Владимир Соловьев - Разрыв шаблона Страница 39

Я уже упоминал о том, что Путин сейчас невольно стал лидером консервативного направления мышления. Так и есть. Путин неожиданно оказался политиком, который занял оставленную европейцами поляну. Путин по-прежнему выказывает свое уважение к церкви – то, чего сейчас себе не может позволить, пожалуй, ни один политик. Путин выказывает уважение к традиционным ценностям. Путин, уважая права личности, говорит в том числе и о вещах, которые для американцев кажутся дикими, но хорошо понятны большому количеству консерваторов всего мира.

Итак, предпосылки назревающего раскола нам в общих чертах понятны. К чему это приведет дальше? Во-первых, конечно, на фоне исламистской угрозы произойдет – и уже происходит – и радикализация внутри консервативного сообщества, притом как мусульманского, так и христианского и иудейского. Происходит объединение традиционных верований в борьбе за свое существование, что не может не привести к консолидации этих сил.

Самое страшное в наступающем моменте то, что цивилизационный диалог отсутствует. Все традиционные структуры обсуждения перестают работать – потому что нет точек соприкосновения. Раньше существовала некая единая интеллектуальная элита, говорящая на неком едином языке – в частности, французском дипломатическом языке. Был определенный этикет, который всеми старательно соблюдался. Но привнесение в политику популистских завихрений, потеря аристократизма и отсутствие философского уровня восприятия привели к тому, что отношения между политиками перестали, по большому счету, соответствовать джентльменскому, философскому клубу или аристократическому собранию, а стали напоминать некое желтое ток-шоу. Ни структура Совбеза ООН, ни сама ООН, ни «восьмерка», ни «двадцатка» уже и близко не могут договориться хотя бы до того, чтобы каждый услышал друг друга и понял чужую позицию, не говоря уже о том, чтобы выработать единое решение.

Это показывает, что и традиционные международные институты рухнули. Мир переходит в то состояние, когда, перед тем как объединиться, ему нужно решительно размежеваться. Мы видим, конечно, попытки создать единую великую Вавилонскую башню в виде долларовой экономики, в виде Бреттон-Вудских договоренностей, в виде единой идеологии, которую навязывают американцы, для чего они и начинают бороться с традиционными религиями. Но тем самым они сплачивают консерваторов вокруг того же Путина (или, не будь его, вокруг любой другой фигуры такого же плана). Ясно же, что представители этого направления никуда не денутся. Размежевание будет проявляться все сильнее и сильнее. Мир рвется на части, притом не на блоки как таковые – разрыв идет по идеологическим линиям.

Этот разрыв по идеологическим линиям приводит к образованию новых формаций, которые нам пока сложно даже ощутить, сложно прощупать, сложно прочувствовать. Вместе с тем мы видим их зачатки. Самое страшное – в радикальном слое – это ИГИЛ. Откровенно американское – это все, что относится к либертарианству. Если приглядеться к странам ЕС, мы увидим, что, по большому счету, они ведут себя уже не как страны, обладающие суверенитетом. Они сдали свой суверенитет. Так же и территории, находящиеся внутри ИГИЛ, тоже сдают свой суверенитет в пользу некоего единого Халифата.

Происходит перерождение понятий. Идея исключительности и идея индивидуальности как таковой приводят к тому, что смыкаются, как раньше говорили, ультраправые и ультралевые воззрения – ультрасвободные, индивидуалистические, и ультраподчиненные, несвободные (как у ИГИЛ). Внутри каждого из них происходит растворение отдельных элементов – из-за неверия, что они могут быть чем-то особенным. Под крики каждого индивидуума о том, что он уникален, на уровне государства (или объединения государств) вдруг происходит потеря этой индивидуальности.

И вдруг возникает альтернатива этому единообразию, единомыслию, которое выстраивается и с той и с другой стороны. Суть ее в том, что каждый, несмотря на общность неких базовых ценностей, должен сохранить свой особый голос. У него есть право на этот голос. Этим третьим путем пошел консервативный мир, мир традиционных ценностей. Потому что традиционные ценности не подразумевают выстраивания всех под единую гребенку, будь то гребенка террористического исламизма или гребенка абсолютного либертарианства.

