но она сохраняла черты былой красоты и элегантность. В Семнадцатом она была одержима идеями "свободной революционной любви", "любовью пчел трудовых" – доступной и ни к чему не обязывающей. Павел Дыбенко был на семнадцать лет моложе своей возлюбленной. Тогда Шурочка была очень влиятельной партийной дамой, и Дыбенко понимал, что от неё может зависеть его будущее. Александра Коллонтай с лета 1917-го становится членом ЦК большевистской партии, единственной женщиной из 22 вождей партийного Олимпа, что после Октября вершили судьбы одной шестой части суши.

Вторая половина Семнадцатого – кульминация романа. Павел и Шура в июле оказались в одной тюрьме, а в августе были выпущены под залог и тотчас ринулись в революцию. Тогда-то на конспиративной квартире Шура и представила "своего матросика" Ленину, Она тянула его "наверх", требовала, чтобы он делал революционную карьеру. В письме Коллонтай к Дыбенко есть такие слова: "… старайся быть ближе к центру… на глазах". Тогда, объясняла она, возможно назначение на "ответственный пост". Не только любовницу нашел Павел, но и покровительницу, которая иногда относилась к "своему молодому матросику" как к сыну.

Коллонтай была одной из ключевых фигур революции. Член ЦК партии, член президиума Второго Съезда Советов народный комиссар государственного призрения, особа близкая к Ильичу, и бывшая любовница другого "советского министра" – наркома труда А. Шляпникова. Позиции ее в руководстве были непоколебимы. "Анафема", которую на нее наложила церковь за руководство вооруженным захватом Александро-Невской лавры для нужд наркомата призрения, даже импонировала "безбожному" СНК.

Коллонтай была организатором транспортировки немецких денег, превратившихся в "деньги партии". Она хранила тайну происхождения этих денег и тайну связи большевиков с Германским генеральным штабом. Вызывает улыбку назначение Коллонтай членом следственной комиссии ЦК партии, которая по указанию Ленина разыгрывала всероссийский фарс, изображая в ноябре – декабре 1917 года следствие по делу об обвинении большевиков в использовании "немецких денег". Обвиняемые сами проверяли обвинения в свой адрес и сами себя судили. Мечта всех уголовников! Естественно, комиссии признала большевиков невиновными в получении "немецких денег" и сняла все обвинения.

В первые часы после захвата Зимнего дворца Дыбенко выполнил весьма деликатную операцию по изъятию в Министерстве юстиции судебного дела "о немецких деньгах для партии большевиков", что открыло Временное правительство. Дыбенко были изъяты, а Лениным и Коллонтай' уничтожены документы германских и шведских банков, которые проливали свет на "революционную аферу".

В матросской среде Дыбенко был известен не только буйством и импульсивностью, но и хорошим каллиграфическим почерком. Его писанина изобиловала писарскими завитушками, украшательством, а также корявыми фразами и множеством грамматических и стилистических ошибок. Ленину, получавшему от Дыбенко такую "писанину" в виде отчетов, приходилось мириться с этим. Зато Дыбенко был хорошим исполнителем и голосовал тогда "по-ленински", даже против свободы печати.

Вот каким "орлом" виделся Дыбенко разным людям в начале 1918-го, на вершине своей карьеры.

Зинаида Гиппиус, известная поэтесса и "враг большевизма", так описала Дыбенко: "Рослый, с цепью на груди, похожий на содержателя бань, жгучий брюнет". Оказывается, золотая цепь на груди не только любимое украшение "бригадных братков", но и их товарищей "из далекого прошлого".

Шура Коллонтай пишет в своем дневнике о Дыбенко "образца 17-го года" с любовью и восхищением: "Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия… Я верю в Павлушу и его Звезду. Он – орел… Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем "жестокого, страшного Дыбенко…". Немного прозрев, уже в 19-м Коллонтай добавит: "Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова".

Матрос Федор Раскольников, друг Дыбенко и конкурент в любви и карьере, пишет о нем: "В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой курчавой бородой и вьющимися усами. Темные блестящие глаза горели энергией и энтузиазмом, обличая недюжинную силу воли…"

В первые дни после победы Октябрьской революции "орел" Дыбенко командует подавлением первого выступления против советской власти. Попытку Керенского в союзе с Савинковым и атаманом донских казаков Красновым вернуть упущенную власть большевики назвали "Гатчинским мятежом", потому что действия войск Керенского ограничивались Гатчиной.

Дыбенко и Муравьев без особого труда договорились с деморализованными казаками, после чего последние арестовали своего атамана и передали его "красным". Дыбенко снискал "лавры" усмирителя первого мятежника, а в действительности руководителя законной власти – Керенского. Он хвастал, что "лично арестовал атамана Краснова".

В начале января 1917 года "братишки" во главе с Дыбенко и анархистом Анатолием Железняковым (Железняком) удушили последнюю надежду демократии Учредительное собрание – и этим подтолкнули страну к началу гражданской войны.

Большевики, совершив революцию, в октябре – декабре 1917 года называли себя Временным Советским правительством, заявляя, что берут власть до созыва Учредительного собрания и в случае поражения на выборах в Собрание "уступят воле народа". Но властвовать понравилось… И когда из 715 депутатов избранными оказались только 183 большевика, Ленин решил во что бы то ни стало удержать власть и ликвидировать Учредительное собрание.

Уже в конце ноября 1917 года Ленин обязал Дыбенко сосредоточить в столице до 10 тысяч матросов для разгона "учредиловки". С такими силами Дыбенко мог запросто разогнать и ленинскую партию. Но он знал, кому обязан министерским портфелем.

В день открытия всенародно избранного Учредительного собрания (напомним читателям, что ленинскую власть никто не избирал), 5 января 1918 года, на улицы Петрограда вышло до 60 тысяч демонстрантов – интеллигенция, рабочие, солдаты гарнизона, чтобы поддержать демократию и потребовать передачи власти в стране Учредительному собранию.

На углу Невского и Литейного демонстрацию расстреляли под началом Дыбенко. Особенно отличились "братишки" родного Дыбенко корабля "Император Павел Первый". И хотя современникам было известно о жертвах (несколько десятков убитых и сотни раненых), Дыбенко отметит в своих воспоминаниях, что матросы "дали залп в воздух".

Командовал Дыбенко и разгоном Учредительного собрания. Но история оставила этот "подвиг" за матросом Железняком, умолчав о его командире. Павел Дыбенко сам был избран в "учредиловку" от матросских коллективов. На единственном заседании Учредительного собрания он ёрничал, шутил и послал даже в президиум записку с предложением "избрать Керенского и Корнилова секретарями". "Весельчак" Дыбенко тогда "самолично" поставил крест на развитии демократической России.

Заявление матроса Железняка, начальника караула : "Караул устал!" ничего общего с действительностью не имеет. Последние слова Железняка, обращенные к народным депутатам, были таковы: "Комиссар Дыбенко требует, чтобы присутствующие покинули зал". Еще до этих "исторических" слов Дыбенко намеревался разогнать "учредиловку", как только ее покинут советские наркомы. Тут, по воспоминаниям Дыбенко, у матроса даже "вышел конфликт" с Лениным. Дыбенко хотел немедленно разогнать собрание, а Ленин требовал разгона только "по окончании сегодняшнего заседания". В этом споре фактически победил Дыбенко, и собравшимся не дали даже договорить…