Анатолий Гончаров - Всякой тяжести имя - крест Страница 4

Он начинал свою военную карьеру с усмирения североирландских католиков в Лондондерри. Вершиной стало подавление сербского сопротивления в Косово. Тогда за ним окончательно закрепилось прозвище «Князь тьмы в малиновом берете». Ему нравилось.

Албанские наркобароны боготворили генерала Джексона. Сербские офицеры ненавидят по сей день.

Он был женат трижды, причем два раза на одной и той же даме его неустроенного сердца. В 1998 году английская королева пожаловала генералу дворянский титул. С тех пор его можно было называть коротко и достойно: сэр Майкл.

Его тогдашняя должность - командующий силами быстрого реагирования НАТО в Европе. Его головная боль в ту пору - российские десантники в Приштине с их неопределенным статусом и симпатией быстрого реагирования к сербам.

Когда генерал-лейтенант Джексон решил провести пресс-конференцию в Приштине, его приняли как подобает. Он ожидал покаянной реакции грешников на прибытие архангела. Таковой не последовало. Вопросов к нему тоже не было. Ответ был. Русские демонстративно запустили дизельные моторы БТРов, и одинокий, хрипловатый голос командующего потонул в ревущем грохоте. Он все понял. Молча поднялся и зашагал к своему вертолету. На обратном пути генерал пил виски и пересказывал содержание своей кембриджской курсовой работы, посвященной будущему британской армии после «холодной войны». Вспомнил лестную фразу декана исторического факультета, курировавшего полугодовой курс: «Мозги у этого офицера хорошие».

В пересказе генерала Джексона его давняя работа чем-то смахивала на забытый приключенческий роман. Он, должно быть, и сам чувствовал, что «хорошие мозги» там, в Кембридже, и остались.

Мир пока не рушился, но мироздание уже дало течь. НАТО поразил какой-то странный недуг.

Теперь он знает, что это за недуг, и не устает повторять: «Лучший способ предвидеть, что будет, помнить о том, что было».

Целый год он потом спал, как Наполеон, по четыре часа в сутки. Его комната стала напоминать монашескую келью: стул, письменный стол с телефонами, походная армейская кровать, спальный мешок и быстро пустеющий ящик с бутылками двенадцатилетнего «Баплантайна». Он искренне желал избавить НАТО от непонятного недуга, который зрел давно и без явных симптомов, но открылся вдруг только в Приштине, под рев русских моторов. Или все-таки раньше?

Капитуляцию Югославии на французской базе в Куманово Джексон принимал с полным осознанием того, что когда-нибудь его миротворческая миссия обернется кровавой катастрофой в центре Европы. Он уже тогда смутно догадывался, что все усилия тщетны, и способа спасти Североатлантический альянс просто не существует, но только теперь понял жестокую истину: НАТО умирает естественной смертью. Созданный 60 с лишним лет назад для решения ясной и конкретной задачи - коллективной обороны от СССР и его сателлитов альянс выродился в рыхлого монстра, ненасытного пожирателя пространств с отравленным политическим ландшафтом.

Когда еще только готовилось к подписанию в Риме соглашение о создании Совета НАТО - Россия, генерал Джексон верил: альянс начнет новую жизнь, отсчет которой пойдет с 28. мая 2002 года. Он просыпался задолго до рассвета с приятным ощущением деятельного куража, и весь день потом сиял, как новенький евро. Однако довольно скоро приятные надежды, капризно взбрыкнув, покинули генеральскую келью. Поношенный малиновый берет смотрелся цивильной ермолкой. У генерала дрожали руки.

Отсчет нового времени пошел, но, видимо, не в ту сторону. Военно-политический союз, просуществовав свои невнятные полвека, не желал расставаться с обетованной обреченностью. И однажды генерал понял причину недуга. Это три лишние

буквы, сломавшие правильное строение структуры: был НАТО альянсом, стал мезальянсом. Неравный брак с Пентагоном рождал мысли и чувства другого порядка: «Не наступайте англичанам на хвост!»

Внешне все по-прежнему выглядело сносно и отчасти пристойно. Символическая роза ветров не сулила перемены климата. Союз как бы прирастает сотрудничеством с Россией, а затем, если ничего не помешает, примет в свои ряды новых членов. Впрочем, именно этого Джексон понять не мог. Зачем и кому это нужно, чтобы альянс, как удав, поглощал загипнотизированные им государства на огромном пространстве от Балтийского до Черного морей? Это походило на поведение приговоренного к смертной казни террориста Тимоти Маквея, который перед тем, как сесть на электрический стул, с аппетитом употребил девять порций мятного мороженого с шоколадными хлопьями.

