Ганс-Петер Мартин - Западня глобализации: атака на процветание и демократию Страница 44

Евроазиатским аналогом Мексики является Турция. В надежде на ускорение модернизации правительство в Анкаре заключило с ЕС договор о таможенном союзе, вступивший в силу в начале 1996 года. Турецкие промышленники ожидали, что за этим последует увеличение объема экспорта в Евросоюз. Однако модернизаторы на побережье Босфора, как и их мексиканские коллеги, далеко не в полной мере оценили последствия открытой экономики для своих внутренних рынков. Теперь, когда товары со всего мира могут экспортироваться в Турцию на условиях ЕС, страну наводнила дешевая зарубежная продукция. Всего через полгода Турция стала испытывать изрядный дефицит торгового баланса. Действительно, экспорт вырос на 10%, но импорт подскочил на 30. Опасаясь за валютные резервы страны, новое правительство, лидирующее положение в котором занимает исламистская Партия всеобщего благоденствия, немедленно ввело импортные пошлины в размере 6%. Таможенный договор с ЕС разрешает защитные меры такого рода, но действовать они могут не более 200 дней. Турция попала в западню[275].

И вновь приходится констатировать, что без защитных мер результат присоединения полной радужных надежд, но не располагающей значительным капиталом развивающейся страны к зоне свободной торговли высокоразвитых индустриальных стран, скорее отрицательный, нежели положительный. Это, конечно, далеко не новость. В отличие от преданных идее неолиберализма европейцев и американцев многие правители беднейших стран мира поняли это много лет тому назад и выбрали куда более разумный путь к процветанию.

Иностранцам уже давно нравится приезжать на Пинанг. В прошлом веке британские колонизаторы, привлеченные морским климатом и плодородной почвой этого острова у западного побережья Таиланда и Малайзии, создали здесь свой опорный пункт. Ныне, как и в былые времена, в административном центре одноименного штата, Джорджтауне, царит большое оживление. Туристические достопримечательности и торговля фруктами с плантаций больше не привлекают жителей дальних стран, но поток светлокожих визитеров из Японии, Европы и США, теснящихся у ленты транспортера в ожидании багажа в зале прилета местного аэропорта, не убывает. Новая притягательная сила Пинанга — его промышленная зона. Огромные рекламные щиты Texas Instruments, Hitachi, Intel, Seagate и Hewlett-Packard сообщают, что все крупные электронные корпорации сочли необходимым создать здесь свои производственные площади. Жители Малайзии гордо называют свой бывший курорт «Силиконовым островом». Его фабрики превратили эту страну Юго-Восточной Азии в крупнейшего в мире экспортера полупроводниковой продукции и в настоящее время обеспечивают работой 300 000 человек.

Пинанг — лишь один из множества поразительных признаков той экономической революции, которую вот уже 25 лет переживает эта бывшая аграрная страна, давно не относящаяся к категории развивающихся. С 1970 года ее экономика росла в среднем на 7–8% в год, а объем промышленного производства — более чем на 10. Сегодня уже не 5, а 25% работающего населения занято в промышленности, на долю которой приходится треть совокупного продукта Малайзии. В период с 1987 по 1995 год доход на душу населения этой 20-миллионной страны удвоился, достигнув 4000 долл. в год. Ожидается, что к 2020 году он возрастет в пять раз и достигнет уровня Соединенных Штатов[276].

Во впечатляющей погоне за процветанием участвует не только Малайзия. Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг, которых прежде называли азиатскими «тиграми», достигли уровня Малайзии на пять-десять лет раньше нее. Последними прорыв совершили Таиланд, Индонезия и южные регионы Китая, и теперь они, так называемые «драконы», демонстрируют аналогичные достижения. Экономисты и промышленники всего мира поют дифирамбы чуду азиатской экономической модели, живому примеру того, как рынок обеспечивает выход из нищеты и отсталости. Однако у азиатского бума мало общего с laissez-faire[277] капитализмом большинства стран ОЭСР. Все без исключения растущие экономики Дальнего Востока применили стратегию, от которой Запад в конце концов отказался, — широкомасштабное вмешательство государства на всех уровнях экономической деятельности. Вместо того чтобы позволить вести себя, как ягнят, на бойню международной конкуренции, как это сделала Мексика, драконы управляемого государством экономического строительства разработали богатый инструментарий, с помощью которого они держат развитие под контролем. Интеграция в мировой — рынок для них не цель, а средство, которым они пользуются осторожно и по зрелом размышлении.

