Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима. Страница 35

Новый председатель КГБ сигнализировал о том, что под влия­нием чуждой нам идеологии у некоторой части политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи, формируются настроении аполитичности и нигилизма, чем могут поль­зоваться не только заведомо антисоветские элементы, но также поэ­тические болтуны и демагоги, толкая таких людей на политически вредные действия».

Андропов предложил создать в центре и на местах подразделе­ния, которые сосредоточились бы на борьбе с идеологическими дивер­сиями.

17 июля 1967 года политбюро предложение Андропова поддержа­ло: «Создать в Комитете госбезопасности при Совете Министров СССР самостоятельное (пятое) Управление по организации контрразведыва­тельной работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника. В КГБ республик, УКГБ по краям и областям иметь соответственно пя­тые Управления-отделы-отделения...»

Первым начальником управления, чтобы порадовать ЦК КПСС и подчеркнуть идеологический характер новой сгруктуры, взяли партий­ного работника. На Старой плошади рекомендовали на эту роль секре­таря Ставропольского крайкома КПСС по пропаганде Александра Федо­ровича Кадашева.

Кадашев весной 1941 года закончил Тульский механический институт. В армию его не мобилизовали, потому чго он работал ма­стером на военном заводе N° 172, эвакуированном в Пермь. С завода его взяли в Пермский горком партии инструктором промышленного отдела. Через год послали учиться в Высшую партийную школу, оттуда пригласили на работу в отдел пропаганды и агитации ЦК ИКП(б).

Александр Кадашев хотел учиться, в 1952 году поступил и Академию общественных наук, где защитил кандидатскую диссертацию, после чего на пять лет отправился в Архангельск секретарем обкома. В 1960 году его перевели в более крупный Ставропольский крайком, но поставили на меньшую должность — заведующего отделом. Впрочем, через два года он стал секретарем крайкома и просидел в этом кре­сле пять лет. Самый известный ставрополец, Михаил Горбачев, заве­довал в крайкоме отделом. Его избрали секретарем крайкома уже по­сле того, как Кадашева перевели в КГБ. Назначением в комитет Алек­сандр Федорович был недоволен, но подчинился партийной дисциплине.

Первым заместителем к Кадашеву поставили кадрового чекиста генерал-майора Филиппа Денисовича Бобкова, Он рассказывал, как поздно вечером его пригласили в кабинет председателя КГБ и Андро­пов предложил ему перейти в новое управление по борьбе с идеологи­ческой диверсией. Бобков уже шесть лет занимал должность замести­теля начальника второго главного управления и тоже остался недово­лен назначением. Видимо, считал это понижением и не предполагал, что переход в пятое управление открывает ему дорогу к большой ка­рьере.

В своей мемуарной книге Бобков пишет, что скептически встретил идею Андропова: не станет ли новое управление аналогом секретно-политического отдела НКВД, который занимался политической оппозицией.

— Нет, новое управление должно отвечать задачам сегодняшне­го дня, — возразил Андропов. — Сейчас идет мощная психологическая атака на нас, это самая настоящая идеологическая война, решается вопрос: кто кого. Мы обязаны знать планы и методы работы идеологи­ческих противников. Мне представляется, что главной задачей созда­ваемого управления является глубокий политический анализ ситуации и по возможности наиболее точный прогноз.

Трудно ставить под сомнение разговор, при котором сам не присутствовал, но предостережение Филиппа Денисовича относительно повторения опыта НКВД выглядит наивно. Борьба против «антисовет­ских элементов», как эта линия именовалась в практике госбезопасности, не прекращалась никогда. Соответствующее подраз­деление называлось отделом или управлением, меняло порядковый но­мер, но сохранялось и во время хрущевской оттепели. На этом направлении и вырос оперативный работник Бобков.

В феврале 1960 года тогдашний председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин, следуя линии Хрущева, упразднил четвертое управление, которое занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией, как самостоятельную структуру. Шелепин считал, что следить за писателями, художниками, актерами — не главная задача КГБ, и незачем держать для этого целое управление. Он передал слегка сокращенный аппарат и эти обязанности второму главному управлению.