Кстати, генеральный секретарь НАТО Джордж Робертсон тоже не понимал настроений прожорливого удава, но в отличие от Джексона не задавался вопросом - зачем? Робертсон, как и все его будущие преемники, знал очень немного, понимал еще меньше, поэтому ничему не удивлялся. Ему можно было сказать: «Сэр, у вашей жены ноги холодные». Он бы виновато развел руками в ответ: что, мол, поделаешь...

Джексон еще в Кембридже открыл для себя историю кризисов Североатлантического альянса. 1954 год остался в этой истории забавным и одновременно коварным моментом. Правительство СССР направило в штаб- квартиру НАТО в Париже официальную ноту, в которой выражало готовность «рассмотреть вопрос об участии Советского Союза в Североатлантическом договоре». Не надо сидеть до утра в лондонском пабе «Чеширский сыр», чтобы раскусить коварство Кремля. На словах русские предлагали совместными усилиями строить мост, а на деле замышляли вырыть глубокую яму внутри альянса. Им, понятно, отказали в приеме. Иного решения и быть не могло. Объединялись в союз не для того, чтобы дружить с Советами.

Между тем коварство русских, как понял Джексон, состояло совсем в другом: отказав СССР, альянс грубо нарушил собственный, всячески декларируемый принцип «открытых дверей», чем сильно подорвал свое реноме. А Москва через год подписала Варшавский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с Болгарией, Венгрией, ГДР, Польшей и Румынией.

НАТО ощутил себя в Европе вне игры. Какие-то струны в едином инструменте войны и политики натянулись до предела и стали тоненько лопаться. Ноги становились холодными.

Внутренний кризис 1956 года оказался менее приятным. В октябре Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал, лишив Великобританию и Францию контроля над стратегическим водным путем, через который проходила большая часть их нефтяного импорта. Был срочно разработан план свержения Насера. Израиль должен вторгнуться на Синайский полуостров, а затем обратиться за помощью к Англии и Франции. Поддержка США предполагалась сама собой.

К изумлению Англии, главный ее союзник в НАТО сказал категорическое «нет». Дуайт Эйзенхауэр, дороживший репутацией защитника стран третьего мира, особенно тех, что купались в нефти, беззастенчиво наступил англичанам на хвост. И даже не извинился. Англия в конце концов умылась, а Францию в той ситуации вообще не заметили - пробежала мышкой, хвостиком махнула и в ужасе закатилась обратно на Елисейские Поля.

Спустя десять лет Шарль де Голль, не простивший американцам и англичанам национального унижения, объявил о выходе Франции из военной организации НАТО. Штаб-квартиру альянса пришлось перенести из Парижа в Брюссель. Прозвучал первый звонок, усиленный политической риторикой бравого Шарля: «Великая Франция не пойдет в кильватере англосаксов, а будет проводить свою особую, независимую политику!»

В 1974 году вспыхнул военный конфликт между членами НАТО Турцией и Грецией. Под предлогом защиты своих этнических братьев на Кипре Турция ввела туда воинский контингент, не спрашивая на то согласия союзников. Правительство Греции обратилось за помощью к тем же союзникам. Не получив ее, вышло из НАТО и вскоре пало. Кипр был разделен демаркационной линией. Греции сказали: если появится хвост, держи его пистолетом.

Военный союз считался общим для его членов, никто не обладал монополией на использование оборонного потенциала, но по сути был он неуправляемым, пока о нем не вспоминали США. Перспективы его, лучезарные или угасающие, размечались на картах Пентагона. В пределах этой стратегии Германия как была, так и оставалась страной, побежденной в войне, то есть фактически оккупированной американцами, и любые ее попытки реализовать свой потенциал в военно-политической сфере вызывали натягивание феодальной узды.

Великая Франция сражалась на виноградниках Шатильона, и, хотя круассаны на Монмартре по-прежнему восхитительны, мышка с Елисейских Полей ощущала пугливую застенчивость в брюссельской столице НАТО. Гордая Британия потащила за собой в НАТО эсминцы флота ее величества, малиновые береты, крепкий чай с молоком, виски «Баллантайн», колониальный загар, хорошо воспитанного Джорджа Робертсона, у жены которого холодные ноги, крикетный шар, раболепие Тони Блэра и мрачную решимость пережить естественную смерть мезальянса с наименьшими для Британии потерями.