Уна Макдональд - Повседневная жизнь британского парламента Страница 40

Глава седьмая

«Правительственный час» в Палате общин

Отводить ежедневно первый час работы парламента под устные вопросы к министрам — относительно новая традиция. В 1902 году премьер-министр Бальфур провел целую серию реформ парламентских заседаний, которые иногда пренебрежительно называли «железнодорожным расписанием». Впервые «правительственный час» был ограничен 40 минутами (сегодня почти час) и помещен в начало повестки дня.

Однако у традиции задавать министрам вопросы гораздо более длинная история. Впервые с вопросом к премьер-министру (тогда им был граф Сандерленд) обратился граф Каупер в 1721 году в палате лордов. Вопрос возник после того, как Компания Южных морей, обладавшая монополией на торговлю с южноамериканскими портами, лопнула как мыльный пузырь. С согласия парламента компания должна была выкупить государственный долг. Пользуясь своими привилегиями, она начала бы приносить акционерам огромные барыши, а правительство смогло бы списать большую часть государственного долга. Множество других «мыльных пузырей» было образовано с той же целью — приносить большую прибыль. Однако финансовая пирамида Компании Южных морей рухнула, вскрылось огромное мошенничество, и это дело поручили расследовать Тайному комитету. Руководители компании не должны были покидать страну во время проведения расследования, однако один из них, главный казначей Роберт Найт, бежал в Брюссель, где был арестован и заключен в тюрьму. Граф Каупер, один из немногих, кто не приобрел акций ни одного из «мыльных пузырей», потребовал в палате лордов экстрадиции Найта, которая в конечном счете состоялась. Таким образом, первый «правительственный час» в парламенте оказался настолько эффективным, что нынешняя оппозиция о таком может только мечтать. Его последствия зашли гораздо дальше перевода Найта в английскую тюрьму: косвенным образом они проложили Уолполу дорогу к креслу премьер-министра. Редко какой «правительственный час» имел с тех пор столь потрясающие результаты.

Вопросы к министрам стали обычным делом на протяжении XVIII столетия, однако им препятствовали правила, согласно которым депутаты могли высказываться только по какому-либо предложению и адресовать все свои замечания спикеру, вместо того чтобы свободно переговариваться с министрами через всю палату. Эти препятствия были не столь значительны в комитетах, поэтому в Комитете по ассигнованиям вопросы поднимали регулярно — в основном о расходах на войну, которую тогда вела Англия. К концу XVIII века «правительственный час» учредили даже на совместных заседаниях обеих палат. Лорд Норт, бывший тогда премьер-министром, сетовал, что с начала сессии он постоянно отвечает на вопросы — «девять раз» за 1774 год. Министры считали, что отвечать на «пустяковые и неуместные» вопросы членов парламента — пустая трата времени, отрывающая их от работы. Да и сегодня министры, недолюбливающие «министерии» (так их назвал Джеральд Кауфман), придерживаются той же точки зрения.

К 1783 году вопросы стали воспринимать как нечто само собой разумеющееся: спикер Корнуоллис провозгласил, что, «по его мнению, у каждого депутата есть право задать вопрос министру или ответственному лицу, а это лицо имеет право отвечать или не отвечать, как сочтет нужным». Однако вопросы не стали пунктом ежедневной повестки дня или даже частью еженедельной рутинной работы парламента, их задавали без предупреждения, когда возникала какая-нибудь важная политическая проблема. По делам личного характера они никогда не задавались, хотя петиции все еще были единственным способом вынести на рассмотрение парламента личные обиды.

«Правительственный час» утвердился в XIX веке после реформы 1832 года. С 1835 года для того чтобы задать вопрос, следовало подать заявку; впервые вопросы были сгруппированы и выставлены отдельным списком в повестке дня 27 апреля 1869 года. Странное дело: только в 1880 году кто-то, в данном случае один рядовой депутат, подумал о том, что зачитывание вопросов — пустая трата времени: однажды палата потратила два часа на то, чтобы выслушать формулировку вопросов. С тех пор депутаты попросту называли порядковый номер вопроса, как делается и теперь. В начале XIX века вопросы задавали, невзирая на то, имеет ли это смысл и находится ли соответствующий министр в палате; например, «Миррор оф Парламент» пишет: «Г-н Кохрэн, завидев благородного лорда статс-секретаря по иностранным делам на своем месте во время вопросов, что тогда было редким зрелищем…» С 1865 года члены правительства обязаны сидеть на своих местах на передней скамье, чтобы отвечать на вопросы, и оставаться там, пока все вопросы не будут заданы. Правда, министры уходили от ответа, если только могли; например, Бальфур, будучи главным секретарем по делам Ирландии, не ответил почти ни на один вопрос: он либо отсутствовал в палате, либо попросту отказывался отвечать.

