Сергей Цыркун - Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов Страница 4

И после Нечаева находилось достаточно желающих нагреть руки на революционном движении для удовлетворения собственных властных амбиций. К этому течению принадлежал не только сам Ягода, но и его выдвиженцы: Агранов, Молчанов и другие, с биографиями которых мы еще ознакомимся. Не слишком обремененные дореволюционными заслугами, после революции они примкнули к победившей партии и поспешили воспользоваться плодами чужих дел в личных целях. Доктор философских наук Ю. Линник назвал это явление чекизмом, дав ему такую характеристику: «активное неприятие свободы; стремление изолировать страну от внешнего мира — и вместе с тем эскалация заразы за ее пределы; мифогенез, направленный на создание мнимых врагов внутри и вне государства — без них чекизм не может; враждебное отношение к духовной культуре; глубинный имморализм; склонность к предательству; жестокость».[18]

После октябрьского переворота молодой Ягода сразу попытался использовать свои прежние связи. Первую помощь ему оказал старый большевик Николай Подвойский, с которым они до революции одно время работали в больничной кассе Путиловского завода. Став наркомом по военным и морским делам, он помог Ягоде устроиться сначала ответственным редактором партийной газеты «Крестьянская беднота» (несмотря на отсутствие среднего образования), а затем, когда Ягода задним числом приписал себе десятилетний дореволюционный партстаж,[19] Подвойский, похоже, рекомендовал его во вновь создаваемую Высшую военную инспекцию Красной Армии. Не одного Ягоду взял под покровительство этот великодушный человек. По его ходатайству был освобожден из тюрьмы известный в Петрограде комиссар электростанций Михаил Фаерман: именно он в ночь октябрьского переворота отключил электроснабжение правительственных зданий; в дальнейшем он торговал разрешениями на выезд из Советской России за границу, а потом получил предписание: «Произвести внезапные обыски в городских притонах города Петрограда и конфисковать в государственную казну обнаруженные при обысках крупные суммы». С этим предписанием Фаерман в паре с неким штабс-капитаном Казанцевым принялся «комиссарить», т. е. грабить людей в ресторанах и клубах. С размахом соря ворованными деньгами, Фаерман и Казанцев в конце концов попались, были арестованы и затем после вмешательства Подвойского освобождены с прекращением дела; Фаерман по счастливом окончании этой истории назначен «начальником Военного контроля», опять проворовался и сбежал.[20] Вот в такую несгибаемую революционную когорту угодил Ягода.

Однако под заботливым крылом Подвойского Ягоде послужить не удалось; уже 13 марта того вытеснил с поста наркомвоенмора Демон Революции Лев Троцкий. И тут над головою анархиста Ягоды едва не разразилась гроза.

Как известно, большевики до революции вели не слишком активную деятельность, ограничиваясь агитацией и пропагандой и принципиально отказавшись от вооруженных форм борьбы. В то время как анархисты и эсеры шли на каторгу и поднимались на виселицы, руководители большевиков, не замеченные в серьезных выступлениях против властей, лишь изредка попадали в ссылку, откуда либо легко бежали, либо попадали под амнистии, а по большей части вообще находились в эмиграции. Февральская революция, свергнувшая самодержавие, обошлась без их участия, а за Октябрьскую революцию они решились взяться не раньше, чем заручились поддержкою левых эсеров, имевших широкую опору в крестьянских Советах и не без труда убедивших Съезд крестьянских депутатов признать решения Второго съезда Советов рабочих и солдатских депутатов относительно Октябрьской революции. Третьим союзником по коалиции стали анархисты: им сочувствовали наводнившие революционный Петроград вооруженные до зубов матросы. Правда, Ягода давно утратил связь с организациями анархистов, но в те дни многие провозглашали себя старыми революционерами.

Однако победившая коалиция, начав политику запрета свободы печати, преследований Викжеля (профсоюза железнодорожников) и прочих профсоюзов, не имела поддержки среди населения. Из пяти гражданских свобод, провозглашенных царским Манифестом 17 октября 1905 г., большевики, левоэсеры и анархисты сохранили одну лишь свободу совести, де-факто отменив неприкосновенность личности, свободы слова, собраний и союзов. Партию конституционных демократов (их называли «кадетами»), получившую почти пятую часть голосов при выборах в Учредительное собрание, они объявили вне закона. Но даже при таких обстоятельствах, при подконтрольных выборах, три правящих партии не получили в Учредительном собрании большинства. К правящей коалиции принадлежали всего 207 из 703 избранных депутатов. Попытка навязать Учредительному собранию в качестве председателя лидера левоэсеров Марусю Спиридонову провалилась. Позднее, рассорившись и с левоэсерами, большевики держали ее в тюрьме в чрезвычайно строгих условиях. Прошедшая царскую каторгу, она была потрясена подобным обращением: «Пришлите мне градусник, — просила она в переданном на волю письме товарищей по партии. — Я себя с каждым днем чувствую все сквернее. Надо бы вылежаться, но кровать ужасная, на ней нельзя лежать с больным боком и спиной… Кровать из брусьев и спиц, без досок… Пол сырой (каменный) и очень холодный… Я сплю третью неделю не раздеваясь и очень утомилась… Я не могу помыться… ТАК с нами не поступали и царские слуги… Справлялась о прогулках — ответили отказом. Справлялась о газетах — отказом… Кое-как добилась мыла… Ночью грохот двери, громкий разговор, бряцанье и гляденье на меня… Так не делали с нами и на каторге… Бухарин, Ленин, Троцкий могут быть довольны».[21]