Во всех быстрорастущих экономиках Азии степень открытости внешнему миру подчиняется принципу авианосца, изобретенному японцами. Высокие пошлины в сочетании с техническими требованиями блокируют импорт во всех отраслях экономики, где, по мнению планировщиков, фирмы их страны слишком слабы, чтобы противостоять международной конкуренции, и где они хотят защитить существующие уровни занятости. И наоборот, правительства и органы государственной власти поддерживают экспортное производство всеми средствами — от налоговых скидок до бесплатного предоставления инфраструктуры. Важным элементом данной стратегии является манипулирование обменным курсом. Все азиатские страны копируют эту японскую модель и с помощью интервенций центрального банка искусственно поддерживают курс своей валюты на уровне, более низком, чем это соответствует реальной покупательной способности внутри страны. При этом, в соответствии с официальными обменными курсами, заработки в Юго-Восточной Азии в среднем составляют одну сороковую от того, что получают жители Западной Европы, но при сопоставлении покупательных способностей они эквивалентны одной восьмой[278].

Инженеры азиатского роста не вмешиваются только в потоки краткосрочного капитала на финансовых рынках; прямые инвестиции транснациональных корпораций также подчиняются определенным условиям. Малайзия, к примеру, систематически организует включение своих государственных и частных фирм в отделения иностранных компаний, тем самым добиваясь того, что все большее число местных работников осваивает ноу-хау, применяемые на мировом рынке. Для повышения общего профессионального уровня населения правительства всех этих стран вкладывают значительную часть бюджета в создание эффективной системы образования.

Там, где этого недостаточно, передача технологий обеспечивается дополнительными лицензионными и патентными соглашениями. Требования относительно доли местных предпринимателей в производстве для мирового рынка гарантируют, что значительная часть прибылей остается в стране и вкладывается в развитие национальных компаний. Так, наиболее выгодным по соотношению цена/качество автомобилем в Малайзии является «протон», который выпускается при участии Mitsubishi, но на 70% изготавливается внутри страны. Невзирая на протесты автомобильных корпораций стран ОЭСР, той же стратегии в сотрудничестве с двумя южнокорейскими фирмами придерживается Индонезия. Все эти начинания направлены на достижение общего результата: правительства сохраняют экономический суверенитет и следят за тем, чтобы и местный, и иностранный капиталы служили определенным политическим целям. Тех, кто не сотрудничает, выставляют за дверь[279].

Успех азиатских планировщиков подтверждает их правоту. Почти все ныне переживающие экономический бум государства Восточной Азии начинали, как Мексика, в качестве звеньев в цепи поставщиков, управляемой мировыми корпорациями. Однако руководители их правительственных органов никогда не забывали о необходимости защищать национальную экономику и ее рост, финансируя его за счет экспорта продукции местных отделений транснационалов. Постепенно они создали свои собственные крупные корпорации, наполовину государственные и наполовину приватизированные, которые теперь выходят на мировой рынок самостоятельно. Мощные «чаебол», конгломераты вроде Hyundai или Samsung, каждый из которых имеет по нескольку отделений, выпускающих, в зависимости от специализации, автомобили, компьютеры или суда, есть не только у Южной Кореи. Даже у Малайзии с ее сравнительно небольшим населением в 20 миллионов уже есть б собственных мультинационалов. Самый большой из них, Sime Darby, имеет 200 дочерних фирм в 21 стране, где работают 50 000 человек. По размеру собственного капитала он уже превосходит, например, крупнейшую азиатскую авиакомпанию Singapore Airlines.

Следовательно, глобализация мировой экономики вовсе не подчиняется какому-то единственному, универсальному принципу. В то время как давние центры процветания призывают к невмешательству со стороны государства и расширению сферы приложения рыночных механизмов, страны, переживающие экономический рост только сейчас, поступают как раз наоборот. Те же корпоративные стратеги, что в Америке или Германии бесцеремонно отвергают всякое государственное вмешательство в свои инвестиционные проекты, в Азии с готовностью предоставляют инвестиции в миллиарды долл. на условиях, диктуемых государственными бюрократами, которые безбоязненно называют свою работу централизованным экономическим планированием. Предстоящие доходы от двузначного роста сметают прочь все идеологические предубеждения.