Тот же Бобков, который служил в четвертом управлении, воз­главил отдел во втором главке, а потом получил повышение и стал заместителем начальника всей контрразведки, но по-прежнему ведал работой среди интеллигенции. Так что Филипп Денисович не мог не понимать, что Андропов просто желает придать работе среди интелли­генции новый масштаб и размах. Другое дело, что Бобков, видимо, рассчитывал сам возглавить управление. Но Юрий Владимирович, надо понимать, пояснил ему: для ЦК важно, чтобы идеологическое управле­ние возглавил партийный работник.

Бобков не прогадал. Кадашев не прижился в системе тсбезо­пасности и через год с небольшим сам попросил подыскать ему другое место. На партийную работу его не пернули; как кандидата наук от­правили в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС заведовать отделом партийного строительства. Когда он стал болеть, то написал заявление с просьбой перевести его с номенклатурной должности зав­отделом (ему полагались соответствующие материальные блага) просто в научные сотрудники. Это единственный случай в истории института. Люди, его знавшие, говорили, что Александр Федорович человек ис­ключительно порядочный и честный.

С мая 1969 года пятое управление возглавил Филипп Денисович Бобков. Он проработает в управлении много лет и со временем станет генералом армии и первым заместителем председателя КГБ.

Георгий Арбатов пишет, что Андропов был доволен своей идеей, с радостью говорил:

— Работу с интеллигенцией я вывел из контрразведки. Нельзя же относиться к писателям и ученым как к потенциальным шпионам. Теперь все будет иначе, делами интеллигенции займутся иные люди, и упор будет делаться прежде всего на профилактику, на предотвраще­ние нежелательных явлений.

Юрий Владимирович обладал замечательным умением приспосаб­ливаться к собеседнику. Он так ловко вел беседу, что разные люди, часто с противоположными политическими взглядами, искренне считали председателя КГБ своим единомышленником.

Очень хорошо помню рассказ своего отца после встречи с Ан­дроповым. Решив конкретный вопрос, Юрий Владимирович завел разго­вор на общие темы. Отец мой, человек очень откровенный и открытый, заговорил о том, что нужны перемены. Почему бы на выборах выдви­гать не одного кандидата в депутаты (это же чистой воды профана­ция!), а как минимум двоих? Как раз готовились очередные выборы в Верховный Совет...

Андропов слушал его очень внимательно и, услышав эти слова, переспросил:

— Значит, вы тоже так считаете?

Отец ушел от Андропова воодушевленный и уверенный в том, что нашел в лице Юрия Владимировича единомышленника. Потом выясни­лось, что председатель КГБ считал любые политические реформы смер­тельно опасными для социалистического общества...

Нечего удивляться, что пятое управление КГБ приняло на себя функции политической полиции. Вот одна из первых акций новой структуры — записка в ЦК КПСС от 30 августа 1967 года:

«Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР распола­гает данными, что доктор философских наук, завкафедрой философско­го факультета МГУ Зиновьев Александр Александрович, 1922 года ро­ждения, в период 1957—1958 годов принимал участие в сборищах моло­дых специалистов-философов, на которых он выступал с отрицательны­ми взглядами по отдельным вопросам теории марксизма-ленинизма.

В сентябре 1960 года в Москве в качестве автотуриста нахо­дился профессор Колумбийского университета Кляйн, который привез и вручил Зиновьеву письмо от американца Коми Дэвида. Кляйн и Коми известны органам госбезопасности как лица, принимавшие непосред­ственное участие в обработке и вербовке советских граждан для ра­боты на американскую разведку.

Анализ письма, добытого оперативным путем, показывает, что в нем затронуты вопросы, выходящие за рамки переписки научного ха­рактера. В частности, автор письма интересовался состоянием в СССР логики как науки, выменял отношение Зиновьева к теории марксиз­ма-лени низ-мв, просил установить работающих в советских научных учреждениях отдельных ученых и сообщить, над чем они работают.

Ответ на письмо, переданный Зиновьевым Кляни, был обнаружен в специально оборудованном тайнике в машине американца. С 1960 по 1965 год Зиновьев имел переписку с Кляйн и Коми, систематически посылал им советские издания по философской литературе.

В прошлом Зиновьев злоупотреблял спиртными напитками, на почве чего в его семье возникали ссоры. В настоящее время с женой Зиновьев находится в разводе».