О. Селин - Косыгин. Вызов премьера (сборник) Страница 34

Несмотря на внешнюю суровость, он был трогательно доверчивым и открытым для близких ему людей, искренне любил принимать дома гостей, всегда радовался их приходу. Эта добрая традиция сохранилась в нашем доме и после смерти мамы в 1967 г. Гости бывали почти всегда одни и те же. Вместе с тем была одна особенность – к нам почти никогда не приходили люди, с которыми Алексей Николаевич работал. Он, видимо, считал, что близость домами будет связывать его в работе, а этого он никак не мог себе позволить.

Круг людей, бывавших у нас в доме, складывался годами. У нас бывали папины друзья, с которыми он еще в 1926 г. поехал из Ленинграда работать в Сибирь как молодой специалист по кооперации. В 20-е годы в Ленинграде была создана школа кооператоров. Как рассказывал отец, там преподавали лучшие питерские профессора по экономике. Алексей Николаевич вместе со своими друзьями, Федором Федоровичем Новиковым и Леонидом Георгиевичем Минаевым, учились в этой школе. О совместной работе в Сибири они вспоминали с искренними добрыми чувствами, хотя она была очень трудной и даже опасной. Кооператоров часто встречали с большим подозрением, а то и с ненавистью. Один из папиных товарищей, молодой, красивый Оскар Болот был отравлен каким-то человеком в доме, где он остановился переночевать.

И Федор Федорович, и Леонид Григорьевич, и сам Алексей Николаевич часто рассказывали, как в лютый сорокаградусный мороз переезжали на санях от поселка к поселку и отца, ехавшего с возницей, преследовали волки. Чудом им удалось уйти тогда от стаи.

В начале 30-х годов все трое разъехались в разные концы страны. Встретились они уже после войны, в Москве. Федор Федорович работал в Госконтроле СССР, Леонид Георгиевич – в Институте редких металлов. Их встречи, разговоры свидетельствовали о сохранившемся на всю жизнь живом, творческом подходе к делу, о добром товарищеском отношении друг к другу. Они любили подшучивать друг над другом, вспоминали молодые годы, людей, с которыми встречались в Сибири. Мама моя, кстати, тоже была сибирячкой, там в 1927 г. она и встретилась с отцом.

Приходили к нам и давние знакомые нашей семьи, мамы и папы – Арам Ильич Хачатурян и его жена Нина Владимировна Макарова. Часто и запросто бывала давнишняя мамина подруга, легендарная комсомолка 30-х годов Татьяна Викторовна Федорова, Герой Труда, работавшая последнее время заместителем начальника московского «Метростроя». С большим уважением и симпатией относился Алексей Николаевич к Михаилу Александровичу и Марии Петровне Шолоховым, искреннее удовольствие всегда доставляло общение с четой Челомеев – Владимиром Николаевичем и Нинель Васильевной, со многими другими друзьями нашего дома.

Праздники мы всегда проводили с родителями, никто не думал о разнице в возрасте – ни родители, ни дети, а позднее и внуки. Всем было интересно и весело. В доме у нас царило полное равноправие, основанное на естественном уважении младших к старшим, но позволяющее высказывать свою, в том числе и критическую, точку зрения по любому вопросу. Это давало толчок интересным разговорам, открывало возможность многое узнать о жизни страны, так сказать, из первоисточника. Как увлекательно отец умел раскрыть любую, даже самую «сухую» тему!

Обладая острым восприятием, острым глазом, Алексей Николаевич был очень внимателен к мелочам. Вспоминается одна почти детективная история. В середине 60-х годов в стране не хватало фарфоровой посуды, и было принято решение построить новые заводы, а в 70-х годах, когда они вступили в строй, Алексей Николаевич предложил открыть фирменные магазины, где продавалась бы их продукция. Один из них – «Дом фарфора» – был открыт на Ленинском проспекте в Москве. Однажды отец, решив взглянуть, как идет торговля, неожиданно заехал в него и, хорошо зная стоимость посуды, был удивлен некоторыми ценами. Директор магазина уверял его, что все в порядке, но отец усомнился и, приехав на работу, позвонил в Комитет народного контроля. После проверки выяснилось, что цены действительно были незаконно завышены.

Хорошо помню и такой случай. Однажды, совершенно случайно, в разговоре с человеком, работавшим на одном из крупных московских машиностроительных заводов, выяснилось, что там бездействует столовая. Реакция отца была мгновенной и однозначной, прежде всего в отношении именно этого предприятия. Но, как стало потом известно, одновременно было проверено состояние столовых на крупных предприятиях по всей стране.