В происходящем сейчас столкновении ценностей срединная линия пока представлена наименее ярко – она еще в стадии формирования, тогда как либертарианская уже представлена государственными структурами на уровне НАТО и ЕС, а ультрареволюционная – квазигосударством ИГИЛ.

В ближайшие годы мы будем наблюдать, нравится нам это или нет, перекраивание ментальности мира. Что, к сожалению, очевидно связано и с перекраиванием границ, которое на Ближнем и Среднем Востоке уже стало заметно всем. Но даже внутри Европы мы видим это перекраивание, хотя и не хотим пока его признавать. И здесь речь идет отнюдь не только и не столько об украинском конфликте. Скорее – о заявлениях многих народов внутри объединений о своем праве на самоопределение. На самом деле здесь мы видим своеобразное отражение уже рассмотренного нами постулата, гласящего, что наивысшей ценностью является личность каждого отдельного человека. Но почему только этот критерий? Разве у народа этого не может быть? Разве индивидуальность народа – не высшая ценность? Таким образом, заложенные в уставе ООН права наций на самоопределение и нерушимость границ приходят в страшное противоречие, на которое еще накладывается противоречие идеологическое. Неожиданно народ начинает понимать, что единственная возможность сохранить свою индивидуальность, свой суверенитет и элементы политической структуры и государственности появляется у него лишь тогда, когда он становится государством, выделяется из общей массы.

Ну смотрите: захотела Сербия сказать, что она хочет дружить с Россией. Ей говорят: «Нет, вы не имеете права. Вы же хотите в ЕС? Тогда вы должны отказаться от своей внешней политики». Франции сказали: «Вы обязаны принять закон о гомосексуальных браках». И половина страны возмутилась: «С какой радости?» А представляете, если бы это произошло в Италии? Что тогда пришлось бы сделать? Уничтожить Ватикан? Все-таки итальянцы, в силу того что Папа, на минуточку, немножко Римский, пока еще придерживаются традиций.

Все это дает основания полагать, что для сохранения своего лица в недальнем будущем миру предстоит пройти через тяжелейшие бури и волнения.

Ценностный разрыв мира демонстрирует нам дуализм духовного и материального. Притом – что интересно – нам всегда кажется, что между этими понятиями лежит гигантская пропасть. Мы все время говорим: «Хорошо, материально там лучше, но мы зато какие духовные!» Но этот подход не работает. Многие люди четко понимают, что по мере роста духовности должна возрастать и наполненность жизни материальными благами. Эта позиция, вероятно, ближе к идеям, которые высказываются в разных направлениях иудаизма. Нет противопоставления, о котором нам часто говорят, – что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное.

Однако высказывание о верблюде и игольном ушке, которое упоминается в Евангелии, имеет несколько иной смысл. В данном случае «игольное ушко» – это не то ушко швейной иголки, к которому мы привыкли, а калитка в воротах Иерусалима. Она была специально сделана такой узкой и низкой, чтобы через нее не мог проехать всадник или вьючное животное. Всаднику приходилось слезать с лошади и идти пешком, и даже такое упрямое животное, как верблюд, должно было согнуть колени, чтобы проползти через эту калитку. Так что смысл слов Христа в том, что богатый должен смирить свою гордыню – так же как верблюд должен согнуть колени.

Надо заметить – хотя я понимаю, что многие читатели будут в ужасе от этих слов, – что и Христу, в частности, ставили в упрек то, что он позволяет расходовать на себя дорогой елей и мирру. Хочу также напомнить, что воины, распявшие Христа, разделили между собой его одежды – потому что это не были одежды бедного человека. В нашем сознании просто существует определенное смешение понятий. Нам кажется, что аскеза, абсолютное нищенство, которое гораздо ближе к древнегреческим философам в стиле Диогена, и есть христианство. А это совсем не так.

Именно поэтому в христианстве появилось такое направление, как протестантство, подразумевающее тяжелый труд, угодный Богу. Действительно, если почитать первоисточники, вы не найдете там прямого противопоставления между богатством и духовностью. Его домыслили позднее. Богатство дает возможность для осуществления множества важных для нас и принципиальных вещей – в том числе и открытия производств, развития технологий. Мы попали в ловушку, из которой необходимо выбираться. Ощущая свою новую духовность, мы должны предложить и иную концепцию справедливой государственности.