Министры отвечали на вопросы более безграмотно, небрежно, а возможно, и более искренне, чем сегодня казалось бы разумным. Например, 12 марта 1840 года лорда Джона Расселла, статс-секретаря по делам колоний, спросили, есть ли хоть крупица правды в сообщении о том, что Британия находится в состоянии войны с Китаем. Расселл ответил, что «официальной информации об объявлении войны Китаю» не поступало, хотя война, которая будет иметь долгие и важные последствия для Британии, на самом деле уже велась какое-то время. А ответ наподобие того, какой дал Пальмерстон Дизраэли в 1856 году, теперь вряд ли кому-нибудь сошел бы с рук Дизраэли, извинившись, что не подал заявку на свой вопрос, спросил, подписан ли предварительный мирный договор в Париже (после Крымской войны). Пальмерстон сказал, что «никакого договора подписано не было, имеются только предварительные условия мира». Дизраэли тут же спросил, когда это случилось, на что Пальмерстон бодро ответил: «Где-то на прошлой неделе. Точный день я запамятовал, но совсем недавно».

В конце XIX века «правительственный час» стал набирать популярность, особенно когда разрешили задавать дополнительные вопросы, приводившие министров в замешательство; им редко удавалось вырваться до шести вечера. В это время устраивали получасовой перерыв, известный как «удар спикера», и лидеры обеих половин палаты не любили выступать после этого, с 7 до 10 вечера, потому что многие депутаты отправлялись ужинать. К 1901 году вопросы к правительству занимали по времени 15 восьмичасовых парламентских дней за сессию; именно в связи с этим Бальфур предпринял свою реформу в следующем году. Быстрые перемены наступили после того, как правительство взяло в 1880-е годы под свой контроль распорядок работы парламента. В результате реформ вопросы к министрам стали одним из немногих орудий на вооружении отдельных членов парламента; их перестали ограничивать по времени и отвели под них начало дня, бросив тем самым подачку «заднескамеечникам». Настоящая оценка этого вида деятельности содержится в служебной записке главного правительственного «хлыста», поданной, когда премьер-министр решал, какие реформы провести в палате в 1902 году. Парламентский координатор полагал, что заседания в палате общин должны начинаться в два часа дня, а «правительственный час» — в 14.15, чтобы «практикующие адвокаты и служащие из Сити могли исполнять свои обязанности в палате практически сразу с того момента, как начнется настоящее дело».

Реформы Бальфура проложили дорогу к созданию «правительственного часа» в его нынешнем виде, хотя с тех пор были сделаны кое-какие усовершенствования. Устные вопросы задаются примерно с 14.35 до

15.30, и депутаты должны уведомлять о том, какие вопросы они намереваются задать. Вопросы пишут на желтом бланке, который можно взять в библиотеке или в разных конторах по всей палате, и подают их за две недели до намеченного дня в контору младших клерков. В день подачи, до 16.00, нужно убедиться, что формуляр заполнен правильно. В этом случае из формуляров составляют «четырехчасовую кучку» и вытаскивают из нее вопросы наугад, чтобы определить, в каком порядке они будут заданы две недели спустя; само собой, у вопросов, стоящих первыми в повестке дня (обычно первых 16), больше шансов прозвучать. На остальные вопросы дается письменный ответ в официальном отчете о заседаниях парламента. Существует установленный распорядок, чтобы все правительственные департаменты по очереди отвечали на вопросы депутатов хотя бы раз в месяц. Собственно говоря, министры не обязаны отвечать на вопросы, хотя министерская команда всегда дожидается устных вопросов, даже если какой-либо из ее членов в этот момент находится на заседании совета министров или на собрании Всемирного банка. Если бы отсутствовали все представители министерства, это было бы поразительно. Если ведущий представитель министерства не присутствует в парламенте и палата не сочтет причину его отсутствия уважительной, это может вызвать пересуды. Однажды министр финансов Лоусон пропустил «правительственный час», поскольку выступал в Сити, но это не сочли уважительной причиной. И уж тем более недопустимой для министров считается бальфуровская манера манкировать заседаниями. Однако они не отвечают на вопросы, касающиеся некоторых аспектов безопасности и обороны, а также коммерческой информации, считающейся конфиденциальной, и не предоставляют никаких сведений по поводу государственных служащих.