Не могу не вспомнить и такую деталь. Алексей Николаевич почти никогда не обсуждал личных качеств людей, с которыми работал. Его интересовали деловые качества. Если он видел, что человек активно и хорошо работает, то и отношение к нему было уважительным, но это вовсе не означало, что он мог пройти мимо его ошибок. Думаю, что Алексей Николаевич был в своем деле очень компетентным и ожидал того же от тех, с кем работал. Если он видел, что человек не справляется с задачей по объективным причинам, а не из-за халатности, лени и некомпетентности, то всегда старался всячески помочь ему своими знаниями и опытом. Вспоминая в трудную минуту отца, я часто слышу его голос: «Помягче, помягче бери!»

И в обыденной жизни требовательность ко всем нам, членам семьи, сочеталась у него с большим уважением к делу, которым каждый из нас занимался. Сам он работал ежедневно, имел дело с проблемами гигантских масштабов и, неся огромную ответственность, понимал и ценил важность для каждого человека его дела, своим личным примером показывал необходимость постоянного совершенствования в работе.

Такие воспоминания приходят, когда держишь в руках фотографии возвращаешься мыслями к невозвратно ушедшим, но бесконечно дорогим для тебя людям.

Джермен Гвишиани Человек, который был мне дорог

Гвишиани Джермен Михайлович, зять А.Н. Косыгина. В 1951 г. окончил Московский институт международных отношений. Работал в Госкомитете СССР по новой технике, затем в Госкомитете по науке и технике СССР (ГКНТ). С 1962 г. – заместитель председателя ГКНТ, в 1985–1986 гг. – заместитель председателя Госплана СССР

Когда говорят об Алексее Николаевиче Косыгине, прежде всего, естественно, вспоминают о его государственной деятельности. Для меня и для всей нашей семьи его образ, конечно же, связан не только с этой ответственнейшей работой. С ним – близким и родным человеком – мы долгие годы вместе шли по жизни. Однако люди нашего поколения не привыкли противопоставлять частную жизнь человека его общественному лицу. Независимо от занимаемой должности одни и те же человеческие качества проявляются и в личной жизни, и в общественной деятельности. Поэтому все мы считали невозможным рассказывать о жизни Алексея Николаевича, сосредоточив внимание лишь на чисто домашней, бытовой стороне, тем более что вся его жизнь была в первую очередь посвящена работе, служению делу.

Даже самые близкие люди не знали его достаточно хорошо, хотя лично я многому у него научился, навсегда сохранил к нему глубочайшее уважение и считаю подарком судьбы то, что был одним из его ближайших друзей, к которому он относился с большим доверием, многим делился, хотя по натуре был человеком сдержанным.

Еще меньше знает об Алексее Николаевиче Косыгине широкая публика. Хотя он в течение почти шестнадцати лет был Председателем Совета Министров СССР, деятельность его оказалась, по образному выражению Даниила Гранина, «запрещенной главой» в истории государства.

Мы достаточно ясно видели, что после смерти Алексея Николаевича тогдашнее руководство не желало давать истинную оценку его деятельности, всячески замалчивало его роль в жизни страны. Эта линия сложилась при Брежневе и последовательно проводилась и при Андропове, и при Черненко, что ощутимо отзывалось на всей нашей семье.

В годы так называемой перестройки отношение к Алексею Николаевичу со стороны властвующих структур оставалось неясным. Провозглашенные в начале перестройки лозунги «демократизации и гласности» практически не отразились на работе высших партийных органов, где по-прежнему господствовала давно сложившаяся практика, не позволяющая оспаривать мнение главных авторитетов.

Об Алексее Николаевиче не принято было говорить громко, можно было лишь вспоминать в задушевных беседах. В первую годовщину его смерти бывшему помощнику Косыгина А.Г. Карпову, тяжелобольному человеку, удалось с большим трудом, после многочисленных согласований поместить скромную статью на страницах «Правды». А в следующем году «Советская Россия» опубликовала две фотографии, где Алексей Николаевич был снят в домашней обстановке с М.А. Шолоховым и А.И. Хачатуряном. Им были предпосланы комментарии моей жены, дочери А.Н. Косыгина Людмилы Алексеевны, сделанные по просьбе газеты.

Людей, хорошо знавших Алексея Николаевича, с каждым годом остается все меньше. Самым близким человеком в его жизни была Людмила, единственная дочь, которая с уходом из жизни отца, последнего представителя из рода Косыгиных, сочла возможным взять его фамилию и стала Гвишиани-Косыгина. Она унаследовала многие черты характера Алексея Николаевича, а также определенное внешнее сходство, особенно необычайно синие глаза. 13 января 1990 г., после нескольких лет мужественной борьбы с фатальным заболеванием, ее жизнь прервалась. Это случилось за несколько дней до сорокадвухлетия со дня нашей свадьбы.