Юрий Лужков - Россия 2050 в системе глобального капитализма Страница 4

Наконец, нельзя забывать и о том, что современная наука устанавливает тесную взаимосвязь между политическими институтами, системой государственного управления и возможностями экономического роста. И вопрос тут не в том, что демократические и децентрализованные системы управления экономически более эффективны. Вопрос в том, для решения каких задач они более эффективны.

Так, с одной стороны, для решения задач индустриального развития более эффективными могут быть и авторитарные системы. Такие же системы могут быть более эффективны и в переходных условиях. Нельзя исключать, что глобальный мир будущего также станет создавать ситуации большей экономической эффективности для режимов с авторитарной компонентой. По крайней мере пример современной "догоняющей глобализацию" экономической модернизации Китая заставляет об этом задумываться.

С другой стороны, сам по себе уровень демократичности также ничего не гарантирует. Дело в том, что даже во вполне демократическом обществе может возобладать тенденция не к качественному развитию, а всего лишь к консервации и проеданию существующих экономических и социальных ресурсов. Как правило, это происходит в тех экономиках, которые сильно ориентированы и зависимы от природных ресурсов. Результатом же является утрата обществом нацеленности на развитие и сосредоточение на извлечении ренты из существующего положения. Причем демократизм политической системы может даже усугублять это положение, тогда так наличие определенной авторитарной воли подчас позволяет вытащить общество из ловушки стагнации, повысить качество бюрократического управления и законодательства, сформировать и реализовать качественные приоритеты развития.

Стоит также напомнить, что в России процессы политического развития до недавнего времени сопровождались ослаблением и "полураспадом" государства, вплоть до превращения его в орудие воровства, инструмент манипуляций и циничных интриг в руках отдельных групп и даже личностей. Такая олигархическая демократия в любом случае может и должна быть названа слабой. Если ко всем этим "семибанкирщинам", медиатерроризму и залоговым хищениям вообще применимо понятие демократии.

То, что мы имеем сейчас в России - это процесс "исправления" неотличимой от олигархической анархии "дефективной демократии". Это ничто иное, как процесс усиления демократии. Пусть сложного, но развития институтов демократии, укоренения демократических традиций в обществе. Этот процесс идет долго, иногда болезненно. Он связан с необходимостью завершения переходного периода, осуществлением системной экономической и социальной модернизации, преодолением опасностей "сырьевого проклятия". Но это, несомненно, процесс строительства сильного демократического государства, которое может и должно быть достойным, равноправным членом мирового сообщества "суверенных демократий".

В существующих же опасениях относительно "имперских устремлений" России в еще большей степени проявляется прозябание в прошлом многочисленных "неосоветологов". Иногда кажется, что Запад продолжает мыслить категориями противостояния СССР и США. Несмотря на то, что "холодная война" завершилась, в головах многих политиков и экспертов продолжает бесновато пульсировать мысль - "боксерский поединок продолжается!" Завершен, так сказать, только первый раунд, а впереди еще долгий обмен ударами. На самом деле, "бокс" закончился, и мы уже давно играем в другую игру. Может быть, это шахматы, и тогда стоит напомнить нашим оппонентам, что приличные игроки не пытаются переворачивать шахматную доску в сложной позиции и не подменяют незаметно фигуры. Или, может быть, современная история вообще требует нашей игры вместе, в одной футбольной команде. И тогда нам тем более нужны сыгранность, "чувство партнера", умение понимать друг друга с полуслова.

Однако именно из-за боксерских стереотипов там, где должны звучать понятия "национальные интересы" и "сотрудничество", звучат слова об имперских амбициях и противостоянии. И снова кто-то бьет в набат "холодной войны" по поводу повышения обороноспособности России. Хотя очевидно, что Россия должна и имеет право противостоять чужой политике, когда та угрожает интересам России и ее граждан, национальному суверенитету, целостности и стабильности государства. Точно так же, лучше многих других стран понимая опасности экстремизма, терроризма и сепаратизма в современном мире, Россия является активным членом и участником международной антитеррористической коалиции.