Совнарком, при сопоставлении с упомянутым царским Манифестом, оказался реакционнее свергнутого царя Николая. С точки зрения остальных социалистических партий (правоэсеров, меньшевиков, народных социалистов — энесов и др.) новые диктаторы Ленин и Троцкий выглядели контрреволюционерами.

Опираясь на поддержку Центробалта, где большинство принадлежало анархистам, большевики силами балтийских матросов во главе с анархистом Анатолием Железняковым разогнали Учредительное собрание.[22]

5 января рабочие Обуховского, Патронного, Эриксоновского, Лесного и других заводов провели мирную демонстрацию в защиту Учредительного собрания, однако Ленин и Троцкий винтовками и пулеметами тех же матросов и красногвардейцев расстреляли эту демонстрацию, устроив рабочим «кровавую субботу» по образу и подобию «кровавого воскресенья» 1905 г. Как свидетельствует М. Горький, «5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы».[23]

Представители социалистических партий, не вошедших в правительство — правоэсеры, меньшевики, энесы — были изгнаны из Советов. Большевистская печать захлебывалась злобой против социалистов. Даже 1 сентября 1918 г., в День знаний, когда у детей и студенчества начинался учебный год, «Петроградская правда» не удержалась от призыва: «Товарищи, бейте правых эсеров беспощадно, без жалости. Не нужно ни судов, ни трибуналов! Пусть бушует месть рабочих, пусть льется кровь правых эсеров и белогвардейцев, уничтожайте врагов физически».

После этого большевикам и левоэсерам пришлось делить власть с анархистами, создавшими в Москве свои организации и вооруженные отряды Черной гвардии. Анархическая фракция во ВЦИКе вскоре оказалась в оппозиции Ленину, обвиняя его в «красном милитаризме». С анархистами расправились через три месяца, когда большинство их вождей (Железняков, Мокроусов, Желябов, Зайдель, Черняк, Гарин и др.) оказались разбросаны по фронтам Гражданской войны, в ночь с 11 на 12 апреля 1918 г., устроив оставшимся в Москве анархистам Варфоломеевскую ночь. Расправу над ними начали готовить еще в марте.[24] Руководил мероприятием левоэсер Закс, один из заместителей Дзержинского. 25 занимаемых анархистами зданий внезапно окружили отрядами латышских стрелков и чекистов, на безоговорочную капитуляцию дано пять минут. 22 здания сдались, три (на Малой Дмитровке, Поварской и Донской) взяты штурмом с применением артиллерии. В течение суток уничтожены организованные анархистами столовые и библиотеки, закрыты их газеты, арестовано около шестисот наиболее видных руководителей. Была ликвидирована Федерация анархистских групп Москвы (ФАГМ), наиболее опасные вожди анархистов физически уничтожены. Такова судьба, например, анархиста Ходунова, депутата райсовета и завкома Московского телефонного завода, которого сначала объявили пропавшим без вести, а затем, когда через несколько дней нашли его изуродованный труп со следами пыток — убитым «при попытке к бегству».[25] Анархисты, оказавшиеся вне Москвы (в том числе упомянутый выше Железняков, больше известный как «матрос Железняк»), объявлены вне закона. Большевики и левоэсеры провели операции по разоружению анархистских организаций в Петрограде, Вологде, Воронеже, Самаре, Смоленске и других городах. Анархисты восстали, захватив Саратов, Елизаветград и ряд других пунктов, но неподготовленные и разрозненные выступления большевики и левоэсеры быстро потопили в крови.[26] Анархическую фракцию пока формально оставили в составе ВЦИК, поставив во главе ее марионетку — некоего авантюриста Аполлона Карелина, в прошлом народовольца, потом эсера, потом анархиста (его исключили из Федерации анархистов в 1913 г. за интриганство), потом масона, который являлся сугубо декоративной и случайно подвернувшейся фигурою. Прежний лидер фракции, Александр Ге, после безуспешных попыток поставить вопрос о разгроме анархистов на заседании ВЦИК 15 апреля (он, в частности, заявил: «наши товарищи расстреляны, и громадное число их сейчас сидят в тюрьмах в ужасающих скверных условиях»), был направлен в Кисловодск руководителем местной ЧК, там вскоре попал в руки белогвардейцев и как чекист без долгих разбирательств казнен.