Чэнь Цзя-вэй - Демократическая прогрессивная партия Тайваня и поставторитарная модернизация Страница 4

– ускоренное развитие науки и техники, которые становятся главной движущей силой экономики и общественной эволюции;

– индустриализация, основанная на машинном производстве;

– складывание мирового капиталистического рынка;

– структурная дифференциация и специализация в общественной жизни;

– рост миграции населения и социальной мобильности;

– секуляризация социальных институтов;

– демократизация образования и распространение массовой культуры;

– появление новых форм материальной и символической коммуникации, претендующих на общечеловеческую значимость.

С точки зрения социальных институтов модернизацию принято связывать прежде всего с распространением светского высшего образования, благодаря которому формируется социальная база для науки и техники. Другим институтом модернизации следует считать ориентированный на рынок промышленный капитализм. Третий признак поступательного развития процесса модернизации – национальное государство, которое стоит на принципах индивидуализма и национального единства.

В политическом отношении модернизация главным образом означает вовлечение широких масс населения в политику и легитимацию государственной власти, которая устанавливает всесторонний контроль над территорией государства и его населением, а также монополию на насилие. Негативные последствия модернизации были хорошо видны уже в XIX в. К. Маркс предлагал устранить их с помощью социалистической революции. М. Вебер видел главную угрозу в бюрократической рационализации государственных институтов, которая подавляет свободы личности и демократию, что подтвердилось в практиках тоталитарных режимов первой половины XX в. – фашистского и коммунистического. В западной литературе принято считать их «извращением» модернизационного процесса и даже «ложной», «фиктивной» модернизацией, поскольку в них только «имитируются» демократические свободы, а элементы современного общественного устройства смешаны с пережитками традиционных укладов[28].

В западной литературе сложилось устойчивое представление об исторических фазах процесса модернизации. Классической работой здесь является исследование У. Ростоу «Стадии экономического роста». У. Ростоу выделяет пять стадий: 1) традиционное общество; 2) предпосылки для взлета; 3) взлет; 4) достижение зрелости и 5) эпоха массового потребления[29].

Основываясь на подходе У. Ростоу, А. Органски разработал схему модернизации, которая интересна тем, что в ней основное внимание обращается как раз на политическую модернизацию. А. Органски выделяет следующие этапы модернизации в политической сфере: 1) «первичное объединение», т. е. обеспечение контроля государства над территорией и населением; 2) индустриализация; 3) политика государства благосостояния, что означает адаптацию политики к интересам широких слоев общества; 4) политика в обществе изобилия[30].

Отталкиваясь от этой схемы, А. Мартинелли предложил рассматривать политическую модернизацию в свете определенной последовательности «политических кризисов»: во-первых, кризис идентичности, сопутствующий возникновению нации и национального государства; во-вторых, кризис легитимации, связанный с установлением всестороннего государственного контроля над территорией государства и обществом; в-третьих, кризис проникновения (имеется в виду включение в политику всего населения); в-четвертых, кризис участия в политике, связанный с признанием властью интересов новых общественных групп; в-пятых, кризис интеграции, связанный с созданием политической системы, объединяющей все ветви власти и общественные институты; в-шестых, кризис распределения, связанный с необходимостью перераспределения общественных благ[31].

В последнее время в западной политической мысли получила развитие система представлений и теоретических обобщений, названная транзитологией. Транзитология может рассматриваться как непосредственное продолжение теории модернизации, однако это продолжение в данном случае оказывается существенно суженным и сводится фактически к единственной проблеме – переходу от авторитаризма к демократии, что как раз и имеет самое непосредственное отношение к поставторитарной модернизации. Точнее, для пробле-матизации поставторитарной модернизации представляют интерес не закономерности и общие правила, фиксируемые транзитологией, но исключения, частные случаи, особенности и специфические проявления демократического транзита, то есть все те политические феномены, которые бывают главным образом в ареалах незападных политических культур. Следует отметить, что и сами основоположники транзитологии исключительно внимательно относятся к любого рода нетипичным казусам, причем даже в рамках классического западного пути демократического транзита. Так, Ф. Шмиттер считает, что «полезно учитывать „врожденные пороки“ процесса демократизации, обусловленные не только характерными для данного общества структурными особенностями, но и сопутствующими обстоятельствами, возникающими непосредственно в момент смены режима»[32].