Повышение обороноспособности - это абсолютно нормальная демонстрация всем силам в мире (включая теневые и террористические) того, что Россия - не проходной двор для их далеко не вегетарианских, волчьих позывов. А также того, что Россия готова сотрудничать с другими странами в обеспечении стабильности мирового порядка. Абсолютно то же самое делают все остальные страны мира, которые не собираются кончать жизнь самоубийством.

Что касается экономики, то оставим в стороне даже то, что Россию 15 лет учили жить по рыночным законам, а теперь досадуют, что она оказалась хорошим учеником. Главное заключается в том, что энергетические ресурсы являются ее объективным конкурентным преимуществом. Россия готова сотрудничать и вкладывать эти ресурсы в обеспечение энергетической и, более широко, экономической безопасности всего мира. Но наша страна рассчитывает на предоставление ей равных и справедливых возможностей участия и сотрудничества в других глобальных экономических процессах. От того, что такая позиция подвергается сомнению, реальность не меняется. Если Запад боится сотрудничества или отворачивается от него, то это лишь усиливает восточное направление наших экономических приоритетов.

Тем не менее у упорства, с которым Запад наставляет Россию "на путь истинный" и отстаивает принципы "превращения" нашей страны в неотличимое подобие себя, есть и иные фундаментальные причины. Они связаны как раз с пониманием того, что собой представляет сегодня Запад и в чем заключается его стратегия в современном мире.

Несомненно, западный мир далеко не един и не монолитен. Но нельзя опрометчиво и преждевременно выбрасывать данное понятие на свалку истории как пережиток "холодной войны", хотя именно сложившаяся после Второй мировой войны система международных отношений, "холодная война" и блоковое противостояние с СССР как раз и породили современное понимание и современную структуру западного мира.

Сегодня мы имеем достаточно оснований видеть Запад как относительно единую военно-политическую, ценностную и отчасти геоэкономическую реальность современного мира. Даже если между странами Запада существуют объективные геополитические, а также экономические противоречия и конкуренция, при определенных обстоятельствах эти разногласия оказываются гораздо слабее таких вещей, как, например, европейская или трансатлантическая солидарность. Мы можем это видеть, в том числе, и в нынешнем российском энергетическом диалоге с Европой в целом и отдельными европейскими государствами в частности.

Все это действительно происходит именно потому, что за понятием "Запад" скрывается совершенно определенная институциональная и ценностная среда, система представлений о политических и социальных технологиях, обеспечивающих функционирование наиболее индустриально развитых стран современного мира. То есть, что в данном случае важно, обеспечивающих или создававших ранее их глобальное лидерство.

Именно представления западного мира о том, что он есть "наилучший мир" современности, что его внутренняя политическая и экономическая организация является оптимальной и предпочтительной, позволяет быть "впереди планеты всей", - все это является фундаментальным фактором западного единства и политической реальности Запада. Система же институтов межгосударственной интеграции и безопасности стран Запада имеет главной целью именно поддержание и сохранение если не состояния, то ощущения глобального политического и экономического лидерства.

Нельзя, наконец, отрицать и того, что достаточно большое количество стран и в прошлые десятилетия, и сегодня рассматривают свое развитие в категориях "присоединения", стремления к вхождению в "западный мир". Это может предполагать и интеграцию в определенные международные структуры и институты, такие, как НАТО и (или) Евросоюз, и принятие некоторых иных институциональных стандартов уже непосредственно в вопросах организации политической, экономической и социальной жизни. В этом смысле стремление многих стран к присоединению к западному миру отражает их желание соучаствовать глобальным лидерам, пусть подчас и на приставном стульчике.

К западному миру в силу исторических или военно-политических причин также уже давно принадлежат, например, и Япония, и Австралия. В свою очередь, с той же Турцией ситуация несколько сложнее. Эта страна входит в оборонный блок НАТО, что предопределено, впрочем, в основном как раз наследием "холодной войны", а также в значительной степени спецификой турецкой государственности и ее особым местом в так называемом мусульманском мире. С другой стороны, многолетняя эпопея с присоединением Турции к Евросоюзу показывает, что ценностные мотивы западной интеграции приоритетны, ее критерии и границы представляют один из важнейших вопросов для самого западного мира, однако это не исключает их "подвижности" - в зависимости от ситуации и политической целесообразности.