Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем Страница 48

Хотя при Дэне Сяопине авторитет коммунистической партии упал, ее лидеры не собирались отказываться от руководящей роли партии. Элиты должны были заявить о верности четырем основным идеологическим принципам: социалистической модернизации, руководящей роли КПК, демократической диктатуре народа, марксизму–ленинизму и маоизму. Озабоченная сохранением идеологической чистоты перед лицом опасности «духовной поллюции» и «буржуазной либерализации», КПК определяла стратегии достижения идеологических целей и поднимала массы на социалистическую модернизацию. Между партийной деятельностью и государственными функциями не было четкого разделения. Различия между общими направлениями политики и партийными рекомендациями также оставались размытыми. В условиях подобной ролевой неопределенности КПК продолжала назначать правительственных чиновников, осуществлять контроль за государственными предприятиями и обеспечивать идеологическую чистоту в системе образования. Таким образом, даже с развитием рыночных механизмов четкой дифференциации между государством и обществом не произошло. Китайские партийно–государственные элиты продолжали утверждать свое господство над социальными группами. Вместе с тем индивиды получили большую свободу, так, например, им было разрешено выезжать за рубеж, переселяться из сельских местностей в города, дано право на вертикальную мобильность, пользование различными источниками информации и покупку потребительских товаров. Однако политические репрессии продолжались, порождая массовый цинизм, апатию и разочарование в идеологических посулах.

В 80–е годы между технократическими лидерами и разочарованным городским населением стали возникать трения. Главные политические решения принимались с участием экспертов: правительственных чиновников, партийной бюрократии, ученых, преподавателей, экономистов, инженеров, управляющих предприятий, плановиков, архитекторов и специалистов в области кибернетики. В целях стимулирования технологических инноваций это коллегиальное руководство стремилось к большему плюрализму в этом процессе. Но вместе с рассредоточением власти пришла коррупция. Партийно–государственная бюрократия воспользовалась своим контролем над огромными ресурсами, чтобы в обмен на экономические привилегии получить политическую поддержку. Взяточничество, вымогательство и коррупция расцвели с большей силой, чем при Мао. «Железная плошка риса» не могла обеспечить экономическую безопасность; государство уже не гарантировало занятость, повышение зарплаты и щедрые пенсии для городских рабочих. Политические элиты утрачивали легитимность. Политика лидеров КПК вызывала массовую апатию, цинизм и презрение.

При Дэн Сяопине политический процесс отличался прагматизмом. Целесообразность взяла верх над приверженностью идеологическим целям. Он заставлял экспертов находить эффективные средства и «искать истину в фактах». По его мнению, неважно, черна кошка или бела, важно, что она ловит мышей. Мао, «большой дракон», видел в хаосе стимул к преобразующим изменениям. Дэн, «малый дракон», считал обязательным соблюдение процедурной стабильности во время экономической модернизации. Он вел себя не столько как харизматический герой, сколько как арбитр, периодически говорящий «брек» многочисленным, сменяющим друг друга фракциям с разными идеологическими воззрениями, политическими предпочтениями, региональными интересами, личной лояльностью и возрастными особенностями. Коалиции складывались и распадались. Когда верховной власти угрожали экономические и политические кризисы, часто происходило изменение политического курса.

Один из кризисов возник в конце 80–х годов, когда союз горожан — студентов, интеллигенции, частных предпринимателей и фабричных рабочих — попытался усилить в китайской политической системе согласительные черты. Студенты пекинских университетов желали расширения гражданских свобод, таких, как закрепленное законом право на демонстрации, создание независимых студенческих организаций, возможность доступа к ведущим партийно–государственным лидерам, средствам массовой информации и большая открытость политической системы, допускающей непосредственное участие в политике. Студенческие демонстрации стали выражением презрения к политическим властям и негодования по поводу их коррумпированности и склонности к репрессиям. Для студентов «цвет кошки не имел значения: главное — хорошая это кошка или плохая». Сторонники конфуцианского идеала просвещенного правления, интеллектуалы настаивали на расширении гражданских свобод, увеличении профессиональной автономности и назначении на должность в соответствии с личными заслугами. Стремясь к получению прибылей и большей экономической свободе, независимые предприниматели не хотели следовать партийно–государственным директивам и давать взятки. Городские рабочие протестовали против роста инфляции, снижения зарплат, увеличения безработицы, неудовлетворительного обеспечения жильем, неравенства в доходах и коррупции в рядах чиновничества. Партийные кадры и правительственные чиновники занимались вымогательством и брали взятки. От их произвола зависели получение квартиры, право на выезд из страны и получение работы.