Тем не менее транзитологический подход применим для изучения модернизационных процессов на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии лишь с определенными оговорками. Можно указать две причины подобной ситуации.

Во-первых, транзитология изначально – можно даже сказать, инструментально – настроена на восприятие некоего временного переходного состояния с априорно обозначенными начальной и финальной точками движения. Понятно, что подобная переходность может оказаться и довольно продолжительной по времени. Но очевидная предзаданность, сводящаяся к тому, что неизбежный набор перемен в любом случае будет иметь место и эти перемены приведут к более или менее прогнозируемому результату, может существенно воспрепятствовать пониманию самого состояния транзита – особенно в тех случаях, когда такой транзит принимает как бы «затвердевшие» формы. В этом смысле Б. А. Исаев справедливо замечает, что у любой «национальной демократии» есть собственная «траектория движения», которая отнюдь не предполагает обязательного прохождения всех фаз развития[33]. Симптоматично и пессимистическое замечание Д. Растоу: «Явная неудача при разрешении какого-то животрепещущего политического вопроса ставит под удар будущее демократии. Когда же нечто подобное происходит в начале стадии привыкания, последствия могут оказаться роковыми»[34].

Во-вторых, типология транзитных состояний – например, четыре модели транзитов Т. Л. Карл и Ф. Шмиттера («пактовые», «навязанные», «революционные», «реформистские»)[35] – выглядит слишком отвлеченной и малопригодной для описания специфических состояний транзитов на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.

Однако в некоторых аспектах транзитологические наработки представляются исключительно точными и помогают объяснить специфику демократического перехода в рассматриваемом мегарегионе. Так, Т. Л. Карл и Ф. Шмиттер увязывают успешность демократического перехода со своего рода чистотой, или гомогенностью, политической повестки. Если главный конфликт фокусируется на проблеме демократизации, то сценарий транзита выглядит, как правило, предсказуемым. Но ситуация заметно осложняется, когда «разделение на сторонников и противников старого режима происходит не по „классовому“ признаку», а когда во главу угла ставятся этническая проблематика или «вопросы идентичности»[36]. Следует отметить, что именно проблема идентичности является одной из ключевых в политической повестке находящихся в стадии поставторитарной модернизации Тайваня и Южной Кореи, которые представляют собой части разделенных наций.

Также на эмпирическом материале модернизационных моделей Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии видно, что именно транзи-тология позволяет описать феномен переходного – или гибридного, сочетающего в себе элементы авторитарной и демократической политических культур – режима как динамической системы.

Говоря о транзитологии и о многовариантных моделях перехода от авторитаризма к демократии, нельзя обойти стороной позицию А.Ю. Мельвиля, которая если и не оппонирует изложенному выше мнению о возможности модернизационных сценариев, отличных от классического западного, то, во всяком случае, относится к нему предельно сдержанно. А. Ю. Мельвиль считает, что концепции, легитимирующие разные формы демократий – а следовательно, и создающих их модернизаций, – часто оказываются не творческим развитием представлений о допустимых границах демократической политии, а своего рода «критикой „извне“», «с совсем иных политических и идеологических позиций» ценностей и фундаментальных основ демократии. Исследователь даже систематизирует подобные концепты, среди которых оказываются как раз те представления, которые и обосновывают правомерность мнения о поставторитарной модернизации как самобытном способе развития. Так, А. Ю. Мельвиль относит к «критике „извне“» попытки доказать, что существуют самые разные модели демократии («демократии „с прилагательными“»), что «„незападные“ демократии», возникшие, как правило, в силу своей «цивилизационной исключительности», вполне сопоставимы с демократиями классическими. Наконец, А. Ю. Мельвиль называет «очень сильным политическим и интеллектуальным искушением думать, что демократизация может прийти после успешной социально-экономической модернизации, спускаемой и навязываемой „сверху“», – даже несмотря на признаваемые самим же исследователем примеры такого транзита из опыта стран Юго-Восточной Азии[37]. Настоящее исследование имеет целью доказать как раз обратное.