Янош Бачо - Нацизм. От триумфа до эшафота Страница 4

«ДИМИТРОВ: Граф Гельдорф[2] показал здесь, что рейхстаг загорелся после 9 часов вечера 27 февраля. Около 11 часов ночи он по собственной инициативе отдал приказ об аресте коммунистических и социал-демократических руководителей и функционеров. Я спрашиваю г-на премьер-министра: говорил ли он тогда с графом Гельдорфом об этом мероприятии или нет?

ГЕРИНГ: На этот вопрос, собственно говоря, уже был дан ответ. Когда граф Гельдорф услышал о пожаре, ему, как и каждому из нас, было ясно, что это должно было быть делом рук коммунистической партии. Поэтому своим ближайшим сотрудникам он отдал соответствующее распоряжение. Но я еще раз подчеркиваю: разумеется, я вызвал его к себе и сказал ему, чтобы он представил в мое распоряжение и своих С А, на что он мне ответил, что частично уже об этом распорядился. Таким образом, я взял на себя ответственность за отданное им распоряжение, которое тогда еще не вступило в силу, и подтвердил его также государственным авторитетом.

ДИМИТРОВ: Мне хотелось бы только знать, состоялась ли между 11 и 12 часами личная беседа между графом Гельдорфом и премьер-министром Герингом?

ГЕРИНГ: Вы слышали, что я сказал. Да, он был у меня. (Гельдорф в показаниях на процессе, данных под присягой, отрицал эту встречу с Герингом, т. е. открыто изобличал своего начальника во лжи. В шестеренки механизма распределенных ролей попали первые песчинки…)

ДИМИТРОВ: 28 февраля г-н премьер-министр дал интервью о поджоге рейхстага, где говорилось: у «голландского коммуниста» Ван дер Люббе при аресте был отобран помимо паспорта и членский билет коммунистической партии. Откуда знал тогда г-н премьер-министр Геринг, что у Ван дер Люббе был с собой партийный билет?

ГЕРИНГ: Должен сказать, что до самого последнего времени я не обращал особо большого внимания на этот процесс, то есть читал не все отчеты. Я только иногда слышал, что вы (обращаясь к Димитрову) — большой хитрец. Поэтому я предполагаю, что вопрос, который вы сейчас поставили, для вас уже давно ясен, — а именно, что я вообще не занимался расследованием этого дела. И сам я не буду бегать туда и сюда и не буду лично обыскивать карманы людей. Поскольку вы (к Димитрову) можете этого еще не знать, я говорю вам: полиция обыскивает всех опасных преступников и докладывает, что ею найдено.

ДИМИТРОВ: Три чиновника уголовной полиции, арестовавшие и первые допросившие Ван дер Люббе, единодушно заявили, что у Люббе не было партийного билета Я хотел бы знать, откуда взялось сообщение о партбилете.

ГЕРИНГ: Это я могу вам сказать совершенно точно. Сообщение это было мне сделано официально.

Если в ту первую ночь сообщались вещи, которые, быть может, не поддавались сразу проверке, и если какой-нибудь чиновник на основе чьих-либо показаний заявил, что у Люббе был при себе партбилет, а проверить такое показание не было возможности, то, следовательно, это было расценено, вероятно, как факт, и мне, само собой разумеется, так и сообщили. Я на следующий день передал это сообщение в печать, когда допрос арестованных не был закончен. Само по себе это не имеет значения, ибо здесь, на процессе, как будто бы установлено, что у Ван дер Люббе не было партбилета.

ДИМИТРОВ: Я спрашиваю, что сделал г-н министр внутренних дел 28, 29 февраля или в последующие дни, для того чтобы в порядке полицейского расследования внести ясность в пребывание Ван дер Люббе в ночлежном доме в Геннингсдорфе, в его знакомство там с двумя другими людьми и таким образом разыскать его истинных сообщников? Что сделала ваша полиция?

ГЕРИНГ: Само собой разумеется, что мне, как министру, незачем было бегать по следам, как сыщику. Для этого у меня есть полиция.

ДИМИТРОВ: После того как вы как премьер-министр и министр внутренних дел заявили, что поджигателями являются коммунисты, что это совершила Коммунистическая партия Германии с помощью коммуниста-иностранца Ван дер Люббе, не направило ли это ваше заявление полицейское, а затем и судебное следствие в определенном направлении и не исключило ли оно возможности идти по другим следам в поисках истинных поджигателей рейхстага?