Распад КПК и разобщенность правительства создали структурные условия, при которых интеллигенция, студенты и рабочие начали мирные акции протеста. Демонстрации, митинги, голодные забастовки, всеобщие забастовки и классовые бойкоты стали обычными явлениями. Представители рабочих отдельных предприятий организовывали самостоятельные союзы: «группы поддержки», «отряды пикетирующих» и «отряды смертников». Имеющие мотоциклы владельцы собственных фирм носились по улицам Пекина и назывались бригадами «летучих тигров».

Опасаясь активности масс и потери государственного контроля, китайские политики не стали искать мирного пути. Под руководством Дэн Сяопина, президента Ян Шанкуня и их сторонников правительство объявило военное положение. Вместо того чтобы перейти на сторону оппозиции, войска Народно–освободительной армии в июне 1989 г. расстреляли мирную демонстрацию на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Несмотря на то, что некоторые из руководителей министерства иностранных дел, средств массовой информации и научно–исследовательских институтов, а также некоторые члены Всекитайского собрания народных представителей поддерживали демонстрантов, господствующая элита отвергала идеологический плюрализм. Они называли диссидентски настроенных студентов хулиганами, головорезами, преступными контрреволюционерами–заговорщиками, изменниками, духовными осквернителями и буржуазными либералами. Несмотря на структурный кризис и спад легитимности, ни разобщенность правящих кругов, ни активность масс не привели к созданию согласительной системы. Государственные репрессивные органы — Народно–освободительная армия, народная вооруженная милиция и аппарат сил безопасности — подавили оппозицию действующему бюрократическому авторитарному режиму. Партийные органы запретили любые стихийные выступления студентов, интеллигенции и рабочих. КПК усилила требование идеологической правоверности в вооруженных силах, учебных заведениях и средствах массовой информации. Членов партии преклонного возраста, ветеранов «Великого похода», бывших на пенсии, вернули на должности главных советников. Но как ни была господствующая герантократия верна идеям китайской разновидности социализма — «социалистической товарной экономики», соединяющей в себе государственное планирование с рыночными механизмами, — она не стремилась к более демократичной согласительной политической системе[130]. Как и в прошлом военная сила взяла верх над строем, основанным на гражданских добродетелях.

Вьетнам

Не только в Китае, но и во Вьетнаме элитистская мобилизационная система превратилась в 80–е годы в бюрократический авторитарный режим. Вьетнамская мобилизационная система распалась, так как не смогла приспособиться к условиям мирного времени. После завершения 20–летней войны (1955—1975) за воссоединение нации, войны с Красными кхмерами (1977—1980) и борьбы против нападений китайской армии на северные границы Вьетнама (1979) руководство Коммунистической партии Вьетнама (КПВ) и его сторонники не имели политических ресурсов. Мобилизовать массы на войну оказалось проще, чем на послевоенное восстановление разрушенного хозяйства и модернизацию экономики. Государственные репрессии привели к неподчинению директивам центральных партийных органов. Из–за установленных правительством низких закупочных цен крестьяне отказывались поставлять зерно государству. Центральное правительство Вьетнама было не таким сильным, как китайское. В бедных, промышленно неразвитых районах преобладало натуральное хозяйство, центральные плановые органы не имели средств вывести экономику из застоя. Поэтому партийно–государственные круги взяли на вооружение более плюралистские, менее централизованные стратегии, способствующие нововведениям и одновременно позволяющие бюрократам сохранять руководящую роль в принятии экономических решений. Они боролись за превращение Вьетнама из поля битвы в рыночную площадь.