Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2001г. v2 Страница 31

Впрочем, разложение армии происходит в любом случае. Чечня - это безостановочно действующий механизм уничтожения Российских вооруженных сил, которые деморализуются, утрачивают чувство ответственности, коррумпируются.

Российское общество все еще с трудом понимает, на краю какой пропасти оно находится. Не о Чечне речь, товарищи и господа, а о России. Не о них, а о нас. Чечню мы уже потеряли. Сейчас нам грозит потерять армию.

Чем труднее справиться с вооруженным сопротивлением в Чечне, тем больше грабят мирное население, тем больше насилий над теми, у кого в руках нет оружия. Чем больше расправ над мирными жителями, тем сильнее вооруженное сопротивление, тем серьезнее неудачи армии. Порочный круг. И разомкнуть его своими силами государство не сможет. Точно так же, как не смогут и военные. Победить они не в состоянии, а уйти из Чечни по собственной инициативе им никак невозможно.

Единственный выход - в развитии антивоенного движения, которое было бы способно принудить власть к тому, чтобы пойти навстречу здравому смыслу.

Увы, пока события развиваются по иному сценарию. Правительство не чувствует давления снизу. Оно продолжает воевать, обрекая страну на унижение бесконечных военных неудач, а армию - на разложение. Между тем униженная и разложившаяся армия - далеко не самая безопасная сила. Большая часть мятежей и военных переворотов совершалась не военными, с победой вернувшимися домой, а генералами и офицерами, утратившими ответственность перед страной. Что, как правило, случается в результате поражения в бессмысленной войне.

После Первой мировой войны в Венгрии говорили, что генералы так держатся, как будто не проиграли войну, а завоевали полмира.

История Валленштейна поучительна не только своим началом, но и своим концом. Чем более армия разложилась, чем более она деморализована и коррумпирована, тем сильнее опасность мятежа.

Как известно, мятеж не может кончиться удачей - в противном случае его называют иначе.

ОРГАНИЗАЦИЯ ЛЮБВИ

Поскольку улучшить власть практически нельзя (война, непопулярные меры, приближение отопительного сезона, немного коррупции и т.д.), поставлена задача значительно улучшить ее имидж.

Фигаро гордился тем, что он лучше своей репутации. Глупец. Наша власть гораздо хуже своего имиджа. А будет - еще хуже. Ведь, судя по всему (привлечены гигантские умы и великие имена), у нашего режима вырастет восхитительный имидж. Жаль, правда, что правит нами не имидж. А сама власть…

Конфуций говорил: «Нет будущего у того, кто вызывает неприязнь к себе в сорокалетнем возрасте».

Поколение сорокалетних политиков, оказавшееся сегодня у власти в России, похоже, очень серьезно относится к словам китайского учителя. Вопрос лишь в том, как добиться любви.

Раньше считалось, что народное признание следует заслужить. Современная Россия показала, насколько этот подход устарел.

Если любовь не удается заслужить, ее можно организовать.

Владимира Путина признания во всенародной любви преследовали с первого же дня его появления в качестве официального лидера. Ничего не свершив, не провозгласив даже хоть сколько-нибудь красивого лозунга, не дав даже каких-то обещаний, президент был объявлен народным героем. Каждому из нас в отдельности объяснили, что лидера любят все.

Большинство поверили.

Аспирантка социологического факультета жаловалась мне, что совершенно запуталась. Организуя фокус-группу для какого-то исследования, она опросила 60 человек. Из них только один поддерживал Путина. Но зато остальные 59 были уверены, что являются ЕДИНСТВЕННЫМ ОППОЗИЦИОНЕРОМ, а все другие участники группы поддерживают президента.

Главный успех кремлевской пропаганды состоял не в том, что люди сами по себе полюбили президента, а в том, что они поверили в миф о всенародной любви к человеку, имени которого два года назад большинство наших соотечественников даже не слышали.

Либеральная интеллигенция разделилась на тех, кто радостно принялся играть в игру, предложенную кремлевскими политтехнологами, и тех, кто искренне испугался. Между тем хотя для радости нет никаких оснований, но и страхи интеллектуалов сильно преувеличены. Поразительная неэффективность кремлевской команды во всем, что не касается пропагандистских акций, является хорошей новостью для страны. После года войны с НТВ кремлевские деятели добились только того, что неугодные им журналисты переместились с четвертого канала на шестой и стали политически гораздо радикальнее. Если это успех, то что такое провал?