ГЕРИНГ: Уголовная полиция выяснит все следы — будьте спокойны. Мне надо было только установить: действительно ли это преступление не относится к политической сфере или оно является политическим преступлением. С моей точки зрения, это было политическое преступление, и я точно так же был убежден, что преступников (обращаясь к Димитрову) надо искать в вашей партии. (Потрясая кулаками в сторону Димитрова, кричит.) Ваша партия — это партия преступников, которую надо уничтожить! И если на следственные органы и было оказано влияние в этом направлении, то они направлены по верным следам.

ДИМИТРОВ: Известно ли г-ну премьер-министру, что эта партия, которую «надо уничтожить», является правящей на шестой части земного шара, а именно в Советском Союзе, и что Советский Союз поддерживает с Германией дипломатические, политические и экономические отношения, что его заказы приносят пользу сотням тысяч германских рабочих?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (к Димитрову): Я запрещаю вам вести здесь коммунистическую пропаганду.

ДИМИТРОВ: Г-н Геринг ведет здесь национал-социалистскую пропаганду. (Затем обращаясь к Герингу.) Это коммунистическое мировоззрение господствует в Советском Союзе, в величайшей и лучшей стране мира, и имеет здесь, в Германии, миллионы приверженцев в лице лучших сынов германского народа. Известно ли это…

ГЕРИНГ (громко крича): Я вам скажу, что известно германскому народу. Германскому народу известно, что здесь вы бессовестно себя ведете, что вы явились сюда, чтобы поджечь рейхстаг. Но я здесь не для того, чтобы вы как какой-то судья допрашивали меня и делали мне упреки. В моих глазах вы мерзавец, дорога которому прямо на эшафот!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Димитров, я вам уже сказал, что здесь вы не имеете права вести коммунистическую пропаганду. Поэтому пусть вас не удивляет, что господин свидетель так негодует! Я строжайшим образом запрещаю вам вести такую пропаганду. Вы должны задавать лишь вопросы, относящиеся к делу.

ДИМИТРОВ: Со своей стороны, я очень доволен ответом г-на премьер-министра.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Мне совершенно безразлично, довольны вы или нет. Я лишаю вас слова.

ДИМИТРОВ: У меня есть еще вопрос, относящийся к делу.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (еще более резким тоном): Я лишаю вас слова!

ГЕРИНГ (кричит): Вон, подлец!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (к полицейским): Выведите его!

ДИМИТРОВ (которого уже схватили полицейские): Вы, очевидно, боитесь моих вопросов, г-н премьер-министр?

ГЕРИНГ (кричит вслед Димитрову): Смотрите, берегитесь, я с вами расправлюсь, как только вы выйдете из зала суда! Подлец!

Надо ликвидировать одного очень неприятного типа…

О том, что на самом деле произошло в здании рейхстага в часы, предшествующие пожару, знали очень немногие, почти никто.

И все же…

В июле 1933 года один молодой государственный служащий был переведен случайно в аппарат министерства внутренних дел Пруссии. Как узнал молодой человек позже, это перемещение все-таки не было случайным, карьеру юноши направил один из покровителей его семьи, непосредственный сотрудник Геринга по министерству внутренних дел государственный секретарь Грауер. Молодого чиновника звали Ганс Бернд Гизевиус.

Через десять лет он будет одним из главных организаторов покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Гизевиус окажется одним из немногих оставшихся в живых участников заговора против Гитлера. Ему удастся бежать в Швейцарию.

Однако пока что Гизевиус в ходе дальнейшего служебного перемещения попадает на работу в тайную государственную полицию Пруссии, гехайме штатсполицай, в страшное гестапо, которое как раз находится в стадии организации. Этим учреждением в то время заправляет еще не Гиммлер. Его главарем является один из доверенных Геринга, министерский советник Дильс. В то время гестапо переезжает в новую резиденцию, в помещение Высшей школы прикладных искусств на Принц-Альбертштрассе. Высшая школа была попросту закрыта под тем предлогом, что среди студентов и профессорско-преподавательского состава «действуют коммунисты» и «в стенах здания устраиваются сексуальные оргии». Едва только Гизевиус попадает в новое учреждение, как уже получает почетное поручение: его посылают наблюдателем в Лейпциг на только что начавшийся процесс о поджоге рейхстага. Однако это поручение оказывается скорее своеобразным «отстранением от дел». Гизевиус не нацист, его семья является известной старой либерально-консервативной семьей чиновника, а новая нацистская камарилья не очень охотно видит таких людей в своих органах насилия.

Однако Гизевиуса все же интересует это дело, потому что за короткий период работы на Принц-Альбертштрассе он наталкивается на странные вещи, которые, по всей вероятности, каким-то образом связаны именно с таинственными поджигателями рейхстага. Однажды Гизевиус наблюдает за тем, как главный полицейский советник Гейссель, один из его коллег, при закрытых дверях пытается с офицером СА собрать и склеить разорванные мелкие кусочки бумаги…