Культ Путина совершенно не похож на «культ личности» Сталина. Во времена Сталина восторг и любовь к вождю были искренними, а страх проникал во все клеточки сознания. Сила сталинской системы была именно в том, что она вызывала страх и энтузиазм одновременно. Это не был режим, при котором одни боялись, а другие радовались. Это был порядок, при котором радующиеся смертельно напуганы, а перепуганные люди искренне преклоняются перед объектом своего страха. Ничего подобного путинский режим достичь не может. И слава богу.

Культ Путина больше напоминает ритуальные славословия в адрес Леонида Ильича Брежнева. Кстати, и постоянное торжественное произнесение имени-отчества пришло из этой же эпохи. Сталин просто не переносил, когда к нему обращались «Иосиф Виссарионович». Вождь должен называться просто: «товарищ Сталин». Почтительное обращение к правителю как к старшему было типично именно для времен Брежнева. Отсюда и весь арсенал путинского культа. Люди, работающие сегодня в Кремле, при Сталине не жили, зато сформировались они при Брежневе. Именно тогда они вступили в комсомол и партию, пошли на службу в органы госбезопасности. Сейчас они невольно воспроизводят стереотипы поведения своей юности.

Между тем культ Брежнева скрывал углубляющийся упадок советской системы. Культ Путина, в свою очередь, скрывает неуверенность самих представителей новой власти. Самовосхвалениями власть пытается подавить собственный страх. Агрессивная лексика скрывает беспомощность и растерянность. В точности по Фрейду. (Чем слабее власть, тем чаще говорит о вертикали…) Власть в глубине души сознает собственную некомпетентность и пытается защититься бравадой, громкими словами, угрозами «замочить» оппонентов.

По-серьезному им так и не удалось никого напугать, кроме самих себя и небольшого числа столичных интеллектуалов. Вся остальная страна смотрит на работу кремлевской команды с возрастающим недоумением, постепенно перерастающим в раздражение. Прошло уже почти два года с момента появления Путина на политической сцене. Можно подводить предварительные итоги, но подводить - нечего. Те, кто пообещал навести в стране порядок, занимались все это время лишь бессмысленными кадровыми перестановками и интригами. Они очень много работают, по почти ничего не делают.

Заслужить любовь новой команде не удалось. Как, впрочем, и других сильных чувств. Это осознают в Кремле точно так, как и то, что время уходит. Надо что-то делать, что-то предпринимать. На столе президента лежит очередной проект «шоковой терапии» для страны, едва оправившейся от предыдущего шока. Увы, таким способом едва ли удастся заслужить любовь масс.

ВОСЕМЬ МИНУС ОДИН

В Генуе был убит один из антиглобалистов. Кто остался?

После Генуи в течение двух недель Италия не могла прийти в себя. Насилие сопровождает все встречи международной элиты уже на протяжении двух лет, но это было нечто иное.

В Праге участники событий говорили про «карнавальное насилие». Временами было страшновато, были раненые с обеих сторон. Но сражения с полицией как-то естественно перемешивались с театрализованным представлением, карнавалом, где розовые воздушные шарики взмывали над облаками слезоточивого газа. Ожесточения не было.

В Квебеке катапульты стреляли в полицию плюшевыми мишками, а на повязках, которыми прикрывала лица молодежь, штурмующая полицейские заграждения, были нарисованы улыбки. Местная пресса помещала изображения щитов, противогазов и мотоциклетных касок в разделе моды.

Карнавал кончился, когда в Гетеборге полиция впервые открыла по демонстрантам огонь из боевого оружия. Итог - три огнестрельных ранения, одно крайне тяжелое.

То, что произошло потом в Генуе, было уже не карнавалом - это была война.

Корни протеста

Российская публика все еще с трудом привыкает к сообщениям о массовых выступлениях протеста, происходящих на «благополучном» Западе. Тем более что в первых рядах демонстрантов, как и в 60-е годы, оказывается не самая обездоленная, а самая образованная часть молодежи - студенты, компьютерные специалисты. Неразбериха в мозгах начинается уже с постоянного употребления термина «антиглобалисты». На Западе участники выступлений этот термин никогда не употребляют, называя себя новым антикорпоративным или антикапиталистическим движением, иногда - движением за глобальную демократизацию.